1
Их было трое — сам Эмиль, Тара и новенький — Руфус О’Райли. Руфус пришёл на место Викки, которая пару недель назад посреди рабочего дня вдруг встала, сбросила со стола ноутбук, громко сказала: «Как меня всё это затрахало!» и ушла. Больше её никто не видел. Джессика — начальница — подобрала ноутбук, деловито подклеила скотчем отвалившийся экран и через несколько дней поймала на крючок Руфуса, который почему-то не сбежал сразу, как только увидел, где предстоит работать.
Офис располагался на втором этаже здания из красного кирпича. «Старый дом», говорил Эмиль, который вырос в Бэзилдоне, построенном в послевоенные годы. «Викторианский новострой», пренебрежительно отзывалась Тара, чьи предки населяли Уайтчепел. Мнение Руфуса они пока не успели узнать.
Поднявшись по узкой винтовой лестнице, посетитель оказывался в тёмном коридоре с высоким закопчённым потолком, свернув к их офису — спотыкался о порожек, а входя — бился о шкаф монументальных объёмов. Эмиль не верил, что кто-то сумел бы поднять этот шкаф по винтовой лестнице, поэтому полагал, что дом возвели вокруг него.
В офисе были перебои с отоплением, водой и электричеством. Окна выходили на задний двор, где благоухали мусорные баки и крикливо ругались чайки. Порой прибегали вороватые лисы, и тогда всё офисное население собиралось у окон, достав телефоны.
Эмиль считал, что их офис — идеальное убежище на случай зомби-апокалипсиса. Вы когда-нибудь видели зомби, которые поднимаются по винтовой лестнице? Вот то-то же.
Джессика, в отличие от зомби, по винтовой лестнице ходила прекрасно, хоть и носила такие каблуки, какие Эмиль до того видел только у дрэг-квин. Все они уже узнавали целеустремлённый цокот её копытцев. Но сегодня он почему-то замер, а затем звонкий девичий голосок в сто двадцать пять децибел воззвал о помощи.
Все трое, конечно, оставили рабочие места и бросились на помощь. Дама в беде обнаружилась посреди лестницы, где боролась с чем-то огромным и металлическим, что зловеще поблёскивало в полутьме медными боками.
— Заберите… это… — пропыхтела Джессика. — Тащите его наверх!
Эмиль, Руфус и Тара подхватили «это» с трёх сторон. Весило оно примерно три тонны и, кажется, немного сопротивлялось. Но Эмиль не задавался вопросом, как Джессика — ростом в полтора метра, из которых едва ли не половину составлял пышный начёс — смогла поднять металлическое чудище в одиночку. Эта женщина была способна на всё.
Повинуясь трубным приказам, они потащили новое приобретение в закуток, служивший офисной кухней, водрузили на тумбу возле холодильника и, пытаясь отдышаться, уставились на него тремя парами глаз. Оно было квадратное снизу, но посередине торчал закруглённый цилиндр. У него были трубки, шланги и переключатели.
— Это мини-электрический стул для крыс, — предположил Эмиль.
— Нет, это далек! — возразила Тара. Они повернулись к Руфусу — пусть тоже примет участие в тимбилдинге — и тот, слегка покраснев от такого пристального внимания (он вообще легко краснел, потому что был рыжий, как морковка) — неуверенно сказал:
— Робот из «Машинариума»?..
У Эмиля потеплело на сердце и он посмотрел на Руфуса влюблёнными глазами.
Он смотрел на него так с момента, как Руфус появился на пороге офиса, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, глядя на дырку в потолке и краснея. Однако Эмиль тщательно скрывал влюблённость в недрах своего нежного и легкоранимого сердца, потому что разницу их лиг было видно невооружённым взглядом. Ну например, Руфус был в идеально отглаженных брюках, белом свитере и тёмно-зелёном пиджаке, а Эмиль — в ярко-жёлтой толстовке и безразмерном джинсовом комбинезоне. Руфус был похож на того самого британского актёра, которого зовут играть главную роль в новом американском сериале от «Нетфликс», потому что ему можно платить меньше, чем голливудским звёздам. Эмиль был похож на маленького толстого миньона.
Джессика процокала мимо них, положив на плечо, как булаву, огромный гаечный ключ.
— Не говорите глупостей, — уверенно сказала она, начиная шаманить с электрическим стулом (или далеком, или роботом из «Машинариума»). — Это кофе-машина!
Они переглянулись. Конечно, все они были ещё молоды и неопытны, однако кофе-машины им встречались, и выглядели обычно не так.
Джессика тем временем залезла под тумбу. Наружу торчали только чёрные лаковые копытца. Гремел металл, тряслись водопроводные трубы, помнившие ещё королеву Викторию.
— Я прошу прощения, вам помощь не нужна?.. — тихо спросил Руфус.
Джессике не нужна была помощь. Джессике никогда не требовалась помощь. Она вылезла из-под тумбы, отряхивая руки и поправляя слегка съехавший набок начёс.
— Завтра я куплю кофе, и у нас в офисе будет кофе, — сказала она. — Не говорите потом, что компания о вас не заботится!
— А как насчёт окна? — поинтересовалась Тара.
— Какого окна? — удивилась Джессика.
— У нас окно не закрывается.
— А!.. — Джессика рассеянно сунула руку в карман джинсов и вытащила телефон. — Извините, ребят: убегаю. Срочный звонок. От клиентов отбою нет. Говорю вам — через полгода мы взорвём рынок!
Копытца процокали по коридору и затихли: Джессика скрылась в своём кабинете.
Трое смотрели на свои отражения в металлическом монстре. Кудрявая фигуристая Тара в огромной толстовке и леггинсах, высокий и тощий Руфус, маленький и толстый миньон в комбинезоне.
— Ну… если будет зомби-апокалипсис, мы можем сбросить эту хрень на зомби, — сказал Эмиль.
— Лучше сбросим на них Джессику.
— Это негуманно!
— По отношению к зомби? — спросил Руфус, и кончики его ушей покраснели.
Эмиль подумал, что Руфус к ним точно впишется, и влюбился ещё больше.
***
Через пару дней Джессика добыла инструкцию к чудищу, и они его испытали. Чудище утробно зафыркало, заклокотало и загудело. Потом затряслось, будто в припадке. Все на всякий случай попятились.
— Прячьтесь за мной! — сказал Эмиль. — Я расправлю свои жирненькие складки и закрою вас!
— Не говори так о себе! — возмутилась Тара, но на всякий случай всё же отступила ему за спину.
Чудище захрипело, как в агонии, и вдруг яростно плюнуло, разбрызгав кофе по столу и по полу, а заодно опрокинув подставленную кружку. К счастью, это была небьющаяся термокружка Эмиля, поэтому она не разбилась.
— Ну, — бодро сказала Джессика, — разбирайтесь тут, тренируйтесь… У меня как раз встреча!
Они проводили её взглядом и переглянулись. Эмиль вздохнул и полез за тряпками.
— Я помогу, — сказал Руфус, скидывая пиджак и закатывая рукава рубашки.
— Зелёный флаг! — одобрительно откликнулась Тара. Эмиль метнул в неё воображаемый фаербол взглядом, но никакого эффекта это не произвело. Она села поудобнее и приготовилась смотреть, как они работают.
Вдвоём они протёрли тумбу, пол и капризного кофейного монстра. В кухне теперь пахло, как в кофейне. Умытое чудовище сияло в солнечных лучах. Руфус с закатанными рукавами был такой красивый, будто это он заливал их кухоньку светом, а вовсе не мартовское солнце, и Эмиль потихоньку вздохнул, стараясь не очень-то пялиться на его голые по локоть руки.
Он перевёл взгляд на монстра.
— «Уничтожить! Уничтожить!», — сказала Тара голосом далека.
— Разве что любовью, — возразил Эмиль, всё ещё под впечатлением от солнечного Руфуса. — Я его почищу! — заявил он под влиянием вдохновения.
— Я помогу! — отозвался Руфус, и Эмиль растаял и растёкся по полу, как сахар по сковороде, когда готовишь карамель.
— Ну вы развлекайтесь, — хмыкнула Тара. — А некоторым тут работать надо!
Через час Эмиль принёс ей чашку горячего кофе с молочной пенкой.
Они прочистили и промыли все трубки и шланги чудища, и оно перестало вести себя так, будто участвует на кастинге в фильм «Демоны в кофемашине: месть бариста». Укрощённый монстр теперь исправно поставлял им: чёрный кофе — для Руфуса, капучино — для Тары и латте с тремя сиропами — для Эмиля. Иногда на кухню заглядывала Джессика, пела хвалебную песнь себе и кофемашине, а потом упархивала, стоило кому-нибудь неосторожно заикнуться об окне, что не закрывалось, или о водонагревателе, который сгорел на прошлой неделе.
***
— Что у нас сегодня? — поинтересовалась Тара, заглядывая на кухню, где Эмиль как раз распаковывал обед.
— Печень по-египетски. — Он с сомнением покосился на Тару. — Ты ведь не будешь печень?
— Кто тебе сказал?! У тебя из рук, — льстиво сказала Тара, — я съем хоть человечину.
— Ну да, — вздохнул Эмиль, раскладывая печень по двум питам — он, конечно, рассчитывал на то, что есть они будут вдвоём, а особенно оптимистичная часть его сердечка надеялась на то, что и втроём, — вообще-то, если будет зомби-апокалипсис, высок шанс, что мы станем зомби.
— Ты будешь самый хорошо готовящий зомби! — заверила его Тара, впиваясь зубами в питу. — М-м-м! Как же вкусно!
На кухню заглянул Руфус, и надежда в сердце Эмиля снова заколотила своими глупыми крылышками.
— Не хочешь поесть с нами? У меня есть печень…
— А также селезёнка, лёгкие и сердце, — добавила Тара, и Эмиль посмотрел на неё так, как только можно смотреть на человека, подкалывающего кормящую руку.
— Нет, спасибо, — улыбнулся тот. — Я пойду в кафе. Я только хотел вас предупредить, что меня минут сорок не будет.
Он исчез, унеся с собой изумрудно-зелёный кардиган и галстук в тонкую косую полоску, а надежда шмякнулась на пол, беспомощно суча лапками.
— Не желает он печени моей… — грустно проговорил Эмиль.
— Ва у выво фофт! — выдала Тара с набитым ртом.
— А?..
Она сделала могучий глоток, как чайка, поедающая голубя, и повторила:
— Пост у него! Он же католик.
— А-а-а, — глубокомысленно отозвался Эмиль. Тара уставилась на него, не мигая, а потом с нажимом сказала:
— Пригласи его на кофе.
— Я регулярно приглашаю его на кофе. И он меня.
— Да не на кухню, дурашка. Куда-нибудь в приличное место! Где крысы из углов не выглядывают!
На прошлой неделе они сказали Джессике, что по плитам на потолке бегает крыса, выглядывая порой в дыру. Джессика пришла через два часа со стремянкой, досками и молотком с гвоздями. Взгромоздившись на стремянку прямо в копытцах, она бестрепетной рукой заколотила дыру досками, после чего крыса стала выглядывать из-под шкафа. Они спорили о том, как её назвать, но пока не смогли решить, мальчик это или девочка.
— Ну брось. Не буду я его приглашать. Он не гей.
— Ещё какой гей. Он отлично одевается, от него всегда приятно пахнет, он вежливый и приносит мне кофе.
— Если это признаки гея, то даже я так плохо не думаю о гетеросексуальных мужчинах…
— Конечно, ты же с ними не спишь, — сказала Тара голосом женщины, которая устала от этой жизни.
— И ты сама сказала: он католик!
— А ты мусульманин, и что?!
— Я так себе мусульманин, — уныло отозвался Эмиль. — Слушай, даже не поднимай этот вопрос. Ты вообще его видела?! Ты с ним разговаривала?! Он мне сказал, что бегает марафоны! А я бегаю только за кебабом!
— Это не аргумент.
— Ещё какой аргумент. Если будет зомби-апокалипсис, я его только задержу. Он не сможет меня бросить, он для этого слишком добрый, и…
Тара свела глаза к носу, высунула язык и издала неприличный звук.
— Да, вот это — точно аргумент, — с обидой сказал Эмиль и дулся полдня, пока наконец Тара не принесла ему огромный эклер с фисташковой начинкой.
***
Руфус тихо вздохнул и сжал переносицу двумя пальцами. Никто другой бы этого не услышал, но уши влюблённого настороженны, как у осторожного зайца. Эмиль развернулся на крутящемся стуле, оттолкнулся от пола и подъехал к нему, произведя чудовищный грохот колёсиками по полу.
— Что-то случилось? — участливо спросил он. Руфус обычно был таким сдержанным, что этот тихий вздох был эквивалентен отчаянному крику у кого-нибудь другого.
Руфус потёр веки пальцами и улыбнулся Эмилю, словно бы извиняясь.
— Клиент хочет брутальные цвета, — тихо объяснил он. — Но не чёрный, не синий, не серый и не тёмно-зелёный.
Тара высунулась из-за своего ноутбука, как бдительный сурикат:
— Ты показывал ему палитру?! — требовательно спросила она.
— Да, конечно. Он сказал, что не за это нам платит, чтоб самому корпеть над цветами. Ещё он хочет, чтобы там была собака его невесты.
— Где — там? — осторожно уточнил Эмиль. Руфус поднял на него страдающий взор:
— На сайте.
— На сайте по продаже стеклянных перегородок для душевых кабин?..
Из-за соседнего стола донёсся агонизирующий вопль раненого динозавра. Именно Таре предстояло делать макет сайта и думать, куда совать собаку. Эмилю, к счастью, предстояло всего лишь обернуть собаку в код.
— Нам всем нужен перерыв, — решительно заявил он. — Идёмте за кофе.
— Бросьте меня, идите одни, — мрачно отозвалась Тара. — Мне уже ничем не поможешь.
— Я принесу тебе капучино, — пообещал Эмиль. — Молочная пенка решает все проблемы.
— Кроме сраной собаки на сайте душевых!! — зарычала Тара, и они предпочли скрыться на кухне.
Укрощённое чудище мирно урчало и пофыркивало, сверкая медными боками. Эмиль выложил на безликие офисные блюдца по кусочку чизкейка собственного приготовления, и на этот раз Руфус отказываться не стал. Надежда вновь ожила и затанцевала, как бабочка по весне. Может, он всё-таки наберётся храбрости и пригласит Руфуса на кофе в какое-нибудь приличное место…
Из угла умильно поглядывала крыса.
***
Весна бушевала на улицах Лондона, как пьяный моряк. Швыряла цветы направо и налево, рыдала дождём, а потом тут же иссушала слёзы жаркими лучами солнца. Не нравится погода? Подождите пять минут!
Они все вместе сходили на парад в День святого Патрика, а потом пили пиво в пабе. Руфус деликатно поинтересовался, не противоречит ли пиво религиозным убеждениям Эмиля. Эмиль только вздохнул. Он так разочаровал Господа, что какая-то там пинта пива хуже уже не сделает. Чего уже теперь!
— К тому же, — сказал он, — я не хочу встречать зомби-апокалипсис трезвым.
Оказалось, что после первой кружки пива у Руфуса сильнее прорезается ирландский акцент — обычно-то он говорил как обычный образованный парень среднего класса, но пиво взывало к его корням, хотя паб был английский. Эмиль, подперев щёку рукой, слушал его и улыбался, думая, что выдаёт себя всем лицом.
Он влип. Он очень серьёзно влип.
Устав спорить с собой, он наконец решил, что позовёт Руфуса на кофе. В конце концов, можно сделать вид, что это никакое не свидание, а так… дружеские посиделки. Они постоянно пьют кофе на кухне, а теперь, для разнообразия, выпьют его где-нибудь ещё! Как… коллеги. Друзья. Да, именно, как настоящие бро.
В пятницу Эмиль двадцать минут стоял под цветущей магнолией, греясь на солнце и улыбаясь. Сегодня! Да, вот сегодня.
На солнце набежала туча. Хлынул дождь, и Эмиль, кое-как прикрываясь спортивной курткой, потрусил к работе.
Он вскарабкался по лестнице, споткнулся о порожек, налетел на шкаф и наконец добрался до офиса, мокрый и задыхающийся. Ни Тары, ни Руфуса не было за столами — наверное, пошли к медному монстру на утренний поклон. Он не хотел показываться на глаза Руфусу в таком неприглядном виде, поэтому решил прокрасться мимо кухни в туалет, привести себя в порядок, а потом уже заявиться к коллегам.
Коридор был тёмный, а кухню заливали солнечные лучи. Если двигаться тихо, то никто не увидит, что он тут ходит. Эмиль, чувствуя себя ниндзя на задании, тихонечко пошёл вперёд, когда вдруг услышал нечто, отчего замер на месте.
— Он толстый, — отчётливо сказал Руфус этим своим тихим интеллигентным голосом. — Это уже чересчур.
Нежное сердце Эмиля со всего размаху шмякнулось обо что-то твёрдое. Он замер на месте, понимая, что надо поскорее отсюда уйти и не подслушивать, но...
— Это же мило? — Тара отвечала как-то неуверенно.
Ну да. Как будто сердцу было мало удара от Руфуса, теперь его ещё и пнула Тара. Настоящий друг возмутился бы, стал защищать!..
— Не могу согласиться, — очень вежливо возразил Руфус. — Это вредно для здоровья. Ты видела, какая у него обширная… задняя часть? Она трясётся! Ему надо меньше есть и больше гулять, бегать… Он и на улицу толком не выходит!
Сердце Эмиля вместе с трепыхавшейся в нём надеждой со всего размаху пригвоздили к асфальту, да ещё проехались сверху катком. Он прокрался в ванную, заперся в кабинке и очень постарался не плакать, думая о том, как двое красивых людей, из которых одну он считал подругой, а в другого был влюблён, обсуждают его трясущуюся заднюю часть.
Он был толстым, сколько себя помнил. У него всегда был живот, мягкая грудь, бёдра толще, чем у иных девчонок. Он не был ловким, быстрым, спортивным, как многие другие мальчишки, но смотрел на них без зависти, а с грустным смирением и восхищением. Над ним посмеивались в школе, но с серьёзной травлей он не сталкивался — может, играл роль его мягкий нрав и готовность угощать всех домашними сладостями, а может, просто повезло. Он всегда больше дружил с девочками, для которых был уютным и безопасным; они говорили, что у него красивые глаза и волосы, что он заботливый и будет кому-нибудь отличным бойфрендом.
Кому-нибудь, но не Руфусу О’Райли.
Эмиль умылся, привёл себя в порядок и остаток дня вёл себя сдержанно и молчаливо, отговариваясь тем, что у него болит живот. Конечно, они подумали, что это потому, что он много ест, но ему было всё равно. Он даже не пошёл посмотреть на крысу, когда она перебегала из-под шкафа в дальний угол за плинтус, и с нетерпением ждал, когда рабочий день наконец-то закончится.
В субботу Эмиль надел спортивный костюм и вышел на пробежку. Пробежав двести метров, он остановился: в боку кололо, сердце колотилось, как пожарный колокол, в глазах плыли красные круги, и весь организм кричал: «Ты рехнулся, брат?! Зомби-апокалипсис ещё не начался!».
Мимо него бодрой трусцой пробежали две ровесницы королевы Елизаветы, на ходу обсуждая, какие штокрозы лучше сажать ¬— аккуратные или растрёпанные.
Эмиль рухнул на газон и раскинул руки в стороны.
Через минуту над ним склонились два озабоченных женских лица.
— С вами всё в порядке, молодой человек? — озабоченно спросила одна из Елизавет.
— В… полном, — выдохнул Эмиль. — Я просто… отдыхаю.
Королевы расплылись в улыбках:
— Что ж, в таком случае, прекрасного дня! — прощебетала одна.
— У вас прекрасный английский, — заверила вторая.
— Я родился… в Бэзилдоне! — прохрипел Эмиль голосом человека, который вот-вот превратится в зомби, но Елизаветы уже удалялись, делая примерно двадцать километров в час, поэтому вряд ли его услышали.
***
— Что у нас сегодня? — Тара привычно заглянула ему через плечо.
— Не знаю, что у тебя, — ответил Эмиль, — а у меня — овощной салат.
— М-м-м! — с энтузиазмом откликнулась она. — Не терпится попробовать!
Эмилю не хватило духу ей отказать, поэтому он разделил салат на две части. Тара уплетала его за обе щёки. Кажется, донести до неё мысль не удалось.
— Я решил худеть, — кисло сказал он.
— Ты и так красивый. Но вообще — делай, как тебе комфортно, — беззаботно откликнулась она. — Вот если б моя мать готовила овощи как ты, то я бы не выбрасывала их в окно, как только она отвернётся… Жаль, что на Олимпиаде не представлено метание овощей в открытое окно. Я собрала бы все золотые медали.
Эмиль подумал, что собрал бы все золотые медали на чемпионате неудачников, но шутить об этом не стал. Разве можно шутить с человеком, который не боксировал с тем, кто так пренебрежительно комментировал твою заднюю часть?..
Этот человек, кстати, как раз вошёл на кухню, ослепляя синевой кардигана и белизной рубашки. Не в силах на это смотреть, Эмиль подхватил свою кружку с чёрным кофе и ушёл за свой рабочий стол.
Чёрный кофе был отвратителен, а день Эмиля был полностью испорчен с самого утра.
***
Солнце ушло, в викторианском новострое зажгли верхний свет, и привидения собрались в тёмных углах, обсуждая планы на ночь. Дом скрипел и вздыхал. Эмиль чувствовал с ним родство — он тоже скрипел и вздыхал, пытаясь найти, что же сделал не так и почему код не работает. Джессика упорхнула ещё в три часа дня, Тара ушла как полагается — в шесть. А он так увлёкся, что не заметил, как Руфус взял стул и подсел к нему, и когда тот его окликнул — подскочил на месте.
— Эй! Ты бы хоть в колокольчик звонил! — сердито буркнул он, старательно отворачиваясь, потому что сил никаких не было — эта милая, стеснительная улыбка, эти рыжие волосы, эти голубые глаза!.. Как может быть внешность так обманчива?! Как может такой мягкий и вежливый с виду человек вонзить три ножа в твоё нежное сердце?!
— Я повешу его на шею, — сказал Руфус, продолжая так же улыбаться. — Чтобы ты больше не пугался.
Эмиль развернулся к нему и напрямую спросил:
¬— Что тебе нужно?
Улыбка Руфуса слегка поблекла — он явно не ожидал такой реакции. Кончики его ушей слегка покраснели, он сплёл и расплёл пальцы, отвёл взгляд.
— Я… хотел спросить, когда ты заканчиваешь, и не хочешь ли зайти куда-нибудь поужинать. Со мной. Вдвоём, — уточнил он, и краска медленно поползла по его ушам на щёки.
Эмиль не мог поверить тому, что слышал. Это что, он так похудел за те несколько дней, что с отвращением пил чёрный кофе и жевал салат, мечтая о жареной курочке, сочном стейке или кебабе с соусом?! Или Руфус так шутит?
— Нет! — воинственно ответил он, и Руфус, по цвету теперь почти сравнявшийся со своими волосами, быстро встал:
— Прости, — пробормотал он. — Мне показалось… Я имел в виду, мы…
— Я толстый! — с вызовом крикнул Эмиль, тоже вскакивая на ноги. — У меня… «обширная задняя часть»! Мне надо больше бегать и гулять, но меньше есть!
— Что?! — от Руфуса, кажется, можно было прикуривать, таким он стал красным.
— Я всё слышал! Ваш разговор с Тарой в кухне… Ты говорил, какой я толстый… Она, наверное, выдала тебе меня — предательница! А ты сказал, что никуда меня не позовёшь, потому что моя обширная задняя часть… трясётся!!!
— Да чёрт побери! — рявкнул Руфус, и Эмиль испуганно замолчал.
Руфус, приобретя такой цвет, за которым следует апоплексический удар, выхватил из кармана телефон, потыкал в экран и сунул его Эмилю:
— Вот!! Это собака моей сестры! Которую она со мной оставила! Она его раскормила — он еле переваливается — так нельзя! — выговорил он на повышенных тонах и с вновь прорезавшимся ирландским акцентом.
С фотографии на Эмиля смотрел пухлый корги.
— А вот… — длинный палец Руфуса провёл по экрану. — …его задняя часть! И это не смешно, это плохое обращение с животными! У него пузико по земле шоркается, когда он идёт!! Он проходит три шага — и падает! И требует, чтобы его несли! Вот это я говорил Таре!
Руфус взъерошил тщательно уложенные волосы и посмотрел на него так, как, наверное, ирландцы только на англичан смотрят. В кои-то веки Эмиль почувствовал себя англичанином на все сто процентов.
— Ты правда думал, что я мог про тебя такое сказать? — спросил Руфус уже спокойнее, пряча телефон. — Ты мне нравишься! И твоя задняя часть, и твоя передняя часть!
Он упал на стул и выдохнул, спрятал лицо в ладонях. Эмиль, чувствуя себя последним олухом, выдавил из себя:
— И Тара не говорила тебе, что я на тебя с первого дня запал?..
— Нет! — выпалил Руфус, потом убрал руки от лица: — Погоди, что?..
— Ты, наверное, теперь не захочешь со мной ужинать? — тоненьким голосом спросил Эмиль. — Я всё испортил, да?
Они посмотрели друг на друга.
Крыса смотрела из угла на них обоих. Ей было плевать, что они там порешают — больше всего ей хотелось, чтобы они поскорее ушли, и она смогла пойти на кухню и доесть там забытое печенье.
— Я… я вообще-то очень голоден, — сказал Руфус всё ещё воинственным голосом.
— Я тоже. Я несколько дней ел один салат. И я тут знаю одно местечко рядом… Не пафосное. Но лучшая рыба в этом районе! И ты можешь рассказать про собаку или про то, как ты рассердился, что я решил, будто ты говоришь такое про меня…
Руфус шумно выдохнул. Потом встал.
— Я всё ещё хочу с тобой поужинать, — сказал он и улыбнулся привычной смущённой улыбкой.
Они спустились и вышли на улицу. Солнце ещё не зашло и то и дело выглядывало между облаков, отовсюду нёсся запах цветов, ветер колыхал ветви деревьев. Весна вошла в самый расцвет. В сердце Эмиля отплясывала канкан перебинтованная по уши надежда, и он подумал, что надо будет испечь Таре тортик. Как мог он подумать, что она предала его?! Тара получила бы золотую медаль, будь среди дисциплин Олимпиады боксирование за друзей!
— Знаешь, — сказал он и взял Руфуса под руку, заглядывая ему в глаза снизу вверх. — Если будет зомби-апокалипсис, я брошу своё мягкое сытное тело зомби, а ты в это время умарафонишь прочь. Ну знаешь, чтобы не задерживать тебя.
— Ты с ума сошёл? — ласково спросил Руфус. — Я ни за что тебя не брошу.
— Я за тобой не угонюсь. Я пробовал бегать. Нет. Меня съедят зомби.
— Я посажу тебя в тележку из супермаркета. Ни один зомби не угонится.
И тут Эмиль приподнялся на цыпочки (кто просил этого О’Райли вырастать таким длинным?!) и поцеловал его в щёку. И Руфус не отстранился с отвращением и не умарафонил в закат, а улыбнулся и сказал:
— Ну показывай уже, где там твоя лучшая рыба!
) табличку, а в треде есть людино-серьёзные анончики, осторожно
но нееет
Ещё одна мрачная сказка-несказка про неизведанное, 
Плюс переосмысление понятия 
Спасибо, что напомнил!
Спасибо!
будет мега крижэ абещаю!