- Всеволод Алексеевич, вы не можете отказаться от участия…
- В смысле «не могу»?
Он специально громкую связь включил, чтобы Сашка разговор слышала. Мол, чтоб потом не говорила, что он за её спиной договорился, а её перед фактом ставит. Однако Сашка и так всё прекрасно слышит, она же рядом лежит, пытается книжку читать. Книжка не лезет совершенно. Ей вообще хочется спать, потому что за прошедшую ночь она спала от силы часа два, и те с перерывами. У Всеволода Алексеевича случилось всё и сразу: вечером он тяжело дышал, долго не мог уснуть, в итоге кололи лекарства от астмы, среди ночи резко поднялся сахар, и дозатор инсулина разбудил их тревожным писком. Сахар приводили в норму часа два, после чего Сашка уже боялась засыпать. Посидела с Тумановым, пока он не задремал, потом ушла на кухню готовить завтрак и заодно обед, отмывать плиту и просто пить чай, не забывая время от времени заглядывать в спальню и проверять сокровище.
Ничего удивительного, что сразу после завтрака они оба вернулись в постель: Всеволод Алексеевич с планшетом, Сашка с книжкой и планами доспать. Телефон зазвонил как всегда невовремя.
- Так почему я должен, объясните мне? Ну и что? Да хоть Министр культуры. России, я имею в виду, а не вашего замечательного края. Сколько? Кхм… Щедро…
Сашка только головой качает. Они же, предполагаемые заказчики выступления, его не видят сейчас. Бледный с недосыпу, под глазами глубокие тени, волосы сильно отросли и рассыпаются в разные стороны. В очках и с двухдневной щетиной – не было утром сил ещё и бриться. Вот сейчас только ехать куда-нибудь и выступать, ага.
Но Сашка молчит, хотя услышала и предложение организаторов, и щедрую сумму, и искорку интереса в замученном голосе Туманова. Пусть сам решает, она уже устала бороться. И ещё неясно, стоит ли. Да, он тратит слишком много сил, но и откуда-то берёт эти силы, когда впереди маячит поездка и выступление. А когда ничего не маячит, он или на диване в зале тюленит, или вообще в спальне в кровати. И ему чаще нездоровится, и настроения нет что-то делать.
- Я подумаю, перезвоните мне через… Да? Ну хорошо, мы будем. Размещение и сопровождение на двоих. Александра Тамарина. Вам какая разница, кто она? А, по тендеру провести. Ну пишите, что директор.
- Какой быстрый карьерный рост, - хмыкает Сашка, когда он откладывает телефон. – И куда едем?
- В один прекрасный трудовой город, - сценическим голосом начинает Туманов, ухмыляясь.
- Где живут самые красивые девушки на свете, - в тон ему продолжает традиционную речь Сашка. – Что надо делать за столь щедрый гонорар?
- Появиться в финале конкурса, раздать дипломы, назвать победителей и спеть несколько песен в завершении фестиваля. Дел минут на сорок. Ну дорога, переночевать придётся.
- Конечно придётся! Вы же не собираетесь одним днём ехать, спать в самолёте.
- Раньше и не такое бывало, - хмыкает Туманов, но ловит её серьёзный взгляд и качает головой. – Не собираюсь, Сашенька. Пошли собирать чемоданы.
- Да успеется, давайте поспим, - Сашка сползает по подушке. – Меня просто выключает.
- Не успеется, детонька. Финал конкурса уже завтра. Вылетать надо сегодня. Ну или завтра утром. Надо рейсы посмотреть. Не делай такие большие глаза. У них там другой артист выступать должен был, но он в последний момент отказался по политическим причинам.
- А, ясно, - кивает Сашка, следящая за новостями вполглаза. – А вы, значит, на замену. Самого молодого нашли.
- Самого безотказного, я бы сказал. Или политически надёжного. Ну они и двойной гонорар предлагают за срочность.
Он уже сидит в постели, хотя ещё полчаса назад стелился по ней ковриком. Вполне бодрый и решительно настроенный. Уже, видимо, не штормит от высокого сахара и недосыпа, уже всё у него хорошо. Снова позвали, снова нужен, снова готов в бой. Ну и славненько. А Сашка в самолёте поспит.
- Что вам брать? Просто концертное или торжественно-концертное? И какая там, чёрт возьми, погода? Куда мы вообще летим-то? У вас славных трудовых городов примерно штук сто.
- И везде самые красивые девушки! – веско добавляет Туманов и бодро встаёт.
Сашка сползает за ним. Далеко не так бодро.
***
- Город в зелени садов, славный город трудовой, - декламирует Сашка, вылезая из машины. – Да, Всеволод Алексеевич?
Она бы и пропела, но зачем Туманова нервировать.
- Радуйся, что не Мытищи. И вообще ты зря иронизируешь, вполне трудовой город. В отличие от нашего Прибрежного, например. Чемоданы!
Водитель смотрит на него недоумевающе.
- Я открыл багажник.
- Достань, - чеканит Туманов. – Будь любезен.
Да уж, сервис на грани фантастики. Вспоминается рассказ Тони, как на каких-то гастролях им попался вот такой же нерасторопный то ли водитель, то ли помощник. Словом, оказалось, что чемодан костюмера, самый большой и тяжёлый, потому что в нём все костюмы и собственный утюг, поднести некому. «И Туманов его сам подхватывает, представляешь, - рассказывала Тоня с поблёскивающими в тихом восхищении глазами. – В одной руке его чемодан, собственный, во второй мой. Все обалдевают, весь коллектив. Мол, да вы чего, Всеволод Алексеевич. А он как рявкнет: «А я что, не мужик?».
Интересно, сколько лет назад это было. Сейчас, если приходится выбирать между красивым жестом и собственным здоровьем, он выберет здоровье. И правильно сделает.
Водитель вытаскивает их чемоданы, ставит возле машины. В гостиницу их заносить, конечно, не собирается.
- Свободен, - царственно кивает ему Туманов, даже не заметивший, что пандуса на ступеньках гостиницы нет.
Ладно, там три ступеньки, можно и дотащить, не так уж много у них вещей.
- Могли бы и лучше встречать вас, такого легендарного, - ворчит Сашка, поднимаясь следом за ним.
- Ну да, надо было, чтобы губернатор лично ковровую дорожку раскатывал, - хмыкает Туманов. – Бизнесом долетели, приличной машиной доехали, уже хорошо. А губернатора мы завтра ещё увидим, можешь мне поверить.
На ресепшене одна-единственная девушка, которая так рада их видеть, что даже не ищет бронь в компьютере. За полсекунды сканирует паспорта и выдаёт ключи.
- На втором этаже ваш номер. Вот сюда, по лестнице.
- А лифт?
- Не работает, - и мило улыбается!
Сашка тяжко вздыхает. Всеволод Алексеевич после самолёта как-то сильнее захромал. Дома было более-менее, в аэропорту тоже. А посидел три часа в одной позе и всё, заметно подволакивает ногу. И бог бы с ней, с эстетической стороной. Ему же больно. Только виду не подаёт, всеми силами изображает энтузиазм от поездки.
- Безобразие, - рычит Сашка, пока они поднимаются по лестнице. – Интурист! Я посмотрела в Интернете, у гостиницы самый высокий рейтинг в этом городе!
- И расположение отличное, пять минут до площади, где будет концерт, самый центр города, - добавляет Туманов.
- Ну! И при этом постояльцы должны топать пешком!
- Ты их лифт видела, Сашенька? Даже если бы он работал, я бы предпочёл пешком. Чем застрять там на пару часов. Он, наверное, старше меня.
- Скажете тоже. Так, нам налево. Ну хоть двери на магнитных ключах, уже цивилизация.
- Ой, а вы заселяетесь, да?
Им навстречу спешит полная женщина с таким непосредственным лицом, что Сашке в первую секунду хочется спрятаться за Туманова. Потому что женщины с такими лицами всегда очень общительны, и сейчас ей точно что-нибудь понадобится. А у Сашки и так передоз общения с посторонними людьми: стройка регистрации в аэропорту, стюардесса, водитель, девушка с ресепшена. Слишком много для волка-одиночки.
- Заселяемся, - кивает Туманов, распахивая дверь номера.
- Ой, тогда я вам сейчас халаты принесу! И тапочки.
- И туалетную бумагу не забудьте, - усмехается господин артист.
- Так зачем? Бумага в ванной уже есть! – не улавливает женщина иронии. – И даже зубные наборы!
В последней фразе звучит столько гордости, что становится понятно – зубные наборы тут кладут только в самые дорогие номера. У них, между прочим, люкс. По крайней мере, люкс им обещали.
- Зачем вам их тапочки? – уточняет Сашка, заходя за ним в номер. – Я вам ваши взяла. Гостиничные будут сваливаться, а вы и так хромаете. Да и халаты их стираные-перестиранные, кто только не носил, фу…
- Проще взять, чем всё это объяснять. Вообще-то по стандартам гостиничного сервиса и тапочки, и халаты уже должны лежать в номере. Уж в люксе-то точно. Только я сомневаюсь, что у нас люкс.
Сашка оглядывает их временные владения. Однако… Здесь не две комнаты и даже не полторы, просто напротив кровати есть ещё диван и маленький журнальный столик. Скромный в диагонали телевизор висит над диваном, поэтому с кровати Туманов в нём ничего не увидит без очков. Но хуже всего кровать. Это обыкновенная полуторка, и стоит Сашке на неё сесть, как оправдываются её худшие предположения – там самый простой матрас, пружинящий и проваливающийся.
- Похоже, я буду спать на диване, - вздыхает она.
- С чего вдруг? – Всеволод Алексеевич замирает на пороге ванной комнаты и оборачивается.
- Мы тут не поместимся. Ну то есть поместимся, но вам будет тесно, а у вас и так колено болит, вам надо в нормальной позе спать.
- Мне надо спать рядом с тётей доктором, особенно в свете того, что болит колено и дышать как-то тяжеловато.
- Опять? – настораживается Сашка.
Он печально кивает.
- Увы. Так вот, а диван слишком далеко. И двигать его у меня тоже настроения нет. Так что не выдумывай, поместимся. Всё равно ты ко мне прижимаешься, хоть бы тут трёхметровая кровать была.
- Матрас дерьмо, - добавляет Сашка.
- Зато у нас джакузи есть! Хочешь в джакузи поваляться?
- Только осталось. Идите лучше на кровати поваляйтесь, а я вас послушаю и подумаю, какие нам лекарства выпить.
- Я хочу ополснуться с дороги. Может, отдохну и само пройдёт.
И скрывается в ванной комнате. Сашка мрачно смотрит на закрывшуюся за ним дверь. Хоть бы раз оно само проходило, ага.
Сашка не успевает раздеться, как дверь в номер открывается, и появляется та самая улыбчивая тётенька. С халатами и тапочками.
- Вот, принесла.
Очень хочется сказать, что следовало бы стучаться. Но Сашка вспоминает слова Туманова про «проще согласиться», забирает халаты и тапочки, заверяет, что больше им ничего не нужно и уже намеревается закрыть дверь и лучше на замок, как появляется Туманов. Без рубашки, но хотя бы в брюках.
- Одну минуточку. Нам нужна пробка для ванны.
- Что? – столбенеет Сашка.
Тётушка тоже в ступоре, то ли от экзотичности просьбы, то ли от вида легенды топлесс, ещё и с дозатором инсулина на пузе. Чего это он такой непосредственный? От персонала заразился?
- Пробка, для ванны. Чтобы слив заткнуть. Иначе ванну никак не принять. Нет, мы в советское время затыкали и трусами, но может быть, у вас всё же найдётся более подходящее приспособление?
- Конечно, я сейчас принесу! – всплёскивает руками тётушка и исчезает.
Сашка прислоняется к стенке.
- Господи, зачем? Она же сейчас опять придёт. Может, уже положим её с нами, на диванчике? Всеволод Алексеевич, ваша общительность меня убивает. Вы бы хоть рубашку накинули.
- Я что, красна девица?
- А пробка вам зачем? Вы серьёзно собрались ванну принимать? С нарастающей одышкой?
- Во-первых, она не нарастающая. Пока. Во-вторых, других вариантов нет. В ванне отсутствует душ. Только кран. А помыться под краном мне будет сложновато.
- Сколько, говорите, там звёзд было нарисовано? – рычит Сашка. – Я этих организаторов прокляну до третьего колена.
- Можешь начать прямо сегодня, у нас с ними ужин через три часа, - меланхолично кивает Туманов. – И мне бы хотелось до этого времени всё-таки вымыться, полежать и получить квалифицированную медицинскую помощь. А то, боюсь, на банкет меня не хватит.
Сашка хочет сказать всё, что думает по поводу банкета, помощи и всей этой затеи. Но, во-первых, она дала себе слово не портить ему настроение. Во-вторых, дверь снова открывается. Сияющая как медный пятак тётушка приволокла им пробку для ванны. Ну вот, а вы говорите, нет сервиса в регионах…
***
- И за здоровье нашего Всеволода Алексеевича, нашего легендарного, не побоюсь этого слова, артиста я хочу поднять этот тост!
Усатый и пузатый дядька стоит возле накрытого стола, в одной руке держит микрофон, в другой рюмку. Пиджак у него расстёгнут, а низко висящий галстук кончиком то и дело окунается в миску с салатом. Сашка сидит от него через стол, и её взглядом можно гвозди заколачивать.
Во-первых, поднимают не тост, а бокал. Тост произносят. Во-вторых, пить за здоровье могут только в России. Нет, она не токсичит. Но в случае Всеволода Алексеевича пить за здоровье – идея ну очень сомнительная. Сашка мысленно прикидывает, как может взаимодействовать спирт с теми лекарствами, которые он выпил перед выходом из номера. Вроде бы ничего фатального, но и точно ничего хорошего. Впрочем, Всеволод Алексеевич так быстро берёт стакан с водой, якобы запивать, что у Сашки не остаётся сомнений – сплёвывает. Он ей как-то раскрыл секрет, как пить в настырных компаниях, когда нельзя отказаться, и не пьянеть. Стакан воды, ловкость рук, и в тоге он просто полощет водкой рот. Что в целом даже полезно.
Одна радость – банкет проходит в их же гостинице. Похоже, что организаторы фестиваля забронировали гостиницу целиком на дни праздника. Хорошая новость в том, что далеко ходить не пришлось, только по лестнице спуститься, ибо лифт никто не починил. Плохая новость – качество закуски примерно то же, что и качество обслуживания в номерах.
- Инсулин будем заливать литрами, - пробормотала Сашка, когда они только усаживались за стол.
- Я не собираюсь есть всё подряд, - заверил её Туманов.
Он действительно ведёт себя крайне осторожно: всем улыбается, поддерживает все тосты, шутит, но на тарелке у него три куска огурца и кусок мяса, с которого он тщательно счистил майонезную «шубу». А стакан с водой не пустеет, а только пополняется с каждым новым тостом.
Сашка мрачно жуёт то же мясо, и тоже без «шубы». Не из соображений диеты, просто боится, что от передозировки майонеза стошнит. Майонезом заправлены все салаты, включая овощной. Хорошо хоть догадались и просто овощную нарезку поставить.
А ведь она его три раза спросила, точно ли он хочет идти на банкет. Ну серьёзно, и колено, и астма, и просто усталость от перелёта. Это же не сам фестиваль, а просто пьянка с организаторами, все поймут, если ветеран сцены не явится. Но ветеран сцены её заверил, что и хочет, и может. «Стоять или ходить не придётся, так что с коленом как-нибудь потерплю, а дышать уже легче». Конечно, легче, после горсти таблеток. Но ему бы выспаться перед завтрашним днём, да просто отлежаться с дороги.
Сашка внимательно наблюдает за сокровищем. Бледнее, чем обычно, но в целом весёлый и хотя бы внешне довольный жизнью.
Усатый дядька, закончив с тостом и хряпнув рюмочку, подходит к ним и плюхается на свободное место рядом с Сашкой.
- Ещё раз спасибо, Всеволод Алексеевич, что согласился приехать! Выручил так выручил!
Интересно, они уже на «ты»? Ещё пять минут назад «выкал». И кто это вообще? Сашка знает человек пять из присутствующих. Вон та потрёпанная жизнью тётенька в чёрной водолазке и обтягивающих кожаных штанах – рок-певица Ольга, песни Цоя поёт и на колонках скачет. Как скакала в Сашкином детстве, так и продолжает. Беседовать с ней не очень интересно, Всеволод Алексеевич сказал ей походя пару дежурных комплиментов, но она на любую фразу отвечает что-то в стиле «На всё воля Божья», «с Божьей помощью» и «надо больше молиться». Так что Сашка предпочитает держаться от неё подальше, они с тётей явно из разных эгрегоров.
Мужик лет семидесяти с седой бородой, в костюме-тройке – это белорусская версия Всеволода Алексеевича. Тоже на фестиваль пригласили, тоже вип-гость. Он Сашке нравится, соответствует её представлениям о прекрасном. И поёт неплохо, хоть и тенор.
Ещё трое из молодой попсы. Ну как молодой, лет под пятьдесят им уже, надо полагать, если они рвали школьные дискотеки в Сашкином детстве.
Остаётся вопрос, кто такой усатый дядька с испачканным в майонезе галстуке?
- Вам спасибо за приглашение, Иван Николаевич, - расшаркивается в ответ Туманов. – Как я мог не приехать в ваш благодатный край.
«Ваш край»? Ёлки, это губернатор, что ли? Сашка тянется за телефоном. Окей, гугл, как зовут губернатора этого чудесного края? А фотография есть? Ёлки, правда губернатор.
- Значит, смотри, какой на завтра план, Всеволод Алексеевич, - продолжает глава края, ближе придвигаясь к Туманову, а значит, и к Сашке.
От него пахнет водкой и потом. Очень знакомое по детству сочетание. Сашка сдвигается ещё ближе к Туманову. Зря она с ним пошла, отсиделась бы в номере. Ну да, а если понадобится её помощь? Он до номера за ней побежит, пешком по лестницам?
- Утром мы едем сажать деревья, - продолжает губернатор.
- Что? – невольно вырывается у Сашки.
У Всеволода Алексеевича тоже вопросительно изгибается бровь. Губернатор машет рукой.
- Ну условно. Прикопаете саженцы в уже готовых ямах, повесим таблички. Потом едем в Дворец культуры на генеральную репетицию участников.
- А что мне с ними репетировать? – удивляется Туманов. – Как я вручаю им дипломы?
- Нет, репетируют они сами по себе. А вы с Алексеем Анатольевичем проводите для них мастер-класс по вокалу.
Алексей Анатольевич – это тот красивый мужик, белорусский Туманов. Сашка всё больше мрачнеет. То есть Всеволода Алексеевича завтра планируют таскать по всему городу с самого утра. В компании губернатора. Который будет пиариться, позировать перед камерой вместе с известными артистами, прикапывать саженцы и зарабатывать очки на будущих выборах. Ему-то что, молодой здоровый мужик. А Всеволод Алексеевич уработается ещё до начала концерта. В котором он, надо полагать, выходит под финал.
- Потом вручение дипломов, выступление и салют, - бодро завершает он. – Ну, моя пресс-служба ещё завтра всё объяснит и покажет. Но план примерно такой.
Всеволод Алексеевич тяжело вздыхает, но не спорит. Сашка молчит. Ну а что она должна сделать? Влезть в разговор с губернатором и сказать, что они на такое не согласны? Да Туманов её потом саму прикопает, вместе с саженцем.
- Потрясающий план, - улыбается господин артист. – Насыщенный событиями. Как только у вас на всё времени хватает, Иван Николаевич? Как же краю повезло с таким энергичным молодым губернатором!
Угу. И с финансированием всяких фестивалей. Сашка косится в сторону тумановского стакана с коктейлем из воды и водки. Хряпнуть, что ли, чтоб не так тошно было.
В номер они возвращаются заполночь. Всеволод Алексеевич из банкетного зала выходил абсолютно ровно и плавно, улыбаясь и расшаркиваясь, даже сфотографировался с официанткой на выходе. Вполне нормально шёл по коридору, потому что за ними шла рок-певица, живущая в номере через стенку, а впереди шагал белорус, в подпитии и прекрасном настроении, насвистывая собственный шлягер. Но только закрылась дверь номера, Туманов разом снял туфли, пиджак и маску жизнерадостного артиста.
- Чёрт бы их всех побрал. Нельзя же так любить деньги, - шипит он и сползает по стене прямо на банкетку для переобувания. – Сашенька, найди что-нибудь обезболивающее, ради бога.
Сашка столбенеет. Нет, она видела, конечно, что он играет благополучие. Но не настолько же! Если даже она не поняла, как всё плохо, то Туманову надо давать Оскара за лучшую актёрскую роль.
- Колено? – только спрашивает она.
- Всё. И колено, и голова, и задница.
- Что?
- Отсидел, - усмехается Всеволод Алексеевич. – В самолёте, в машине, за столом. Организм явно хочет в горизонтальное положение.
- А вам ещё саженцы прикапывать, - не удерживается Сашка, а сама уже спешит к нему с таблетками и бутылкой воды. – Пейте. И пошли в кровать. Вот оно вам надо было?
- Терзаюсь тем же вопросом.
Матрас под ним, тяжёлым, прогибается. Телевизор показывает ровно два канала, один из которых новостной. Сашка сидит на краю постели и размышляет, не придвинуть ли диван.
- Ложись уже, я подвинусь, - ворчит Туманов. – И гаси эту говорилку, плохих новостей у меня и без телевизора достаточно.
- Планшет вам включить?
- Обойдусь. Давай уже спать.
Сашка гасит свет, ложится рядом с сокровищем и понимает, что у них одно одеяло на двоих. Полуторка.
- Интурист, - фыркает она. – Витрина нашего отечества для иностранных гостей. Позорище!
- Где про «витрину отечества» подцепила? – сонно интересуется Туманов.
- В вашем интервью, разумеется. Знакомый оборот, да? Спокойной ночи.
Она закрывает глаза, привычно уткнувшись в Туманова и машинально отмечая, что несмотря на все неприятности, дышит он ровно, и можно надеяться на действительно спокойную ночь. Хотя нет, кто-то пыхтит и сопит. Но точно не Всеволод Алексеевич, звук с другой стороны и какой-то приглушённый. С улицы, что ли? Вроде она окно закрывала.
Сашка встаёт, подходит к окну. Закрыто, под окнами никого. Город спит, даже машин не наблюдается. Всеволод Алексеевич недовольно возится в кровати, поправляет подушку.
- Ты чего там бомжуешь? Иди сюда, мне одному темно и страшно.
- Серьёзно?
- Нет. Всё равно иди сюда.
А потом вдруг разворачивается к стене и со всего маху врезает по ней кулаком.
- Ольга, твою мать! Хватит уже там е…ться! Дай поспать культурной элите отечества!
Снова плюхается на подушки и сообщает потолку:
- Ничего не меняется, годами. И звукоизоляция во всех гостиницах дерьмо, и Ольга везде себе мальчика на ночь находит. Ложись спать, Сашенька, завтра долгий день.
А Сашенька не может ложиться спать. Сашенька сползла по стене и икает от смеха.
***
- Завидовать, Всеволод Алексеевич, между прочим, нехорошо!
Ольга томно потягивается и закуривает. При всех очевидных недостатках у этой гостиницы есть одно преимущество – большой и красивый внутренний двор с клумбами, ажурными фонарями и маленьким фонтаном. Здесь можно сидеть с чашкой кофе или просто курить. Сашка пришла как раз покурить, а Всеволод Алексеевич, видимо, подышать сигаретным дымом и влажным после прошедшего ночью дождя воздухом. А она ему говорила, чтобы сразу шёл завтракать, а она его догонит. Но упрямый же. Одному ему, видите ли, на завтрак идти не хочется. Он вообще намеревался завтрак проспать. Всё-таки устал с дороги больше, чем пытается показать, и подниматься в половине девятого утра ему явно не хотелось. Но Ольга стукнула дверью своего номера, потом громко что-то обсуждала в коридоре с попавшейся ей горничной, и окончательно его разбудила.
- Кто тебе завидовал, Оленька? Я буквально сочувствовал, тому молодому человеку, что попал в твои сети.
Всеволод Алексеевич стоит на лестнице, опираясь на каменные перила. В белой курточке и красном пуловере по случаю прохладной погоды. Добродушно улыбается, прям Дедушка Мороз.
- Куда он делся, кстати? Опять выгнала до рассвета?
- Не изменяю традициям, - кивает Ольга и делает глоток кофе из крошечной чашки. – А что ты так переживаешь? Я бы позвала тебя по старой дружбе, но, как я вижу, тебе есть, с кем согреть суровые гастрольные будни.
- О, да, жаловаться не приходится. Да и возраст уже не тот, чтобы не досыпать, - он вдруг резко оборачивается к Сашке, давно забывшей про собственную сигарету. – Пойдём, Сашенька, завтракать. А то эта творческая интеллигенция всё сожрёт и нам не оставит.
Сашка покорно шагает за ним. Она даже спрашивать не станет, было ли у них что-то с Ольгой. Ёжику понятно, что было. Вопрос, в каком году и сколько раз, но какое её дело? Туманову, судя по всему, не понравилось. Удивляться тоже уже не хочется. Шоу-бизнес, богема. Как Ольга там сказала? Согревали суровые гастрольные будни?
- Ольга всегда выбирала кого-нибудь моложе себя, - сообщает Туманов самым невозмутимым тоном. – Но в тот раз выбирать было не из кого, меня и её пригласили на концерт в Алмату, без коллективов. Был банкет, выпили немало, ну и… А про неё легенды ходили, мол, такое вытворяет, что мужики уползают потом. Про меня, как ты, наверное, знаешь, тоже разное говорили. Ну мы и решили поэкспериментировать, опытом обменяться. Случившееся не впечатлило обоих. С тех пор обмениваемся не опытом, а колкостями.
- Господи, - вздыхает Сашка. – Бедная Зарина Аркадьевна.
- А она тут причём? – искренне удивляется Туманов. – Так, а где наш шведский стол?
Стол есть. Длинный, накрытый белой чистой скатёркой. Но шведского на нём ничего нет. Стоят два пустых котла, в каких обычно подогревается каша или суп. И больше ничего.
- Присаживайтесь, сейчас я принесу завтрак, - обаятельно улыбается официантка.
Туманов хмыкает, но присаживается. Сашка плюхается напротив, всё ещё пытаясь переварить информацию. Нет, она много чего знает про его героическое прошлое, много чего слышала. Но её всё ещё поражает та обыденность, с которой артисты говорят о сексе, с которой к нему относятся. Как будто им что на одной сцене спеть, что переспать, - ничего необычного.
- Чай или кофе? – уточняет официантка и ставит перед ними по тарелке.
На тарелке явно магазинная булка, несколько кусочков бледного сыра и кубик масла.
- Кофе, - вздыхает Туманов.
- Чай. И меню вашего заведения, что ли, - бормочет Сашка уже вслед унёсшейся девушке.
- Меню тебе зачем?
- Выбрать что-нибудь за деньги. Потому что этим завтракать вам нельзя, а мне не хочется, - Сашка мрачно рассматривает содержимое тарелки. – Это даже на континентальный завтрак не тянет, я уж молчу про шведский стол.
- Да я вообще не голоден, - Всеволод Алексеевич задумчиво барабанит пальцами по столу. – Дождь опять начался. А мы там какие-то деревья должны высаживать. Да и концерт под открытым небом.
- Но сцена-то под крышей.
- Это понятно. А зрители? Кто захочет стоять под дождём?
- Оно вас волнует? Отпели своё и домой.
Он так укоризненно на неё смотрит, что Сашка затыкается. Вот пойми их артистическую логику. Циники, когда речь идёт о сексе, и идеалисты, когда о сцене. Ну или это он у неё такой, уникальный.
- А вот и горячее, - радостно сообщает официантка.
Перед ними шмякаются по две тарелки. Яичница с сосисками и помидорами и блинчики с творогом. Явно ручной работы, не магазинные. Тонюсенькие, кружевные. Сашка тут же скидывает свои сосиски на тарелку Туманова.
- Зачем? – возмущается тот.
- Кушайте-кушайте. Мне блинчиков хватит.
- Я тебе свои блинчики не отдам! Они маленькие и без варенья. Ну подколем инсулин.
- Да ради бога, ешьте.
- Всеволод Алексеевич, ты нашёл себе более юную версию Зарины Аркадьевны, что ли? – раздаётся над ними ехидный голос.
Ольга тоже подтянулась на завтрак.
- Один в один, даже интонации те же. Я смотрю, тебя прямо тянет на мегер.
- Да, я сегодня тоже это заметила, - не выдерживает Сашка.
- Я же говорю, юная копия, - удовлетворённо хмыкает Ольга и уходит за дальний стол.
Всеволод Алексеевич невозмутимо режет сосиску ножом, придерживая её вилкой.
Дурдом начинается сразу после завтрака. Они действительно едут сажать деревья в какой-то парк. Для старшего поколения подгоняют два «Мерседеса», остальным приходится довольствоваться автобусом. Сашка, понятное дело, едет при сокровище, размышляя, не стоило бы зарулить по дороге в какой-нибудь магазин и поискать галоши. На Туманове, между прочим, замшевые туфли. Сашка, когда собирала вещи в дорогу, не предполагала, что придётся деревья сажать. И специально выбирала самую мягкую и удобную для него обувь.
Но она зря переживала. Их высаживают в парке с ровными, выложенными плиткой дорожками. По дорожке они проходят ровно сто метров к полянке, где уже собрались участники фестиваля. Ямы уже выкопаны, саженцы приготовлены, лопаты розданы будущим артистам. От Туманова, Ольги и Алексея Анатольевича требуется только постоять, держась за деревце, попозировать для прессы. Губернатор тут же крутится, тоже позирует. Сашка стоит в сторонке, наблюдает весь этот цирк с конями. Нет, Всеволод Алексеевич даже лопату взял. Подержал, сфотографировался с ней, бросил три горстки земли в лунку и пошёл, довольный, к машине.
Мастер-класс прошёл примерно в том же формате. Их привезли в зал какого-то ДК, посадили перед теми же участниками и попросили ответить на вопросы юных дарований. Юные дарования спрашивали какую-то банальщину из серии «Как столько лет продержаться на сцене». Вы хоть год продержитесь, мысленно парировала Сашка. Как, блин! Родиться в Советском Союзе для начала, с двумя каналами на телевидении и без Тик-Тока. Пахать всю жизнь как конь, петь по всем жопам, куда комсомол пошлёт. И про комсомол петь тоже. Потом дружить с бандитами и властью, как бы она ни менялась, и снова пахать. И снова петь везде, куда пошлют. И в бане, и в Кремле, и на полянках в Верхних Ебенях. Вы правда хотите повторить его славный путь? Нет, ребята. Вы хотите выстрелить с одной песней, набрать миллион подписчиков и десять миллионов просмотров, заработать сразу на квартиру в Москва-Сити, майбах и Мальдивы. И нет в этом ничего плохого, только советов у него спрашивать бесполезно.
После мастер-класса их повезли на обед с губернатором во вполне приличный ресторан. Ресторан Сашке понравился, а вот то, что обед и задушевная беседа с главой региона заняли почти два с половиной часа, не очень. Всеволоду Алексеевичу бы в номере хоть немножко отдохнуть, полежать перед вечерним концертом, а не изображать интерес к славному краю, улыбаясь и кивая. Но Сашка догадывалась, что её мнением никто не озаботится, и дружба с местными властями тоже входит в рецепт «сценического долголетия».
В номере они оказались в пять вечера. Чтобы уже в половине шестого выехать на концерт.
***
Никогда Сашка не понимала, зачем он соглашается на уличные концерты. Переодеваться нужно в палатках, которые, конечно же, не отапливаются. А здесь свежо, мягко говоря, особенно под вечер. На площади собралось, наверное, полгорода. Сашка уже несколько раз подходила к ограждениям, пользуясь тем, что её никто в лицо не знает, оценивала обстановку. Ну, по крайней мере, эта толпа ведёт себя цивилизованно: стоят себе и стоят, концерт смотрят. Задние ряды не пытаются пробраться поближе, не толкают передние, как это было в Мытищах сто лет назад. Но Сашке всё равно неприятно.
Она возвращается в палатку. Всеволод Алексеевич сидит на стульчике, пьёт чай из пластикового стаканчика и грызёт печеньку. Крошки сыплются на брюки, концертные. И брюки неизбежно мнутся от того, что он в них сидит. Печеньки, опять же, неизвестного происхождения и состава.
- Вы голодный, что ли? – удивляется Сашка.
Кивает. Глаза несчастные такие. Он уже спел свои пять песен, но уехать в гостиницу они не могут, потому что ему ещё петь финальную песню. Безобразие, конечно. Ветеран сцены, легенда, самый пожилой участник из всех вынужден сидеть и ждать окончания концерта. Ну тогда сразу бы на конец его выступление поставили, они бы сюда приехали на два часа позже. Почему он должен на стульчике куковать. Ещё и голодный. Чего он голодный-то? Обедали же с губернатором довольно плотно. А, ну да, сцена. Сжёг все калории, пока выступал.
Бабочку он снял, чтобы не душила, рубашку на две пуговицы расстегнул, в отвороте футболка виднеется, которую по случаю прохладной погоды он решил поддеть под концертный костюм. Главное, так его на сцену не выпустить, напомнить, чтоб застегнулся. И чтоб никакие журналисты не сунулись.
- Шашлыком пахнет, - грустно сообщает Туманов. – Там, наверное, кафе где-нибудь неподалёку.
- Палатки уличные, - кивает Сашка. – Колхоз, блин. По краям площади стоят, где шашлык жарят, где шаурму крутят. Из тузика. Такого уже даже в Прибрежном не найдёшь, у нас только стационарные кафе остались, всю эту самодеятельность давно разогнали.
- Вот что ты ворчишь. Пахнет, между прочим, очень вкусно.
Господи. Нет, ну лучше кусок мяса, чем миска печенек. Сашка смотрит на часы. До его выхода на сцену ещё минут сорок, успеет. Она выскальзывает из палатки, протискивается через ограждение, старательно обходя толпу. На сцене поёт Ольга. Ну как поёт… Скорее орёт, взобравшись на колонку.
- А теперь все дружно! «Группа крови на рукаве!!!»
- Мой порядковый номер на рукаве!!! – восторженно орёт толпа.
М-да… Ну давай, заведи их как следует, чтобы они ещё на сцену полезли, автографы у тебя брать. И передавили друг дружку.
Сашка выбирает самый приличный ларёк, с собственным мангалом и хотя бы с виду опрятным шашлычником.
- Две порции, и лука побольше.
Потом спохватывается, что лук брать не стоило. Народный артист будет луковыми парами со сцены дышать? С другой стороны, зрители от него далеко, а на коллег можно и наплевать. Нечего было его на финал ставить. Да, почётно, но он же замученный в край.
Сашка возвращается с двумя пластиковыми лоточками, прикрытыми лавашом. Ставит перед Тумановым.
- Приятного аппетита.
У него аж глаза загораются. Господи… Хоть бы не отравился.
- Сашенька, я потрясён. Ты всё переживаешь, что не дотягиваешь до уровня Рената. Я бы сказал, что ты его превзошла по части заботы об артисте.
- Ну конечно, - вздыхает Сашка, усаживаясь рядом и подцепляя один кусочек из лоточка. – Ренат бы тут уже всех раком поставил, но вы бы не ждали своего выхода.
- Саша, это почётно, закрывать концерт. А вилки нет?
- Упс… Я не подумала. Но, видимо, нет, раз не положили.
- Тогда придётся перстами, - хмыкает Туманов и тоже берёт кусок мяса. – Вкусно как.
Сашка смотрит на капающий с мяса сок и думает, как предусмотрительно было с её стороны захватить вторую концертную рубашку.
- О, они тут жрут! – в палатку вваливается Ольга. – Я там пашу как конь, а они жрут!
- Присоединяйся, - Туманов показывает на свободный стул.
- А сто граммов для согрева где?
- Какие сто граммов, мне ещё работать. Сашенька, иди сюда, ко мне поближе. А ты двигай стул и бери мясо.
- Ой, работать тебе. Одну песню под фанеру спеть. Погоди, сейчас принесу, у меня коньяк есть.
- Ты всегда с собой на концерты коньяк таскаешь? Живут же рок-исполнители!
Ольга убегает за коньяком. Сашка придвигается поближе и прижимается к тёплому боку, Туманов обнимает её свободной рукой. На улице гремит музыка, какой-то молодой певец со странным прозвищем «Волхв» поёт что-то глубоко патриотическое под восторженный вой малолеток. Жизнь продолжается.
".
Кто читал - может, она там тоже всё из пальца высосала?