6 декабря 0000. Эра Толерантности
Эра Толерантности звучит как что-то, что пытался бы выдумать махровый правак, изображающий злобных демократов. Но нам не поясняют, во всем ли мире теперь новый календарь, или США теперь живут как условные евреи в пятитысячном году. Ну, хоть месяцы трогать не стали.
Фрося (Извините, писать постоянно Ефросинья долго, поэтому буду звать ее Фросей) пытается сачкануть от школы, но с бабушкой номер не прокатывает. Эх, не умеют они прогуливать по-человечески!
– Я себя что-то плохо чувствую, – говорю я, – можно я не пойду в школу?
– Так. – Она подходит и щупает мой лоб. Её руки мягкие и пахнут кондиционером для белья, которым она всё время пользуется. Она совсем не плохая. Просто она не мама.– Температуры нет, – говорит она, – а что тебя беспокоит? Живот болит?
– Я просто плохо себя чувствую, – повторяю я.
– Ты можешь пропустить занятия, только если серьёзно больна. Я думаю, всё будет хорошо.
Она пару раз гладит меня по плечу.– Быстренько вставай, одевайся, а я подогрею колбаски и тосты, которые купил дедушка.
Мне совсем не хочется есть колбаски. Я думаю: «Сейчас декабрь». Но я киваю головой, мне не хочется её обижать.
Декабрь, видимо, намек на пост, в части с МакДональдсом Фрося тоже сначала хотела взять что-то без мяса. Поправьте меня, знающие, но Фросе лет 13, а подростков же вроде ни нормальные родители, ни священники не заставляют поститься.
Фрося таки встает в школу
Мои кроссовки – ровно на том месте, где я оставила их вчера вечером, они выглядят там очень одинокими, и кажется, им самим себя жалко.
Я вытряхиваю их, прежде чем надеваю, так, на всякий случай. Святитель Николай ничего в них не оставил. Теперь я злюсь на саму себя. Дурочка. Конечно, в них ничего нет. Я ем свою дурацкую колбасу с тостами и заставляю себя почувствовать удовольствие.
А не рановато для святого Николая, еще ж только 6е?
Еще Фросю водят к психологу. Так-то здравая мысль, скажут аноны, тем более, что девочка потеряла всю семью, но давайте не забывать, что правильные психологи только православные! У психолога плохо все, начиная с холла.
7 декабря 0000. Эра Толерантности
По четвергам я хожу к доктору Сниду. После школы бабушка отвозит меня на своей машине, мы сидим в холле и ждём, пока доктор подойдёт к нам и отведёт меня в свой кабинет.
Мне не нравится этот холл. Там всегда слишком тепло, а тёмно-коричневые стены вызывают у меня приступы клаустрофобии. Растения на столах из орехового дерева искусственные, наверное, потому, что здесь нет окон и будь они живые – завяли бы и просто умерли. Стулья на первый взгляд кажутся удобными, но они заставляют тебя сидеть слишком ровно, а подлокотники– слишком высокие. Одним словом, это один из таких холлов, который должен быть удобным и выглядеть домашним, но на самом деле создаёт ощущение, что ты задыхаешься.
Фрося явно считает доктора чмоней
Я думаю: «Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как доктор Снид сам был в седьмом классе?» Я даже не могу себе представить, что он носит какую-то другую одежду, кроме брюк в тонкую полосочку, жилетку и кроссовки. То есть то, во что он одет каждый раз. Над ним бы здорово посмеялись в нашей школе.
Да ладно, по своему стильно. Хотя сколько я ни видел психологов вживую или в интернете, все выглядели довольно обычно, никаких жилеток.
Доктор Снид практически с ходу допытывается до инцидента с именем, которым Фрося подписала контрольную
– Вижу, что мисс Линда кое-что написала на твоём тесте по испанскому, – наконец произносит он. Он кладёт этот листок на стол и продолжает просматривать остальные. – Ты часто пишешь не то имя?
– Нет, – говорю я.
Доктор Снид хмыкает. Он достаёт ещё несколько листочков из файла и выкладывает их рядом с моим тестом.– Подойди сюда и посмотри сама, – говорит он.
Я встаю с дивана и подхожу к столу посмотреть. Это всё разные мои работы: математика, словарный диктант по английскому и первая страница из теста по чтению. Они все подписаны «Хиллари». Даже не представляю себе, что там такого.
– Мне хотелось бы, чтобы ты обратила внимание на свой почерк вот здесь, – говорит мистер Снид, поправляя очки на носу. – Ты знаешь, мы многое можем сказать о человеке, глядя на его почерк.
...
- Сравни, как ты ошибочно подписала тест по испанскому и как подписаны другие бумаги. – Он тычет толстым пальцем в имя «Ефросинья» с моим фирменным, красивым росчерком на букве «ф», а потом указывает на «Хиллари», – тут – большие, квадратные печатные буквы. Видишь разницу?
"Вот и сейчас, извините за неровный почерк!"
Я киваю, но не понимаю, что из этого всего может следовать.– Меня это очень беспокоит, Хиллари, – говорит он, сгребая бумаги и засовывая их
обратно в файл.
Он некоторое время смотрит на меня не мигая.– Меня очень беспокоит, что ты всё ещё ощущаешь дискомфорт с той девочкой, которую
зовут Хиллари.
А вы точно психолог, по почерку личность определять? Еще на INTJ ее протестируйте, все больше толка.
Ты всё ещё не чувствуешь себя полноправной хозяйкой этого имени.
Так, может, надо было ее, не знаю, хотя бы Авророй назвать? Вообще не понимаю абсолютно, почему, раз уж у вас там добровольно-насильственная смена имен у населения, почему не дать людям самим выбрать новое. Я бы даже ради такого дела в Кукуцаполя переименовался!
Доктор Снид продолжает сессию.
Он глубоко вздыхает и кладёт файл на стол.– Это часто случается с людьми, пришедшими из оккультизма или деструктивных сект, им сложно найти свой собственный голос, свою индивидуальность. Но ты сильная девочка. Я думаю, что со временем ты сможешь перерасти то, что тебе пришлось пережить, и ты сможешь построить новую жизнь.
На первый взгляд звучит даже здраво!..
– Тебя это расстраивает? – продолжает он. – Я заметил, ты начинаешь заламывать пальцы, когда тебя что-то беспокоит.
– Всё в порядке, – повторяю я.
– Хиллари, это совершенно нормально – испытывать сложности в такой ситуации, особенно в твоём возрасте. Я уверен, ты очень любила свою семью.
Я только киваю головой.– И то, что случилось с ними, это, конечно, трагедия. Но мы можем извлечь из этого урок: узкое мышление и осуждение других вызывает в людях агрессию.
... до этого момента.
Мы должны подняться выше
чёрно-белого восприятия действительности. Мы должны научиться принимать всех людей
такими, какие они есть.
Как христиане принимают, да? 
А вообще, это настолько охуительный тейк, что я даже не знаю с чего начать. Автор считает, что психолог может вот так на голубом глазу сказать сироте, что ее родители, а до кучи и все остальные убитые сами виноваты в том, что их убили? Настолько задушнили всех вокруг своей религиозностью, что соседи предпочли отправить их на встречу с Есусом досрочно? Хотя ладно, у нас тут не психолог, а явно отрицательный персонаж.
Я смотрю на портрет старика на обложке моей книги. Эти люди жили в чёрно-белом мире. Но разве это было не из-за того, что они избавились от таких вещей, как любовь, и разве не злоба привела к насилию? Мне кажется, что доктор Снид говорит что-то совсем не то, говорит что-то совершенно противоположное.
Ооо, это прекрасное утверждение, что только христиане умеют любить, у атеистов эта функция отпал, как хвост у первобытного человека, обожаю!
– Это очень сложно понять в твоём возрасте, я знаю, – продолжает он, – но подумай о том, как далеко ты уже продвинулась. Когда ты пришла сюда в первый раз – ты отказывалась от мяса по средам и пятницам! Ты понимаешь теперь, какая это свобода – возможность выбора любой пищи? И вся жизнь такова. Если ты позволишь другим людям устанавливать внешние рамки в отношении себя, ты упустишь возможность попробовать много прекрасных вещей в жизни. Самое главное – прими других и саму себя такими, какие мы все, и ты в том числе, есть на самом деле, и это принесёт тебе счастье.
Справедливости ради, свобода выбора - это еще и свобода не есть то, что не хочется/нравится. Но да, это должен быть личный выбор, а не навязанный религией по принципу "нельзя, потому что нельзя"
– Просто подумай об этом, – продолжает доктор Снид, – принятие себя как Хиллари вовсе не означает предательства по отношению к твоей семье и памяти о ней. Ты можешь любить их и скучать без них, но ты должна сформировать собственный взгляд на жизнь, на то, что для тебя означает стать хорошим человеком.
Мы сидим в тишине. Мне не хочется с ним разговаривать. И мне не хочется приходить сюда.
В принципе, если отбросить хуйню про то, что родители сами виноваты, доктор говорит не бог весть какие инсайты, но вполне рациональные вещи.
Нас снова переносит во флешбек.
Пасха
На деревьях ещё нет листвы, и я боюсь, что мужчины увидят меня до того, как я смогу убежать достаточно далеко. Бежать босиком очень больно. Мне так страшно, что я бегу не оглядываясь. Когда они откроют машину, сразу увидят два стаканчика из Макдоналдса. А ещё моё одеяло на пассажирском сиденье. Они сразу всё поймут. В любую минуту они могут побе
жать за мной и убить.
Мистер Лиакос мёртв.
Мистер Лиакос мёртв.
Фрося бежит, но злобные аметисты совсем рядом
Слышу выстрелы позади. Я останавливаюсь на минуту, смотрю вокруг – куда же можно
спрятаться, хоть что-то, что может меня прикрыть. Ничего. Только деревья. И даже нет ни
одного толстого дерева, за которым я могу укрыться. Я слышу, как кто-то идёт в моём направ
лении, с шумом, грубо ломая кусты.
Когда не знаешь, как сделать плохих статистов еще хуже и заставляешь их стрелять по детям
Мне очень страшно. Мне просто хочется, чтобы всё скорее закончилось. Только пусть это будет не больно. Только пусть это будет не больно. Господи, Иисусе Христе, помилуй мя. Господи, Иисусе Христе, помилуй мя. Разбуди меня, пожалуйста, пусть это будет просто
ночной кошмар, останови это, пожалуйста, останови это…
– Вот она!
Я быстро поворачиваюсь, держу икону перед собой.
Слышу ещё один выстрел, на этот раз такой громкий, что, кажется, он совершенно оглушает меня. Что-то сильно ударяет меня в грудь так, что я падаю навзничь. Во всём мире полная тишина, кроме какого-то странного высокого звона. Я лежу в грязи на старых прошло
годних листьях не шевелясь. Наверное, я умерла.
Не, у тебя православный плот армор, как у Ивана Царевича из Детей против волшебников
Проходит много времени, прежде чем я могу пошевелиться. Звон понемногу затихает, и я слышу, как ветер шевелит листья, слышу чириканье пролетевшей мимо птички. Моя грудь болит так, будто кто-то сильно меня ударил. Я лежу с закрытыми глазами и надеюсь услышать мамин голос. Может быть, она рядом?
Фросю подстрелили, но преследователи настолько картон, что даже не смогли подойти проверить и на всякий случай добить контрольным.
А Фрося целее всех.
Лес пуст. Никого нет. Что случилось? Меня застрелили? Я прикасаюсь к груди. Очень больно, но там нет крови. И вообще, на мне нет ни капли крови. Только мои ладони почемуто поцарапаны, точно так же, как в школе на уроке физкультуры после перетягивания каната.
Фрося встает и понимает, что потеряла икону
Я встаю и осматриваю землю вокруг. А, вот она, в паре метров от меня, лежит ликом кверху, около упавшей сосны. Я иду, чтобы взять её, и вдруг останавливаюсь. Это же икона святителя Николая, это мамин святой покровитель, эта икона всегда стояла на её столике, у кровати. Святитель в полном спокойствии, на золотом фоне, в одной руке у него – Библия, другая поднята для благословения. Его лицо не изменилось – всё такое же серьёзное и тихое, хотя я вижу, что его грудь прострелена, прямо посередине, между двух
голубых крестов на его шарфе.
Я поднимаю икону, мои руки дрожат. Она кажется маленькой и лёгкой в моих руках.
Я поворачиваю её. Она всего сантиметра два шириной, но пуля не пробила икону насквозь.
С обратной стороны она выглядит совершенно целой.
Никогда бы не подумал, что икона работает лучше любого бронежилета! А военным уже сообщили?
Николь Мэфьюз – написано чёрным фломастером в левом углу. Я опять переворачиваю икону.
Значит, я держала её прямо перед собой, когда тот человек выстрелил. Должно быть, она остановила пулю, но сила отдачи пришлась на мои руки, поэтому я упала. Наверное, тот подумал, что я умерла?
Ага, чудом сценарным подумал.
Я опять сажусь на землю и смотрю на икону. Святитель Николай очень спокоен. Но то, что пуля у него в груди, очень беспокоит меня. Я хочу достать её ногтями, пытаюсь раскачать её, чтобы вынуть. Сажусь на камень у корней деревьев, это придаёт мне большую устойчивость.
Пуля очень плотно вошла в дерево, но через несколько минут у меня что-то начинает получаться.
Тонкая струйка крови вытекает из груди святителя.
О нет! Они убили Кенни Николая! 
В настоящем Фрося снова идет в библиотеку и разговаривает с Мими.
9 декабря 0000. Эра Толерантности
– Ну, как? Тебе понравилось? – спрашивает Мими с улыбкой.– Да, было очень интересно, но грустно, – говорю я, возвращая «Дарителя».
Она держит книжку и медленно проводит пальцем по портрету старика. Это одна из причин, почему я читаю книги, которые даёт мне она. Я знаю, Мими любит каждую из них.
Надеюсь, любит не так, как кринж-повара любят тесто, евпочя. Мими дает Фросе очередную книгу, почто что про саму Фросю.
– Она о девочке, у которой случилось несчастье, девочка грустит. Она учится в девятом классе, и она очень одинока, и ей самой приходится разбираться, как пережить прошлое. На первый взгляд это выглядит депрессивно, но на самом деле там очень много смешных моментов. Там отлично описана школа.
Мими встаёт и провожает меня обратно в отдел юношеской литературы.
Я думаю о школе, где мисс Линда следит за мной и другие дети со мной не разговаривают.
Да, звучит очень знакомо.
Фрося чувствует в Мими родственную душу...
– Я думаю, что у меня тоже иногда бывает депрессия, – говорю я. Даже не знаю, зачем я
это говорю. Я, в общем-то, не очень хорошо знакома с ней.
Мими не сразу отвечает. Потом она говорит:– У меня тоже…
Она вынимает книгу и передаёт её мне. На обложке – лицо девочки, немного прикрыто
ветвями ивы.– Вот она. Книга называется «Не молчи». Но ты должна будешь рассказать мне, что ты
о ней думаешь. Особенно о деревьях Мелинды.
... И потенциальную христианку.
– Почему ты носишь обручальное колечко на правой руке?
Она перестаёт теребить кольцо и внимательно смотрит на меня. Я знаю этот взгляд: взрос
лые смотрят на тебя так, когда решают – стоит ли тебе говорить что-нибудь или нет.– Потому, что это та рука, которой раньше давали обеты, – говорит она и так же внима
тельно смотрит на меня.– Раньше я тоже знала… таких людей… которые тоже поступали так… – шепчу я.
Мими кивает головой. Она оглядывается: рядом с нами никого нет.– Знаешь, что, – говорит она, – почитай «Не молчи», а потом мы поговорим о деревьях.
Мими вообще не палится.
10 декабря 0000. Эра Толерантности
Воскресное утро – значит, включён телевизор.
Намек, что телек заменил церковь?
Новые серии всех сериалов и шоу в воскресной программе. Бабушка и дедушка смотрят новую серию «Спасённый Сантой» – в общем,
это о Санта-Клаусе, который приходит к разным родителям, которые осуждают всё на свете,
он учит их, как принимать собственных детей, несмотря ни на что.
Звучит, как что-то для детей, но довольно милоe.
Папа с мамой, скорее всего, не разрешили бы мне это смотреть.
Побоялись бы, что к ним возникнут вопросики, да?
Подростки часто совершают поступки, из-за которых потом стыдно, и смотреть на это вместе с бабушкой и дедушкой как-то не очень, к тому же Санта-Клаус – это такая старушка. Думаю, мои родители бы сильно рассердились на это.
Явно нетфликсовский сериал.
Фрося пытается выполнить задание психолога
Но я устала сидеть одна в своей комнате, к тому же за окном дождь, так что я сижу на дедушкином кожаном стуле и вывожу в блокноте «Хиллари» снова и снова. Может быть, если я буду это делать хорошо, доктор Снид перестанет задавать мне свои вопросы?
Выходит не очень.
Я стараюсь написать это имя по-разному – слитно, потом большими круглыми буквами, как любят писать у нас девочки в классе, даже подрисовываю сердечко. В конце концов я начинаю раздражаться и опять писать большими квадратными буквами.
Я понимаю, что смена имени Фроси это такая попытка показать Систему, которая контролирует все, даже имя твое тебе не принадлежит, но как же это тупо. Интересно, а каких-нибудь Шона и Фиону заставили переименоваться или вопросики только конкретно к именам греческого происхождения?
Я вырываю исписанные странички из блокнота, мну их и выбрасываю.
Этот шум заставляет дедушку поднять на меня глаза.
– У тебя там всё в порядке, Хилли-Билли? – спрашивает он своим скрипучим голосом.
Опять проблемы с математикой?– Я не знаю, – ворчу я.
А про себя думаю: «И я не Хилли-Билли».– Пойду наверх, немного почитаю.– Вот правильно, отдохни, – говорит дедушка, снова поворачиваясь к телевизору.
Я поднимаюсь и иду наверх именно в тот момент, когда Санта-Клаус снимает свою фальшивую бороду и начинает красить губы.
А под бородой помада не сотрется?
? Или она русского происхождения (бабушки-дедушки например)? 
