На собеседование Инна отправилась в самом приподнятом настроении. На всякий случай она даже диплом об окончании университета по специальности «Архитектор» захватила, хоть и слабо представляла, зачем он ей может понадобиться. Зная о вечных пробках в центре города, она вышла за полтора часа до назначенного времени, и теперь радовалась своей предусмотрительности. Набитый битком автобус застрял на развязке – спасибо ДепТрансу и их гениальным решениям, – и Инна чувствовала, как легкая белая блузка начинает прилипать к спине.
Когда автобус наконец-то довез ее до нужной остановки, Инна чувствовала себя так, словно ее постирали в машинке с максимальным числом оборотов. Блузка окончательно прилипла к спине и была противно-влажной, темно-синяя юбка до колен измялась – можно было только похвалить себя, что не стала краситься. Инна шумно выдохнула и покрутила головой, приходя в себя. Поправив очки, она поудобней перехватила сумку и зашагала к длинной стеклянной многоэтажке возле набережной. Содрогнувшись при виде лифта со стеклянным полом, Инна поднялась по лестнице на четвертый этаж и, в последний раз оправив одежду, постучала в дверь с номерком 412.
– Проходите! – раздался вчерашний голос – правда, звучал он как-то гулко и далеко, словно его обладатель стоял на другом конце длинного коридора. Пожав плечами – «Акустика!», Инна смело шагнула в офис.
Выглядел он… средненько. Стены, выкрашенные белой краской, казались неприлично голыми: ни картин, ни плакатов, ни даже каких-то грамот о том, какие все молодцы, ни одного фикуса или хотя бы чахлого кактуса на подоконнике. В центре буквой П стояли три стола, тоже абсолютно пустые, и только на четвертом столе – у стены – темнел монитор компьютера. «Ну точно, разводилово, – Инна слегка поджала губы, прощаясь с мечтой о приличной работе. – Надо поворачиваться и уходить, пока не…»
– Извините, непредвиденная накладка, – из белой и практически сливающейся со стеной двери шагнул мужчина, и брови Инны поползли вверх. Она не обратила внимания на его лицо, потому что все затмевала рубашка. Пронзительно-голубого цвета, с принтом из разноцветных туканов и попугаев ара, она казалась взрывом красок в этом стерильном помещении. – Вы по объявлению, да? Вчера мы с вами говорили?
– А?.. Ага, то есть, да, – Инна заморгала и слегка пришла в себя, с трудом отводя взгляд от туканов и попугаев. Она не умела определять возраст на глаз, и искренне восхищалась людьми, которые этим даром обладали, так что все, что она могла сказать о своем теоретическом работодателе, так это что ему точно было больше восемнадцати и меньше сорока лет. Умеренно-короткие каштановые волосы, карие глаза, выбритое лицо… и рубашка! Чертова рубашка по прежнему взрывала ее мозг, и Инна поборола желание зажмуриться. – У вас какой-то новостной портал, да?
– Ну, что-то вроде, – кивнул мужчина, протягивая ей руку. – Константин Костин.
– Да вы гоните, – вырвалось у Инны и она прикусила язык. Может, не зря бабушка вечно ворчала, что ей Господь ума пожалел, зато дурости щедро отсыпал? Мужчина – ну, ладно, Константин Костин, улыбнулся, дурашливо разводя руками:
– И в мыслях не было. Все вопросы к моим родителям.
– Значит, ваш сайт, он о чем? – Инна попыталась вернуться к деловому разговору и рабочему настрою, и Константин, посерьезнев, подошел к столу с компьютером и слегка повернул к ней монитор:
– Вот.
Инна уставилась на открытый сайт, понимая, что точно вляпалась, и этот любитель туканов и попугаев на самом деле либо псих, либо наркоман. Либо все сразу.
– «ПереКовая магия»? – слабым голосом уточнила она, и Константин с улыбкой кивнул:
– Ну да. За передовую магию! С буквой «К».
Инна натянуто улыбнулась в ответ, осознавая, что находится в замкнутом помещении с незнакомым и явно ненормальным человеком.
– В основном тексты пишу я, иногда публикуем письма подписчиков, – продолжил Константин, не замечая ее состояния и щелкая посылкам на сайте. – От вас потребуется проверить посты на грамотность, опечатки, еще и запятые эти, я со школы вечно в них путаюсь…
Инна мелко закивала, осторожно пятясь к двери.
– Знаете, я тут поняла, что не подхожу к этой работе, – сказала она, стараясь не делать резких движений. – В слове из трех букв сделаю пять ошибок, запятые вообще не ставлю…
Константин поднял голову, приветливо улыбаясь ей:
– А мне кажется, что это место как раз для вас, – возразил он, и Инна не выдержала. Рванув дверь на себя, она пулей пролетела к лестнице, стараясь оказаться как можно дальше от этого психа.
Скорость она сбавила только на остановке, и бессильно плюхнулась на скамеечку, пытаясь отдышаться. Вот не зря, не зря ей интуиция шептала, что настолько хорошие предложения не могут быть настоящими. «За передовую магию с буквой К… Охренеть можно!» – Инна передернула плечами, стряхивая воспоминания об этом психе, и слегка наклонилась вперед, высматривая автобус. По дороге, не считая машин, ехал только медленный троллейбус, да еще и не подходящего маршрута, и она снова привалилась спиной к толстому стеклу остановки.
Сердце, колотившееся в горле после спринтерского забега, вернулось на свое место, и Инна глубоко вздохнула запах свежих слоек из ларька у остановки. Убедившись, что автобуса так и не видно, она купила себе еще горячую слойку с малиной и стаканчик растворимого кофе. Настроение, испорченное дурацким недо-собеседованием, медленно поползло наверх. В конце концов, куда ей торопиться? Как минимум до конца августа у нее есть работа: да, не самая престижная, не самая прибыльная, но надежная и стабильная. И, опять же, практически под домом, полчаса медленным шагом – это не расстояние. Зато можно совместить с какими-нибудь курсами, или в конце концов просто отдохнуть! Лето же!
Когда подошел автобус, Инна уже раздумала возвращаться домой. Слойка и кофе благотворно сказались на нервах, и она неторопливо двинулась к набережной. Воздух пах морем и сладкой ватой, пронзительные голоса зазывал на морские экскурсии сливались с чаячьими воплями, на круглой площади в центре набережной носились на скейтах и самокатах одуревшие от свободы школьники. Инна шла, наслаждаясь каждой секундой, чувствуя какое-то зашкаливающее, невозможное счастье. С другого конца набережной доносилась музыка, и она слегка ускорила шаг, почти расталкивая ногами ленивых сизых голубей, которые обнаглели настолько, что даже не пытались взлететь.
Уличные музыканты играли песни проверенные годами, если не сказать десятилетиями, и Инна с удовольствием спела вместе со всеми кто был на набережной «Фантома» и «Я свободен!». Люди подходили и уходили, привлеченные знакомыми с детства песнями, один раз ее кто-то толкнул, но когда Инна возмущенно обернулась, то никого не увидела.
– Темный мрачный коридор… – хрипло затянул музыкант, и Инна забыла о произошедшем. Ну врезался кто-то, и что с того, она же не хрустальная ночная ваза…
– Чьих невольница ты идей, зачем тебе охотиться на людей! – несмотря на то, что голос у певца уже окончательно сел, слушателям было все равно. «Куклу колдуна» орали все вместе, слаженнее, чем на концерте, и Инна пела, не задумываясь о том, попадает она в ноты или нет, а просто наслаждаясь момен…
В голове словно что-то хлопнуло, и в ушах тонко зазвенело. По телу прокатился тошнотворный озноб, и Инна замолчала, торопливо выбираясь из толпы. Слойка, что ли, неудачная попалась?.. Тошнота схлынула так же быстро, как появилась, но слабость осталась. Инна потерла ладони, пытаясь их согреть, но они оставались липкими и холодными, как дохлые лягушки. Люди, не обращая на нее внимания, продолжали петь, фальшивя и сбиваясь с ритма, и она поморщилась, отворачиваясь от толпы. Все хорошее настроение исчезло без следа, и сейчас Инна чувствовала себя перегоревшей лампочкой в гирлянде.
В глаза бросилось разноцветное пятно, и ее снова пробрало дрожью – только вот на этот раз слойка точно была невиновата. Она узнала эту кошмарную рубашку с туканами, и ноги стали противно мягкими, будто вареная лапша. Константин Костин стоял к ней спиной, но в любой миг мог повернуться и… И что?
«Спокойно, сейчас белый день, кругом люди, я в безопасности, – твердила себе Инна, осторожно лавируя в толпе. – Он меня не увидит, а если и увидит, то не обратит внимания, все будет хорошо!»
Ее шатнуло, и, чтобы не упасть, Инна машинально схватилась за какого-то мужика – тот, не глядя, брезгливо стряхнул ее ладонь с локтя, словно какое-то насекомое.
Да если меня убивать будут – тут никто и не шелохнется
Мысль была противной и липкой, и расползлась в голове, как плесень. Инна зашагала вперед, уже не волнуясь, увидит ее этот туканистый псих или нет. Кто она такая, чтобы ее бросились защищать? Красавица? Нет. Надежда человечества, гений созидательной мысли? Тоже нет. Она никто, пустое место. Как же, продавщица в зоомагазине, в котором и двум людям развернуться трудно… Умри она – и невелика потеря.
Невелика потеря.
И правда ведь, невелика.
Инна шагала вперед, не обращая внимания на людей, которые были вынуждены обходить ее, и каждое пренебрежительное цоканье, еле слышное ворчание и косые взгляды падали в желудок холодными камнями.
Всем мешаешь.
На поверхности моря колыхался мусор, чайки верещали, как резаные, и их крики ввинчивались в голову, вызывая глухое раздражение, граничащее с ненавистью. Инна резко свернула в сторону остановки, проходя мимо фонтанов («Больше фонтанов богу фонтанов! Нахрен они вообще нужны?..»), мимо ларьков с сувенирами («Дешевый мусор, который сломается через пять минут после покупки, кушайте, дорогие туристы, не обляпайтесь…»), мимо летнего театра, где пели какие-то старушки… Даже у них жизнь была куда содержательней, чем у нее. Архитекторша недоделанная… Инна перешла дорогу, не обращая внимания на гудящие машины и визги тормозов – сами виноваты, она по «зебре» идет.
Она медленно поднималась по широкой лестнице, ведущей к очередному памятнику Ленину, зная, что за памятником, если пройти чуть-чуть дальше, удобная дорога, по которой часто ездят с превышением скорости. Совсем немного осталось… Позеленевший от времени памятник остался позади, до слуха донесся шум мотора, и Инна ускорила шаг. Еще, еще немного…
Кто-то схватил ее за руку, дернув назад. Вишневая Ауди, пролетела мимо, возмущенно просигналив, а Инна с обидой уставилась на асфальт. Она так хотела просто исчезнуть, просто выключиться из мира…
По спине словно хлестнули раскаленным шнуром, и Инна взвизгнула, резко оборачиваясь. Глазам сразу стало больно от туканов и попугаев, но все-таки на улице эта пестрота смотрелась не так убойно, как в офисе.
– Ты совсем больной, да? – крикнула она, пытаясь вырвать руку из его пальцев и, одновременно ощупать свою спину. – Ты чем меня приложил, вообще поехавший?!
Константин вместо ответа поднял руку, держа в пальцах…
– Фу, блин, убери эту дрянь! – Инна отшатнулась, глядя на огромную, с мужскую ладонь, многоножку, извивающуюся в его пальцах.
– Так ты ее все-таки видишь? – обрадовался псих, и Инна окончательно рассвирепела:
– Да! Я что, по-твоему, слепая? Ты что, меня этой мерзостью ударил?
– Я ее с тебя снял, – Константин бросил многоножку на асфальт и с силой наступил на нее. Инна, сглотнув, отвернулась – слойка и кофе снова попросились наружу. В голове потихоньку прояснялось, а мерзкий, сводящий с ума писк в ушах наконец-то смолк. Инна осторожно потрогала себя за лоб, подняла руки к глазам – псих ее наконец-то отпустил, – пытаясь понять: какого черта с ней только что было? Она что, реально собиралась прыгать под машину?
– Ты с кем-то обнималась? – спросил Константин, и Инна медленно перевела взгляд на него, мысленно прикидывая, куда бежать, чтобы оказаться подальше от этого извращенца. – Извини. Спрошу иначе: тебя никто не хлопал по плечу или по спине?
– Нет, – быстро ответила Инна, запоздало припомнив, что все-таки да. – То есть, да. Не знаю, я в толпе стояла, меня кто-то толкнул.
– Ясно, – Константин, вздохнув, шагнул назад, и Инна уставилась на асфальт – вместо раздавленной многоножки там виднелся нарисованный чем-то черным значок, похожий на какой-то иероглиф.
– Это что за хрень? – вырвалось у нее, и Константин со смешком ответил:
– Передовая магия.