Фандомы и ролевки

Анон · 2021-03-22 03:26:02

Тред для обсуждений Цзян Чэна. Без хейта, набросов и оскорблений персонажа и участников треда. В случае, если дискуссия превращается в срач, она переселяется в Срачный тред Магистра. Обсуждение канона, фанонов, реки фиков и ссылки на арты приветствуются.

▼Визуал⬍

▼Игры⬍

▼Обзоры фанфиков⬍

Гугл-таблица реков ЦЧ-треда

Рандомайзер пейрингов с ЦЧ

Анон · Вчера 17:12:27

Фея и её щенки такое мимимими :heart:

Анон · Вчера 17:13:28

Анон пишет:

китайские лаверы оплатили ролик в каком-то ТЦ

Ничосе

Анон · Вчера 17:57:57

улов с Вейбо

▼Скрытый текст⬍

Анон · Вчера 18:01:28

Фигурка русала и ЦЧ с цветком в зубах :heart:

Анон · Вчера 18:02:08

Русалочка милашка такая строгая) И очень заходит ЦЧ в божественном образе, до чего ему идет.

Анон · Вчера 18:05:13

Сколько прекрасного и милого! :heart2:

Анон · Вчера 18:08:10

Как и обещала, Корю в подарок на др ЦЧ принесла новый фик на 10К слов :heart: https://archiveofourown.org/works/73727 … /192241241

Анон · Вчера 18:13:58

Анончики, я вас обожаю всех за этот тред :heart: за прекрасные накуры, обсуждения, просмотры и компанию, и солаверство. А все прекрасные авторы и артеры вызывают у меня кьют агрешн :heart:

Анон · Вчера 18:21:41

#ЦЧфест
Месяц чэнсяней, все исполнения в одном посте) кто пропустил - припадайте, они прекрасные

▼Один⬍

Вэй Усянь перевернулся на бок, тяжело вздохнув. Сон не шел. День выдался насыщенный и даже приятный, но внутри все равно свернулся темный грызущий зверь. И дело было не в вине, заботливо настоянном четвертым дядюшкой.

Вэй Усянь догадывался что именно его гложет, только разобраться с этим не мог.

Резко поднявшись, он схватил бумагу и кисть.

«Как тебе спится по ночам?» - написал Вэй Усянь и уставился перед собой, размышляя, поймет ли Цзян Чэн. Он вывел еще несколько строк, сложил письмо и отправил его с вороном, которого обычно использовал для обмена информацией с Пристанью Лотоса. Птица посмотрела на него, кажется, осуждающе перед тем, как расправить крылья.

Большего сделать он не мог. Вэй Усянь вновь улегся на своеобразную постель – солома да кучу тряпья. По привычке прислушался к звукам, исходящим от Кровавого озера. Это успокаивало, хотя совсем не походило на ночные звуки в Юньмэне.

Все же… Не Лань Чжань должен был рассказать ему о свадьбе шицзе.

Не Лань Чжань. Не случайный посетитель чайной лавки. Не торговец редькой. Не чужой.

Почему Цзян Чэн так долго молчал? Почему не потрудился рассказать о таком важном событии? Всего семь дней… А что толку? Вэй Усянь все равно не сможет приехать в Башню Золотого Карпа. От таких мыслей становилось тошно, поэтому он постарался облачить грусть в злость.

Но вместо гнева получалось нечто иное. Представился спящий в своих покоях Цзян Чэн – распущенные волосы, четкий профиль, расслабленный рот… Было бы неплохо залезть к нему под одеяло, прижаться животом к спине, закинуть ногу и уснуть так до утра. Губы Вэй Усяня невольно сложились в мечтательную улыбку. Картина рисовалась сама по себе, легко и естественно. Он уже чувствовал запах лотосового масла для волос и дерева, хотелось уткнуться носом в теплый затылок, дышать медленно, расслабляясь с каждым вздохом.

Цзян Чэн всегда пах домом. И мысль о нем наполняла такой огромной надеждой и светом, что становилось трудно дышать.

Послание – нервное и запутанное – найдет Цзян Чэна грядущим утром. Ответит ли он? Что скажет? Что Вэй Усянь больше не часть ордена, а значит, никто не обязан сообщать ему о свадьбе Цзян Яньли и Цзинь Цзысюаня?

«Ты ушел. Мы с сестрой больше не считаем тебя частью семьи».

Горло перехватило.

Нет, Цзян Чэн так не ответит. Быть может, он тоже сейчас не спал, смотрел в темноту и думал о том, как славно им засыпалось вдвоем. С этими успокаивающими мыслями Вэй Усянь и уснул.

Следующей ночью, выводя на бумаге для талисманов причудливые с виду знаки, он услышал вернувшегося ворона.

«Почти не сплю», - писал Цзян Чэн. – «Покорми Перышко – он молодец».

Вэй Усянь рассмеялся и нежно провел кончиками пальцев по иероглифам.

▼Два. Что было после финала дорамы, пов ЦЛ ⬍

Цзинь Лин всегда думал, что его цзю-цзю — крайне рациональный человек, не признающий эмоций. Когда-то цзю-цзю учил его тому, что у каждого его решения, у каждого поступка — или проступка, — будут последствия, с которыми ему придется жить, и надо бы сначала подумать, а уже потом действовать, но стоило Вэй Усяню объявиться, как цзю-цзю сам же и позабыл о своей науке.

Про Вэй Усяня тоже говорили, что он необычайно умен, коварен и хитер, но чем больше Цзинь Лин его узнавал, тем больше считал, что даже Фея, выпрашивающая у цзю-цзю запрещенные ее сладости, проявляет больше коварства, чем Вэй Усянь.

С другой стороны, — Цзинь Лин ни за что не сказал бы этого вслух! —, но Вэй Усянь, тоскливо смотрящий на Пристань Лотоса, действовал на цзю-цзю примерно также, как и Фея, мастерски делающая вид, что не ела целый месяц, так что Вэй Усянь может и знал все о том, как воздействовать на цзю-цзю, только вот ничего с этим не делал.

Цзинь Лин заметил это все еще в храме, когда они смотрели друг на друга, и тоска, поселившаяся в их взглядах была настолько осязаема, что у Цзинь Лина загорчило во рту. Больше всего раздражало то, что смотрели они друг на друга только в те моменты, когда другой отвлекался на нечто иное, и сколько Цзинь Лин не пытался выпытать у дяди, что он хотел сказать Вэй Усяню еще в храме, тот лишь холодно отмахнулся от него.

Впрочем, несколько дней спустя после произошедшего в юньпинском храме, Вэй Усянь объявился в Пристани Лотоса, и Цзинь Лин с растущим интересом наблюдал за тем, как якобы самый умный заклинатель своего поколения выставляет себя идиотом, а его всегда хладнокровный дядя ведется на все подначки Вэй Усяня.

К примеру, в одну из первых ночей они едва не перебудили всю Пристань Лотоса, когда по какой-то причине посреди ночи вдруг решили сорвать лотосы в одном из отдаленных озер — проснувшийся от их шума Цзинь Лин вышел на мостки и подслушал, как они цзю-цзю говорил что-то про гулей, которые едят лотосовые зерна, а Вэй Усянь отвечал ему про одиночество и лотосы. Цзинь Лин так и не понял, как одно связано с другим, но прекрасно видел, как цзю-цзю столкнул Вэй Усяня в воду, а тот, не будь дураком, утащил его за собой. В воде они, правда, не барахтались, а смотрели друг на друга так, что Цзинь Лину стало неловко и он поспешил скрыться в своей комнате и выбросить из головы все, что только что видел, но с каждым после этого все будто становилось одновременно и хуже, и лучше.

Они не говорили о каких-либо серьезных вещах — Вэй Усянь держался так, будто не сегодня, так завтра вновь пустится в путешествие по цзянху, и каждый раз, как заговаривал об этом, у цзю-цзю становился такой взгляд, словно у него заболели все зубы разом. Тем временем, дальний павильон, в котором Цзинь Лин любил играть ребенком, постепенно заполнялся вещами и талисманами Вэй Усяня, но цзю-цзю старательно делал вид, что не видит и не слышит взрывов там происходящих, а Вэй Усянь, судя по всему, делал вид что собственный павильон не вызывает у него никаких чувств, хоть Цзинь Лин уже и заставал его над тем, что он прижимал к груди темные одежды с вышитыми на рукавах волнами и таким растроганным лицом, что у Цзинь Лина самого защемило сердце.

Потом Вэй Усянь в них переоделся и пришла очередь цзю-цзю смотреть на него так, будто он увидел нечто одновременно самое прекрасное и самое ужасное, и Цзинь Лин понял, что все эти взрослые чувства, разговоры и взгляды вызывают у него лишь головную боль. Когда пришло время покинуть Пристань и вернуться в Башню Кои, Цзинь Лин думал о том, что наверное совсем скоро ему принесут весь о том, что эти двое окончательно рассорились, но прошел месяц, потом другой, а Вэй Усянь все еще оставался в Пристани Лотоса, а цзю-цзю все еще делал вид, что нет ничего естественнее.

Впрочем, полгода спустя у Цзинь Лина появились все причины думать, что нет ничего естественнее, чем Вэй Усянь в Пристани Лотоса. Ничем другим объяснить то, почему отточенным и явно привычным жестом Вэй Усянь поцеловал его цзю-цзю в шею, а потом, ужасно сказать, в губы, Цзинь Лин объяснить не мог, и лишь жалел, что оказался в неподходящее время —посреди белого дня! — в неподходящем месте, — на причале, куда мог прийти любой!!

— Кто же знал, что старые люди все еще могут заниматься такими вещами! — пожаловался он Фее, к которой сбежал от этих двоих, взвыв, что ему нужны новые глаза. Фея согласно тявкнула и лизнула его в щеку и Цзинь Лин почесал ее, решив что отсидится в своих комнатах до вечера, а может и до завтра, пока не заставит себя забыть то, что только что лицезрел.

(Вэй Усянь в итоге выманил его из обещаниями о сладких танхулу и жареной на костре рыбе тем же вечером, и они втроем делали вид, что ничего такого Цзинь Лин утром и не видел. Но цзю-цзю казался гораздо счастливее, чем когда-либо, и если для счастья ему были нужны такие странные вещи и Вэй Усянь, Цзинь Лин решил, что ради цзю-цзю он потерпит. Даже если ему определенно точно нужны новые глаза, не видевшие того, как Вэй Усянь жадно смотрит на его цзю-цзю).

▼Три⬍

Утром их отправили на болота неподалёку от Пристани Лотоса — собирать травы для лекарей под руководством подмастерьев. В свои одиннадцать Цзян Чэн понимал, что это один из способов научить адептов отличать полезные растения от ядовитых, но не любил такие вылазки. Хотелось тренироваться стрелять из лука или сражаться на мечах, а не кормить комаров. Настроение не поднимал даже Вэй Ин, который плелся позади всех, широко зевая и досыпая на ходу.

— Пошевеливайся, — шепнул Цзян Чэн Вэй Ину на ухо, потрепав его по плечу, — иначе в болоте утонешь. Или тебя гуль утащит!
— Пусть тащит, отосплюсь, — буркнул в ответ Вэй Ин, надув губы, но всё же выпрямился и зашагал бодрее.

Цзян Чэн хмыкнул, глядя ему в спину. Пришлось тоже отвести плечи назад и вытянуть шею, чтобы сгладить неожиданно появившуюся разницу в росте. Не то чтобы Цзян Чэна это волновало — совсем скоро он догонит и перегонит Вэй Ин. Так сестра сказала.

Младших учеников поделили на небольшие группы, каждую из которых возглавлял старший адепт. Велено было не вырывать растения с корнем и складывать их по отдельности. Погода в последнюю неделю стояла сухая и теплая, но на болотах было чуть прохладнее. Цзян Чэн утёр пот со лба рукавом и почесал горящую от укуса щёку.

— Какая скукотища, — пожаловался Вэй Ин, держа в одной руке нож для срезания растений, а в другой — пучок травы. — Вот бы пойти искупаться. И поесть. И запустить воздушных змеев. И…

С каждым его словом выполнять задание становилось всё невыносимее. Цзян Чэн выпрямился, желая то ли присоединиться, то ли прикрикнуть, но пришлось отвлечься на жужжащего над ухом комара. Цзян Чэн с досадой отмахнулся и посмотрел на Вэй Ин обиженно и несчастно.

Тот умолк.

— Всё в порядке? — спросил Вэй Ин, подойдя ближе и взяв Цзян Чэна за руку. Он всегда так делал, если волновался или хотел показать что-то новое. Привычка сохранилась с тех первых дней, когда Вэй Ин попал в Пристань Лотоса. Сейчас он делал так всё реже и реже, и Цзян Чэна это совсем не трогало!
— Просто надоело, — выдавил Цзян Чэн и почувствовал, как краснеет.
— Смотри, что умею, — Вэй Ин вдруг улыбнулся широко и открыто. Цзян Чэн почувствовал, как по его руке — от ладони, которую сжимал Вэй Ин, вверх — пробежала едва заметная тёплая волна.
— От комаров?.. — догадался Цзян Чэн, удивлённо посмотрев на Вэй Ина. Ему уже приходилось чувствовать такое, когда небольшой защитой из ци его накрывали матушка или сестра. — Когда ты научился?!
— Я пока не очень умею один. Давай вместе попробуем? — предложил Вэй Ин.

Цзян Чэну оставалось только согласиться.

* * *

До следующей поставки целебных трав ждать было слишком долго, поэтому они отправились на болота. Повзрослевший Цзян Чэн с новым чувством шёл по освобождённой земле, жадно вдыхая влажный тяжёлый воздух. Сейчас знаний о лекарственных растениях у него было больше — на войне чего только не приходилось делать из подручных средств. А дома у них была целая аптека под носом!

Вэй Усянь собирал растения молча и методично, хмурился время от времени. Будь его воля, наверняка бы привлёк к этому делу своих мертвецов. Цзян Чэн прищурился, ища в лице Вэй Усяня признаки скуки, но видел лишь отстранённость. Он время от времени отмахивался от мошкары и шагал в противоположные от Цзян Чэна стороны.

— Всё в порядке? — спросил Цзян Чэн, выпрямившись. Он подошёл к Вэй Усяню ближе и протянул руку, старательно игнорируя то, как тот едва заметно отшатнулся. Показалось. Просто показалось.
— Да, — коротко бросил Вэй Усянь, бледно улыбнувшись и позволив сжать свои пальцы.

Цзян Чэн, не думая, послал по его руке слабый разряд ци, ещё не зная, что мгновение спустя тот затеряется в маленькой-огромной пустоте.

▼Четыре. Постдорамный канон, они не говорят, но говорят⬍

Цзян Чэн наблюдал за племянником издалека, с удовлетворением отмечая про себя, как ладно тот смотрится среди сверстников. Цзинь Лин был уже выше многих, и пусть его лицо еще иногда казалось по-детски пухлым, а характер все еще заставлял желать лучшего, — не далее, как сегодня утром, он ворвался в палатки Юньмэн Цзян, забыв о всяких приличиях, и ведя себя как беспокойный щенок, а не глава собственного клана, — но игнорировать то, что он взрослел, становилось невозможным.

Цзян Чэну это не нравилось. Он бы предпочел, чтобы Цзинь Лин оставался пухлощеким, вредным ребенком, который больше всего на свете любил играть с Феей, есть сладости и ходить с ним на ночные охоты как можно дольше, но судьба была более чем жестока к его мальчику. Цзян Чэн хотел, чтобы он был беспечным и беззаботным подростком, но за год, прошедший после смерти Цзинь Гуанъяо, Цзинь Лину пришлось иметь дело с вещами, которые заставляли его взрослеть раньше положенного.

И все же сейчас он был в окружении сверстников и друзей, закатывал глаза на их шутки, пихался локтями с мальчишкой Ланей, улыбался — совсем как а-цзе, — и так драматично поправлял волосы, украшенные золотыми заколками, что становился до боли похож на Цзинь Цзысюаня.

А еще совершенно не замечал стайки девушек, бросающих в его сторону заинтересованные взгляды.
 Цзян Чэн знал, что над его племянником уже кружит рой кровожадных и опасных темных созданий, имя которым — свахи. И он не собирался отдавать его им на съедение, твердо решив, что как и в случае с а-цзе, Цзинь Лин сам выберет себе свою судьбу, и только тогда, когда он сам посчитает это нужным.

Именно поэтому он смерил самым мрачным и суровым взглядом главу Гао, который уже имел наглость прислать ему письмо, не столько даже намекающее, сколько громко говорящее о том, каким прекрасным был бы союз между его внучкой и Цзинь Лином. Однако сейчас старик, столкнувшись с его взглядом, поспешил сбежать в противоположный край лагеря, который разбили перед охотой, и Цзян Чэн довольно осклабился. Чем дальше все эти жадные до власти и денег люди были дальше от Цзинь Лина, тем лучше.

— Если ты будешь так смотреть на каждого главу ордена, Цзинь Лин никогда ни на ком не сможем жениться, — Вэй Усянь появился будто из ниоткуда, забросил руку ему на плечо, словно так и было нужно, и широко улыбнулся. — Если девушки сегодня будут осыпать их цветами, у него наберется больше всего цветков.

Цзян Чэн чуть повел плечами, но отталкивать Вэй Усяня не стал, а тот словно и не заметил его неловкого жеста. Не то, чтобы он мог его винить — за последние шестнадцать лет никто не вис на его плечах, как это делал раньше Вэй Усянь, и от этого жеста было и сладко, и больно одновременно.

— Можно подумать, от этих цветов будет какая-то польза. Только смутят его перед охотой и все, — мрачно произнес Цзян Чэн. — Кроме того, ему всего семнадцать лет, еще рано говорить о браке.

— Я помню как ты злился, когда цветами осыпали тебя, — Вэй Усянь пихнул его локтем и Цзян Чэн в ответ ущипнул его, с удовольствием ощущая под пальцами прохладный лотосовый юньмэнский шелк. — Если он будет реагировать также, точно обречен.

Обречен есть лотосовые семена в одиночестве? Цзян Чэна так и подмывало это спросить, однако весь последний год он уже не был одинок, пусть и не решался никак спросить Вэй Усяня о том, что все это значило — его возвращение в Пристань Лотоса, их молчаливые вечера вдвоем с лотосовым вином, все больше пурпура в одеждах Вэй Усяня и то, как часто они делили на двоих одни покои.

— Ему всего семнадцать, — вновь повторил Цзян Чэн. — Мало кто в семнадцать знает, что ему предначертано и с кем он хочет пройти свой путь.

— Я знал, —пожал плечами Вэй Усянь, и его рука скользнула с плеча Цзян Чэна к его талии, — И ты тоже, — шепнул он, прижавшись к нему ближе и опалив дыханием его шею. А затем отстранился от него, легким и стремительным шагом направляясь к Цзинь Лину, явно намереваясь смутить его при всех — кажется, вчера Вэй Усянь говорил что-то про то, что этот мальчишка определенно не умеет разговаривать с девушками.

Цзян Чэн с раздражением почувствовал, как его лицо становится горячим, но не смог возмутиться, когда Вэй Усянь обернулся и ослепительно ему улыбнулся, крутя в пальцах фиолетовую кисточку от меча, который он начал носить в последние месяцы.

Они оба действительно все знали в свои семнадцать и с тех пор ничего не изменилось.

▼Пять. История о том, что с ЦЧ творится что-то странное... или нет. ⬍

Тело Цзян Чэна захватил злой дух. Вэй Усянь видел это собственными глазами.

Они не собирались охотиться вместе, но сама судьба свела их в мрачном ущелье, по дну которого петляла отравленная речушка. Невольно вспомнилось, что пока они под одним небом… Вэй Усянь качнул головой – сейчас было не время для этого. Никто из них не знал, с чем именно имеет дело, а потому уничтожить темную тварь не вышло. Гадина ловко притворилась развеянной по ветру, но Вэй Усянь чувствовал кожей – она уцепилась за Цзян Чэна.

- Она жива, - крикнул Вэй Усянь удаляющейся спине. Цзян Чэн не ответил, только махнул рукой - услышал.

Заклинатель его уровня без сомнений знает, что делать. Не было смысла переживать, но Вэй Усянь хотел убедиться. Вдруг в Пристани Лотоса уже развернулась настоящая битва? Кто-то мог пострадать. А если Цзян Чэн или приехавший в гости Цзинь Лин?

Вэй Усянь твердо вознамерился проверить. Взглянуть одним глазком. Еще раз пройтись по деревянным помостам, посидеть у воды и послушать перестукивание лодок… Нет! Просто заглянуть, узнать, как обезвредили тварь. Не у Цзян Чэна, конечно. Может, у юных адептов? Да кто бы им рассказал еще…

Ладно, разберется на месте.

На полпути к Пристани Лотоса Вэй Усяня осенило. Это мог быть не просто демон, желавший разрушений и жертв. Что если ему нужны энергия ян и плоть? Тогда Цзян Чэну требовалось срочное лечение! Вэй Усянь подстегнул Яблочко. Он был готов стать жертвой демона и вытянуть его из Цзян Чэна, даже если им придется возлечь вместе… ради Цзян Чэна готов. Мысль пугала, но не вызывала отторжения. Наверное, так бывает только когда речь идет о близком. Страх потерять Цзян Чэна оказался сильнее.

Вэй Усянь надеялся проникнуть на территорию резиденции незаметно, но его встретили у ворот, будто ждали. Поклонились, забрали Яблочко, чтобы накормить и напоить. Его самого провели к главному управляющему Цзян Цзылэ.

- Господин Вэй, - начал тот сдержанно. Каждую их встречу Цзян Цзылэ поразительно вежливо давал понять, что Вэй Усянь ему не слишком нравится. – Мы ждали вашего визита.
- Удивительное дело, ведь я сам еще вчера не думал, что окажусь здесь, - отозвался Вэй Усянь с усмешкой. Внутри все сжалось.
- Вы были с главой на последней охоте два дня назад, - перешел к сути Цзян Цзылэ, - и вы что-то там заметили, иначе не приехали бы сюда. Со вчерашнего дня глава ведет себя… необычно.
- Никто не пострадал?
- Нет. По крайней мере, пока…
- Где он? – перебил его Вэй Усянь.
- Ушел утром на рыбалку, - вздохнул Цзян Цзылэ.
- На рыбалку, - повторил Вэй Усянь, кивнув сам себе.

Цзян Цзылэ явно что-то вычитал в его взгляде, потому и решил уточнить:

- Глава редко отправляется куда-то отдохнуть.
- А не ваша ли задача разгружать его? – не удержался Вэй Усянь, понимая, что напрашивается. – Цзян Чэн любит все контролировать, но обычная рыбалка – это мелочи. Мы раньше постоянно бегали на пруд.
- Посмотрите сами, - Цзян Цзылэ выглядел порядком утомленным, поэтому Вэй Усянь решил не раздражать его еще больше.

Не задумываясь, Вэй Усянь выбрал дорогу. Ноги сами понесли, стоило вспомнить про рыбалку. Мест было много – чаще всего они с шиди забирались на ветвистую иву, где дурачились, пили вино, пытались столкнуть друг друга в воду. Дерево находилось на территории Пристани Лотоса, а значит, Цзян Чэн вряд ли выбрал его.

Наваливаясь на весла, Вэй Усянь с неудовольствием отметил, что отвык от гребли. То, что когда-то было постоянным занятием, на которое и внимание-то не обращаешь, сейчас вызывало неудобство и усталость.

- Надо почаще плавать, - выдохнул он себе под нос. Только где? Он бродил по земле, не имея постоянного пристанища, к чему было обзаводиться лодкой. – Стану лодочником-торговцем, буду плавать в Пристань Лотоса с товаром, - ответил Вэй Усянь на свои же мысли и почти вздрогнул, услышав крик:
- Эй, греби потише! Всю рыбу распугаешь! - Цзян Чэн каким-то чудом оказался совсем близко. Выглядел он обычно. Почти: ни гуаня, ни наручей, закатанные рукава, босые ноги, небрежный пучок с выбившимися прядями. На лице ни злости, ни неудовольствия – лишь легкая досада, которую он так щедро расточал еще во времена их детства. Того и гляди надует щеки!
- Твой улов уже неплох, - присвистнул Вэй Усянь, заглянув в лодку Цзян Чэна.

Тот неопределенно пожал плечами и спросил:

- Тоже пришел порыбачить?

В вопросе точно содержался подвох. От Цзян Чэна, от духа или от обоих? Вэй Усянь широко улыбнулся.

- Конечно! – в конце концов, если его попытаются утопить, можно укрыться в зарослях лотосов.
- А вино не захватил, - с досадой отметил Цзян Чэн и вернулся к рыбалке.

Вэй Усянь присоединился к нему, держа ухо востро. Все прошло удивительно мирно – говорили только по делу, в Пристань Лотоса вернулись на закате. Дух захватывало от привычного и далекого, как поблекшее воспоминания из повторяющегося сна, вида озера, окрашивающегося в темно-розовый и золотой.

Вэй Усянь так погрузился в себя и свои ощущения, что не заметил присутствия Цзян Чэна рядом, а когда хотел с ним заговорить, того и след простыл.

Так прошло пять дней. Вэй Усяня никто не гнал, ему нашлись покои и занятия, если он того желал. Никто не приставал к нему попусту, а если обращался, то с большим уважением. Цзян Чэн продолжал избегать кабинетной работы, выражая всю скуку мира и поручая разбираться с этим доверенным адептам. Как-то Вэй Усянь видел, что Цзян Чэн складывал из писем причудливые фигурки, отправляя их в полет до ближайшей лужи. Он убегал на ночные охоты, приходил пить вино к Вэй Усяню, учил младших адептов хитростям, бегал купаться по три раза на дню, забегал на кухню за добавкой, загорал на каменистом берегу, дремал на траве, летал на Саньду забавы ради.

До Вэй Усяня доходила молва, что Цзян Чэн захаживает на псарни, где проводит часы, заваленный тявкающими щенками. Картина представлялась настолько ужасной, что Вэй Усянь уверенно отнес ее к порочащим честь главы великого ордена слухам.

- Ты же знаешь, зачем я здесь? – как-то спросил Вэй Усянь, коря себя за медлительность и за разрушение мира, установившегося между ними.
- Поговорить, да? – Цзян Чэн посмотрел на него открыто. – Я сначала думал, что все уже было решено между нами в храме Гуаньинь, но… Прошло время, и я уже не так уверен.

Вэй Усянь открыл рот, закрыл рот, сглотнул. К такому он не готовился.

- Поговорить, - согласился он после затянувшегося молчания. Движения давались ему всегда легче слов – раскрытой ладонью он прижал ко лбу Цзян Чэна талисман и пустил по нему ци. Цзян Чэн крупно вздрогнул, глаза его закатились. – Прости, - с сожалением шепнул Вэй Усянь.

Дух, покидая Цзян Чэна, нацелился было на Вэй Усяня, но резко сменил направление, попытавшись сбежать. Заранее подготовленная ловушка сработала как надо, захлопнув невидимую дверцу. Вэй Усянь начертил в воздухе несколько охранных знаков, прежде чем вернуться к приходящему в себя Цзян Чэну. Тот часто моргал, будто после темной комнаты вышел на свет.

- Как ты? Лекаря позвать? – спросил Вэй Усянь наигранно бодро, отсчитывая внутренне мгновения до того, как его выставят за дверь.
- Нет… - качнул головой Цзян Чэн так, что несколько прядей упало на плечи. – Это было похоже на отдых, чем на одержимость.
- Точно, - Вэй Усянь осмелился сесть рядом с Цзян Чэном. – Выглядишь лучше тех крестьян, тела которых я недавно освобождал от духов.
- Спасибо на добром слове, - фыркнул Цзян Чэн насмешливо, задержав на Вэй Усяне внимательный взгляд. Губы его дрогнули в усмешке. – Так ты поговорить пришел?

Вэй Усянь смотрел на Цзян Чэна, наполняясь волнением и радостью одновременно. Возможно, это был знак или просто повод остаться в Пристани Лотоса еще на чуть-чуть, но ответ прозвучал честно:

- Поговорить. О нас.

▼Шесть. Пов ЦЦС, юмб буллят павлина и задают неудобные вопросы ⬍

Каждый раз, когда Цзян Чэн и Вэй Усянь навещали Цзян Яньли в Башне Кои, Цзинь Цзысюань радовался дважды: в первые минуты их прибытия, когда улыбка А-Ли становилась невероятно мягкой и освещала нежностью все ее лицо, и в последний день их пребывания, когда они наконец отправлялись домой.

Если бы это услышал кто-то из посторонних и не близко знакомых с этими двумя, был бы удивлен — глава Цзян отличался идеальными манерами, был безукоризненно вежлив с самим Цзинь Цзысюанем, а Вэй Усянь, хоть и позволял себе вольности, беспрекословно слушался свою шицзе. Но мало кто представлял себе, что творилось за закрытыми дверьми, там, где их не могли увидеть или услышать чужаки.

Цзинь Цзысюань иногда сам не хотел слышать того, как ноет и требует к себе внимания Вэй Усянь, едва ли не соревнуясь в капризах с малышом А-Лином. А-Ли на это лишь мягко улыбалась и позволяла Вэй Усяню лежать у себя на коленях, гладила его по волосам, готовила его любимые блюда и явно считала все его детские выходки милыми. Что касается Цзян Чэна, тот пусть порой и пытался одергивать Вэй Усяня, но быстро сдавался и вместе с А-Ли потворствовал его поведению. А еще Цзинь Цзысюань с ужасом обнаружил, что Цзян Чэн умел дуться, когда ему казалось, что сестра не уделяет ему внимания. Цзинь Цзысюань, который на время их визита видел свою жену лишь по ночам,— и это если эти двое позволяли им такую роскошь, а не занимали его спальню и его жену своей болтовней всю ночь напролет, — сам отчаянно тосковал, скучал и ждал, пока они наконец не уедут.

Сегодняшний вечер, судя по всему, с тоской подумал Цзинь Цзысюань, вполне рисковал превратиться в одну из таких бессонных ночей. Уже был поздний вечер, а Вэй Усянь и не думал уходить в свои покои — откровенно говоря, он никогда в них и не спал, предпочитая делить покои с Цзян Чэном и вот об этом Цзинь Цзысюань старательно не думал, — а продолжал пить вино и развлекать А-Ли рассказами и сплетнями о происходящем в Пристани Лотоса.

С этой тактикой Цзысюань тоже был знаком — так они уговаривали А-Ли приехать в Юньмэнь не на седмицу, а на месяц-другой. Чаще всего у них получалось, и это значило, что он либо будет тосковать в одиночестве здесь, в Башне Кои, либо же терпеть подначки этих двоих в Пристани Лотоса.

Вэй Усянь не замечал его мрачного взгляда, пока жизнерадостно соблазнял А-Ли рассказами о сладких семенах лотоса — у А-Ли был прекрасный лотосовый пруд в Башне Кои, Цзысюань сам за ним следил!!! — и пересказывал сплетни о людях, которых Цзысюань и знать не знал, и вскоре, каким-то образом, они заговорили о повторных браках.

Впрочем, если говорить начистоту, тема так и витала в воздухе — его отец погиб два года назад, сразу после празднования ста дней А-Лина, уже год, как вдовцом был А-Яо, и Цзысюаню ужасно хотелось, чтобы тот вновь начал улыбаться, и…

— Не то, чтобы существует правильное или неправильное время для горя и оплакивания близких, —раздался голос Цзян Чэна и Цзинь Цзысюань заставил себя прислушаться к их разговору, совершенно упустив смысл их спора.

— Я бы сказал, что для некоторых существует, —возразил Вэй Усянь и вперил взгляд в него. Цзян Чэн тут же сузил глаза, явно готовый с ним согласиться, и Цзинь Цзысюань неуютно поежился под их тяжелыми взглядами, не понимая, чего они от него хотят.

— Что это должно значить? — спросил он, с облегчением чувствуя, как А-Ли нежно сжала его руку.

— Как ты думаешь, — Цзян Чэн насмешливо улыбнулся,— сколько времени нужно выждать, прежде чем жениться повторно, после смерти супруга или супруги?

О, это была ловушка, Цзинь Цзысюань кожей чувствовал, как эти двое, подобно хищным волкам, уже чуют его еще непролитую кровь.

— Мальчики, — попыталась одернуть их А-Ли, — прекратите.

— Но а-цзе…

— Тебе разве не хочется узнать, что ответит А-Сюань? —протянул Вэй Усянь.

— Не существует правильного ответа на такой вопрос! — возмутился Цзысюань, чувствуя, как начинают гореть щеки.

— Конечно, существует, — отмахнулся Вэй Усянь. — Просто зависит от того, кто спрашивает.

— И что это должно значить?!

— Скажем, если бы этим вопросом задавалась а-цзе, мы бы сказали, когда угодно.

— Хоть на следующий день, если она этого захочет.

— Или сразу в день похорон, —подхватил Вэй Усянь.

— Гости все равно уже собрались, зачем терять время зря,—согласился Цзян Чэн, даже не скрывая насмешливой улыбки. — А вот если бы этим вопросом задавался ты…

— Я им и не задаюсь! — возмутился Цзысюань, которого распирало от обиды и успокаивало лишь то, что А-Ли прижалась к нему в нежном объятии.

— И правильно, мы бы сказали, что никогда,— сверкнул глазами Вэй Усянь. —Не в этой жизни.

— И может не в следующих двух-трех, — фыркнул Цзян Чэн, легко увернувшись от подушки, который Цзысюань все таки в него швырнул.

— Пока ты вновь не встретил бы шицзе, — согласно закивал Вэй Усянь, улыбаясь А-Ли самой невинной из своих улыбок.

— А если бы это был ты? — мрачно поинтересовался Цзысюань, которому было и обидно, и странно приятно от того, что эти два демона были не против того, что А-Ли будет его и в следующих жизнях.

— Я?—Вэй Усянь растерянно заморгал, а потом уставился на Цзян Чэна таким обожающим взглядом, что Цзысюаню захотелось закатить глаза.

— В его случае правильным ответом будет то, что умирать запрещено,—отрезал Цзян Чэн, из взгляда которого исчез любой намек на смех.

— Мне нравится, — согласно кивнул Вэй Усянь, — Но еще… Я или не дам этому случиться, или найду способ вернуться в мир живых, а Цзян Чэн меня дождется.

— Почему вообще в вашем случае возможен такой вариант ответа? — возмутился Цзысюань, прекрасно понимая, что его сейчас никто не слушает, даже А-Ли, которая смотрела на своих ужасных братьев самым любящим взглядом.

— Конечно, дождусь. Сколько бы ни пришлось ждать, —подтвердил слова Вэй Усяня Цзян Чэн, заставив того расплыться в широкой улыбке, и Цзинь Цзысюань в очередной раз подумал, что он добровольно связался с этой сумасшедшей семейкой.

А-Ли, правда, стоила этого и даже большего.

Но все же он не мог дождаться того момента, когда эти двое, наконец, не уедут к себе домой.

▼Семь. Фем!ЦЧ⬍

В комнате было душно. Воздух пропитался запахом лечебных трав настолько, что их горечь ощущалась на языке при каждом вдохе.

- Глава, вам нужно отдохнуть. Мы позаботимся о юном господине, - Лю Тао склонила голову, но говорила с твердой доброжелательностью, с которой лекари гонят родных больного.
- Я останусь, пока ему не станет лучше, - отозвалась Цзян Чэн, почти не отводя взгляд от А-Мина. Ее маленький мальчик беспокойно ворочался в лихорадке. Время от времени он просыпался с сухим всхлипом и успокаивался, только найдя ее глазами или ощутив прикосновение руки.

Наверное, А-Мин был еще слишком мал, чтобы запомнить, кто сидел возле его постели, но Цзян Чэн не могла его оставить. Вспоминалось, какое облегчение в детстве она сама испытывала, когда матушка лично отпаивала ее лекарствами.

А-Мину уже дали необходимый отвар, но жар не отпускал – ребенок был горячим, словно перегрелся на солнце, только ладошки и ступни оставались холодными.

Цзян Чэн хотела помочь – она бы отдала сыну всю ци, которая у нее только была, но целители строго-настрого запретили даже пытаться. Ребенок возраста А-Мина не мог использовать чужую энергию для излечения, переизбыток ци мог только сильнее навредить ему.
Цзян Чэн не помнила точно, когда сама последний раз болела – это было еще до формирования золотого ядра. Тогда ее переселили в отдельный павильон, куда не пускали других детей. И только непоседливый Вэй Усянь бегал к ней, чтобы посидеть под окнами, рассказывая обо всем: о том, что давали на обед, о шестом шиди, случайно утопившем лук и колчан стрел, о цветах, которые он принес старшей сестре…

Цзян Чэн покачала головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Если бы здесь был Вэй Усянь, он бы тоже попытался отправить ее спать, заверяя, что проследит за А-Мином, а потом легко бы принял ее отказ. Сидел бы рядом и умудрялся делать все разом: подбадривать и обнимать ее, болтать с сыном вполголоса и греть в ладони его крохотные пальцы. К нему можно было бы привалиться, спрятать покрасневшие глаза и сказать о том, что тревожит.

Когда Цзян Чэн узнала, что беременна, то испытала смешенные чувства. Ребенок был желанный, после окончания войны и восстановления ордена они с Вэй Усянем планировали подумать о наследнике. Но разделить с ним эту весть не вышло: Вэй Усянь, навесивший на себя, казалось, все долги мира, полный благородных порывов, ушел спасать кучку Вэней.

Цзян Чэн готовилась к этому разговору, но каждый раз в ее голове вместо признания получался вызов. В глубине души она эгоистично надеялась, что ребенок заставит Вэй Усяня если не сразу вернуться в Пристань Лотоса, то сделать это в ближайшем будущем. Если не ради нее, то хотя бы…

В итоге она едва не разругалась с Вэй Усянем в пух и прах. Он – всегда такой болтливый – долго молчал. Выглядел виноватым, но решительным.

Цзян Чэн вернулась домой одна, переполненная горечью и разочарованием. Она могла сказать наверняка – Вэй Усяня новость о ребенке огорошила, и обрадовала тоже. Он все порывался ее коснуться, но стоило обиженной Цзян Чэн отшатнуться, перестал. Смотрел на нее, болезненно сведя брови, просил не приходить пока на Луаньцзан, опасаясь дурного влияния темной энергии на малыша. Звучало разумно, но Цзян Чэн разозлилась еще сильнее – от бессилия.

Она запретила себе скучать, но не скучать не могла. К счастью, Вэй Усянь скучал тоже.

Он появился на пороге в поздний час, укрытый плащом. Они коротко поговорили, а потом долго сидели в обнимку. Цзян Чэн прижималась спиной к груди Вэй Усяня, а тот слегка поглаживал ее по животу. Было тепло и сонно, но уснуть Цзян Чэн себе не позволяла. Задремывая, она сжимала пальцами ткань широких рукавов Вэй Усяня.

Цзян Чэн хорошо помнила смятение первых месяцев и резкое отторжение при мысли раскрыть тайну своего положения, особенно когда ее дом и семью окутала паутина слухов и злых домыслов. Говорили, что Вэй Усянь не защищать невинных ушел, а от опостылевшей жены – копии госпожи Юй! – к талантливой красавице Вэнь Цин. Цзян Чэн поднимала подбородок выше и меняла фасон платьев на более свободный. Ее бы не удивило, если бы дурацкие слухи шли из одной только Башни Золотого Карпа – все удивительным образом быстро забыли о том, что Цзинь Цзысюн угнал больше полусотни человек с выделенной им земли, чтобы использовать в виде наживки. Кому какое дело до побежденной стороны, когда посудачить можно было о семейных дрязгах молодой главы восстанавливающегося ордена?

Цзян Чэн порой и сама забывала, зачем именно ушел Вэй Усянь. Почему воспитывает чужого ребенка, почему живет с чужой женщиной и ее семьей, почему не может просто вернуться.

Тревоги добавляло и скорое расставание с сестрой. Цзян Яньли, помирившаяся с Цзинь Цзысюанем, собиралась в скором времени выйти замуж и переехать в Башню Золотого Карпа. Она предлагала Цзян Чэн отложить свадьбу, чтобы подольше побыть рядом, но та решительно отказалась. Видеть сестру такой влюбленной вдали от Цзинь Цзысюаня было невыносимо. Хоть кто-то из них двоих должен быть счастлив.

И все же – слухи оставались слухами. Мало кто знал истинное положение вещей. Официально Вэй Усянь продолжал жить в Пристани Лотоса, взяв полсотни Вэней под защиту, пока для них не будет найдено безопасное для жизни место. Другие кланы продолжали роптать на подобную неподобающую доброту, но не пришли к согласию по поводу поступка Цзинь Цзысюна. Не Минцзюэ, несмотря на суровые речи, спешить добивать чудом уцелевших племянников Вэнь Жоханя тоже не спешил.

Вэнь Цин, бесконечно благодарная за спасение брата, была скорее союзницей. Она без обиняков пообещала Цзян Чэн сделать все от нее зависящее, чтобы Вэй Усянь скорее вернулся домой.

Если бы все было так просто… На советах кланов Цзян Чэн надеялась слышать о Вэнях все реже и реже, но продолжала ловить на себе любопытные взгляды и слышать шепотки за спиной.

Ехать в Ланьлин Цзинь на свадьбу тоже не хотелось – там скрыть давно обозначившуюся беременность не получилось бы при всем старании. Лететь на мече с животом на дальнее расстояние не получилось бы тоже… Против этого уже возражали все лекари и адепты.
И все же именно эта поездка подарила немало счастливых минут, потому что Вэй Усянь был рядом – в цветах Юньмэн Цзян, добродушно скаливший зубы на Цзинь Цзысюаня, нежный и внимательный к Цзян Чэн.

Они условились, что о рождении наследника Цзян Чэн сообщит ему раньше, чем об этом будет объявлено публично – такое событие запускало праздники по всему ордену.

Так и получилось. Глядя на крохотного сморщенного малыша рядом с собой, изможденная Цзян Чэн первым делом распорядилась о послании. Страх, боль и одиночество разом покинули голову, когда она взяла на руки А-Мина. Было странно, душили слезы, но плакать воспрещалось. Становилось понятно, почему женщинам давали месяц на восстановление. Позволить себе такое Цзян Чэн не могла, как бы доверенные лица не настаивали на полноценном отдыхе.

Вэй Усянь старался приходить чаще, хотя получалось не всегда. Он таскал сына на руках и болтал с ним так, будто младенец был в состоянии его понять. Глядя на них, Цзян Чэн со сладкой горечью думала, что Вэй Усянь за недолгие визиты умудрялся уделять ребенку внимания больше, чем ее собственный отец за всю ее жизнь. Мысли были недостойные, следовало попросить прощения перед табличкой Цзян Фэнмяня… когда-нибудь.

А-Мин, несмотря на малый возраст, быстро сделался любимцем в ордене. В Пристани Лотоса гостили то Цзян Яньли с Цзинь Цзысюанем, то родственники со стороны матушки. И Цзян Чэн даже умудрилась получить удовольствие от каждого визита, потому что центром внимания был ее восхитительный мальчик, а не она.

Через год они с Вэй Усянем и сыном прибыли в Башню Золотого Карпа на празднование первой луны А-Лина. И это было еще одним драгоценным событием в жизни их растущей семьи. Когда А-Мин тянулся к младшему братику с таким живым интересом, чтобы потрогать его, у Цзян Чэн дрогнуло сердце.

Тем вечером в их покоях, пока Вэй Усянь развлекал А-Мина, который бегал вокруг них с радостным смехом, Цзян Чэн много думала. Сын поразительно походил на нее почти всегда, когда дулся, плакал, рассматривал, изучал что-то, но в его широкой улыбке и непоседливости она всегда видела Вэй Усяня.

Уткнувшись лбом между лопаток Вэй Усяня и обняв его за талию, она поймала себя на диком желании украсть у него еще одну частичку. Так жестоко и несправедливо по отношению к нему, но Цзян Чэн ничего не могла с собой поделать. Грудь распирало так, что на глаза наворачивались слезы.

Утомившийся А-Мин начал капризничать и проситься к матери на руки. Цзян Чэн прижала его к себе, погладив по спине. Можно было позвать няню, но Вэй Усянь сам с готовностью вызвался его уложить – взгляд его при этом был таким жадным, что пришлось уступить. Он очень скучал. Цзян Чэн видела, как он зарисовывает сына. В его пещере на Луаньцзан висели портреты А-Мина в разные периоды – от младенчества до его нынешнего подвижного состояния.

- Он так быстро меняется. Хочу запомнить, - ответил тогда Вэй Усянь на ее невысказанный вопрос.

«А я хочу, чтобы ты был с нами», - не сказала Цзян Чэн. Решила промолчать и о том, что А-Мину очень полюбился Цзинь Цзысюань, а самодовольный Павлин как-то ляпнул, что с удовольствием поведет его и А-Лина на первую ночную охоту. Впрочем, быстро опомнился и посмотрел как-то тревожно, но Цзян Чэн предпочла не возражать.

Вэй Усянь пришел, когда она разоблачалась из верхних одеяний. Скользнул к ней как-то по-кошачьи, как опасный хищник, притянул к себе.

- Меня не будет около двух месяцев, - сказал серьезно, прижавшись губами к волосам Цзян Чэн. – Осталось вывести последних Вэней. Вэнь Цин уже обустроила все необходимое.

Цзян Чэн подняла голову, чтобы встретиться с Вэй Усянем взглядом. Почему-то ее не накрыла радость или предвкушение, возможно, она перестала верить, что в их жизни что-то может пойти просто. Она притянула мужа для поцелуя, страшась потерять хотя бы мгновение до их скорого расставания.

И вот, месяц спустя, Цзян Чэн сидела возле постели приболевшего сына и молилась богам о его скором выздоровлении.

- Глава, юному господину стало лучше, - отметила Лю Тао, убирая руку со лба ребенка, - температура пошла на спад.

А-Мин действительно перестал дрожать, расслабился и погрузился в глубокий сон. В комнате приоткрыли окно, чтобы свежий воздух разбавил густой запах лечебных трав. Задышалось свободнее. Цзян Чэн еще какое-то время смотрела на сына, а затем склонилась, чтобы поцеловать его маленький сжатый кулачок. Попросив разбудить себя через шичэнь, она направилась в покои.

Чуть более чем через один кэ за дверью скользнула тень. Лю Тао встрепенулась и бросила громче, чем рассчитывала:

- Господин Вэй!

Вэй Усянь склонилась над ребенком, ласково убирая со лба темную отросшую прядку, и прижал палец к губам с хитринкой в глазах.

Лю Тао выдохнула, когда он скрылся в покоях главы, и очень надеялась, что теперь Вэй Усянь пришел навсегда.

▼Восемь. Вообще-то ЦЛ молодец⬍

Цзян Чэн уставился на козлика.

Козлик уставился на Цзян Чэна.

— Да быть того не может! — Цзян Чэн чувствовал, что закипает. — Ты-то как это допустила? — обратился он к Фее, которая виновато поджала уши и заскулила. — Я возлагал надежды хотя бы на твоё благоразумие. В следующий раз разрешаю кусать его, рвать одежду, но не давать натворить глупостей. Боги! — очень хотелось использовать Цзыдянь — не чтобы разрушать проклятие, а чтобы отвести душу.

Козлик, видимо, почувствовав неладное, отступил и обиженно заблеял.

— Ты ещё спорить со мной будешь? — негромко спросил Цзян Чэн, приподняв брови.

Лучше бы это произошло при Вэй Усяне! Но тот уступил ему Цзинь Лина, стоило ему увидеть Фею.

— Я тебя с младенчества учил ничего в рот не тащить, — продолжил Цзян Чэн, ухватив козлика за рога и подтянув к себе. — И почему-то ты пятилетний оказался разумнее?

Козлик уставился на него странными, с прямоугольным зрачком, глазами и… заорал.

— Что тут происходит? — Вэй Усянь всегда чувствовал, когда что-то творилось без него. — О, какой симпатичный… Цзян Чэн, где ты нашёл козлёнка в лесу?
— Это не козлёнок, — сквозь зубы процедил Цзян Чэн, выпрямившись.

С минуту Вэй Усянь смотрел с вопросом то на Цзян Чэна, то на козлика, а затем захохотал так, что птицы с верхних веток поднялись в воздух. Слёзы выступили в уголках его глаз, но униматься он не думал.

— Цзинь… Лин, — выдавил он, запыхавшись, — ты на солнце перегрелся? Съел незнакомый плод?
— Оставить бы тебя так на полгода, да Башню Золотого Карпа в твоё отсутствие займёт кучка змей. Придётся искать траву преображения.
— Её нет в этом лесу, — уже серьёзнее отметил Вэй Усянь. — Она предпочитает расти в более сухой местности. Я знаю, где, так что могу отправиться хоть сейчас.
— Я с тобой. Без меча ты провозишься долго, — неожиданно даже для себя заявил Цзян Чэн. — Только нужно сначала отвести Цзинь Лина в Пристань Лотоса.

Вэй Усянь выглядел удивлённым, но спорить не стал. Оно и к лучшему. Не хватало ещё пускаться в объяснения такого решения.

Оставшись один в охраняемых покоях, Цзинь Лин несколько раз стукнул копытцами по деревянному полу. Фея понятливо тявкнула и скрылась, чтобы принести мешочек. Кинув его перед козликом, она не без труда потянула за завязки, высыпав запрятанную внутри траву.

Прожёвав и проглотив стебли, Цзинь Лин ощутил жар и распирающее изнутри чувство, а затем оказался лежащим на спине. Пересчитав пальцы на руках, он медленно приподнялся и благодарно почесал собаку за ухом.

— Ну вот, а ты не верила, что сработает!

Фея тявкнула согласно, но смотрела немного осуждающе.

— Пусть прогуляются, им полезно. Кто виноват, что иначе их вдвоём не оставишь? — вздохнув, Цзинь Лин понадеялся, что больше на такие жертвы идти не придётся.

* * *

Цзян Чэн сам не понял, как так получилось.

Это не его пальцы зарылись в густую копну чёрных волос. Не его рука скользнула по спине, сжимая ткань. Не его губы горели и саднили. Вэй Усянь стоял напротив с улыбкой – той самой, которой никогда не было у Мо Сюаньюя, которая была только у него. Цзян Чэн невольно облизнулся. Трава преображения была собрана, но…

— Ты никуда не торопишься? — спросил тихо Вэй Усянь, глаза его горели.

Иногда детям нужно было преподать урок. Пусть и не на полгода.

Вместо ответа Цзян Чэн поддался вперёд.

▼Девять. Типа фиксит, мэджик, очень хоупфул эндинг⬍

Чувства к Вэй Усяню — клубок ласковых змей, что сплетаются в объятиях где-то в ребрах Цзян Чэна, и то жалят его ненавистью, то стискивают сердце так, что от всей этой любви невозможно дышать. От этой ненависти теплеют кончики пальцев и исходят искры, гаснущие в лотосовых озерах, когда он смотрит на его пустые покои, когда кажется, что голос Вэй Усяня раздается где-то на тренировочной площадке, когда он раз за разом вспоминает, что остался один. От этой любви горчит всегда сладкое вино, которое они пили вдвоем, от нее пышнее и ярче цветут лотосы, напитанные его тоской и кровью, от нее эти мучительные сны и ненависть к ветрам.

Пристань Лотоса сейчас во власти ветра туманов и дождей, от которых Цзян Чэн забывается беспокойным сном, от которого он проснется лишь еще более уставшим и раздраженным. Он спит, уткнувшись лицом в подушку, на которой всегда спал Вэй Усянь и хмурится даже во сне.

Сегодня ему снится Пристань Лотоса — во сне он сидит на крохотном участке их с Вэй Усяням тайного места и вокруг разливается яркий лунный свет. Вэй Усянь появляется как обычно: раздаются тихие шаги, а мгновением позже он прижимается к его спине, запрокидывает руки на его плечи, и Цзян Чэн уже давно его не отталкивает.

— Я соскучился, — выдыхает Вэй Усянь, и от тоски в его голосе может разбиться даже самое жестокое сердце. Цзян Чэну не нужно оборачиваться, чтобы знать — он смотрит на Пристань с жаждой человека, которого лишили воды.

— Так вернись, — Цзян Чэн уже не помнит, в который раз они говорят об этом и знает, что их спор заранее обречен.

Вэй Усянь не может вернуться, он не может последовать за ним, и все, что им остается — ждать, когда истечет срок сделки Вэй Усяня.

Больше всего за это Цзян Чэн ненавидит себя, но Вэй Усянь прижимается лбом к его виску, опаляет дыханием шею, и стискивает в объятиях. Для него тринадцать лет скитаний, будучи привязанным к зову ветра, ничто в обмен на золотое ядро для Цзян Чэна, и неважно, с каким жестоким божеством пришлось заключить сделку.

Цзян Чэн чуть поворачивает голову, чтобы посмотреть на него — лицо Вэй Усяня, омытое лунным светом, прекрасно и его сердце привычно пропускает удар. Он стискивает его пальцы, и вместо того, чтобы спорить в очередной раз, оставляет горячий и нежный поцелуй на его нижней губе, и Вэй Усянь тут же отвечает на него, оставляя после себя вкус сладкого лотосового вина, и Цзян Чэн едва ли может сдержать улыбку.

Некоторые вещи не меняются, сколько бы лет и ветров не прошло, и от этого тугой узел в его груди ослабевает, а голос, шепчущий, что Вэй Усянь не захочет возвращаться и после тринадцати лет странствий, утихает.

Но Вэй Усянь каждую ночь пытается пробраться в его сны дорогами ветров, и это тоже что-то да значит.

— В следующий раз я покажу тебе пустыню, — шепчет Вэй Усянь, оставляя последний поцелуй в чувствительном местечке на его шее и Цзян Чэн просыпается, еще долгое время ощущая, как в этом месте горит кожа.

Однажды, совсем скоро, ветер сменится и приведет Вэй Усяня домой. А Цзян Чэн будет его ждать.

▼Десять. Чэнсяни влюблены, юны и глупы, но это почти не проблема.⬍

Цветущая яблоня шумно зашелестела, встречая ветер. Запах нежных розово-белых цветов окутал сидевшего под деревом Вэй Усяня. Тот рассеянно провел ножом по палке – слишком сильно, срез вышел глубоким и кривым.

Адептам поручили приспособить подручные средства под оружие, содержащее ци в случае, если меч вдруг окажется не при них. Но сколько бы раз ученики не пытались наделять камни, бревна и даже траву светлой энергией, ничего не получалось. Вэй Усянь покрутил в руках свою неудавшуюся «защитницу» и решил сделать из нее цян [прим. древнекитайское копье].

Сосредоточиться оказалось нелегко. Вэй Усянь с легкой досадой поднялся на ноги и отправил получившееся копье в полет – оно вонзилось в землю почти вертикально.

- Непохоже, чтобы ты им управлял, - отметил подошедший Цзян Чэн.

Вэй Усянь ответил не сразу, продолжая щуриться на солнце и разглядывать несчастную палку.

- Я управляю копьем едва ли не ловчее, чем Суйбянем. Как ты можешь во мне сомневаться? – улыбнулся Вэй Усянь и посмотрел на Цзян Чэна.

Очередной порыв ветра потревожил цветы яблони, лепестки осыпались прямо на макушку и плечи Цзян Чэна. Вэй Усянь почувствовал, как земля уходит из-под ног. Мир качнулся раз или два, мелькнул в темных красивых глазах напротив, замер на губах, сложенных в усмешке.

Наверное, заминка вышла слишком длинной. Вэй Усянь спешно закинул руки за голову и двинулся в сторону пристани, громко насвистывая.

Цзян Чэн если и удивился, виду не подал. Только потянул за рукав и повел по привычной дорожке, к их особенному месту. Любимая заводь еще не успела зарасти – молодая трава только-только потянулась к солнцу. Они устроились на сложенных дощечках в молчании, отогреваясь.

Впереди было лето, а после – Облачные Глубины. Они маячили впереди смутно беспокойными холодными вершинами. Вэй Усянь радовался, когда узнал, что дядя Цзян отправит его туда с Цзян Чэном, но сейчас немного тревожился. Все было легко и привычно в Пристани Лотоса, где он знал каждую тропку и травинку, где мог владеть вниманием Цзян Чэна безраздельно, пускай тот ничего не замечал. Здесь он был первым учеником, был другом.

В Облачных Глубинах все могло измениться. Пока непонятно как, но… Цзян Чэн подвинулся чуть ближе, прижался плечом к плечу.
Хватит ли у Вэй Усяня выдержки и там оставаться тем, кем он должен был быть? Даже ненавистный Павлин имел на шицзе больше прав, чем он на Цзян Чэна. Это становилось особенно очевидно, когда он представлял их на территории Гусу Лань, где правил и границ слишком много. Вэй Усянь мотнул головой и едва сдержал смешок: что за глупости лезли в голову? Он – и хуже Павлина? Чепуха. Он знал Цзян Чэна всю свою сознательную – счастливую – жизнь. Жизнь без Цзян Чэна помнилась лишь холодом и собачьими пастями.

Не сговариваясь, они оба сдвинулись так, что кончики пальцев соприкоснулись. Вэй Усянь увереннее накрыл руку Цзян Чэна своей. От его волос будто все еще пахло яблоневым цветом.

О причинах думать не хотелось, было просто хорошо.

* * *

Тени в комнате сгущались.

Цзян Чэн склонился над заданием Лань Цижэня. Нужно было быть внимательнее – учитель поразительно подробно описывал задачи и имел четкое представление об ответе. Небрежно данное объяснение приравнивалось к ошибке, потому корпеть над домашней работой приходилось дольше обычного.

Вэй Усянь все еще отрабатывал наказание в библиотеке. Целый месяц вместо того, чтобы придумывать совместные развлечения, гулять по вечерам или просто болтать допоздна. Он сидел в компании Второго Нефрита, а потом возвращался – с утомленной улыбкой, с испачканными пальцами, с сотой историей о Лань Ванцзи.

Цзян Чэн крепче сжал кисть и приказал себе не думать об этом. Что веселого в переписывании правил? Уж точно Вэй Усянь не нашел в Лань Ванцзи закадычного друга. А болтал о нем, потому что… Потому что тот красивая неприступная глыба. Не наскучивший Цзян Чэн, который и лицо-то держит для вида, хотя всегда поддается на уговоры. Ни загадки, ни интереса.

Цзян Чэн понял, что замер со злой ухмылкой только, когда в их общую комнату вошел Вэй Усянь. Отвечать на его приветствие не хотелось, в горле застряла обида.

- Это на тебя так задания старика действуют? – спросил Вэй Усянь, стягивая с себя испачканный верхний слой одежд. – Уж не бородка ли лезет? – продолжал он, склонившись к Цзян Чэну так близко, что его дыхание опалило щеку.
- Хватит нести чушь, лучше бы делом занялся! – Цзян Чэн резко отодвинулся и случайно оставил пятно на бумаге. И без того плохое настроение испортилось окончательно.
- Не беда, я помогу переписать, - начал было Вэй Усянь, но Цзян Чэн решительно дернулся к выходу, толкнув его плечом.

Гулял до отбоя, обходя людные места. Уличная прохлада остудила горящие щеки, а время – злые ревнивые мысли. Стало стыдно и горько. Вэй Усянь не был виноват в том, что Цзян Чэн хотел невозможного. Обидел его, наверное, он же даже не побежал следом…

Цзян Чэн страшился разговора, который мог последовать после возвращения. Но в их комнате было уже темно, Вэй Усянь тихо лежал в своей постели. Забравшись под одеяло, Цзян Чэн уткнулся в подушку, тяжело дыша. Хотелось кричать. Он не сразу ощутит прикосновение к плечу.

- Прости, - зачем-то извинился Вэй Усянь шепотом, почти привычно укладываясь рядом и обнимая Цзян Чэна поверх одеяла. – Я не думал, что ты так из-за заданий переживаешь.
- Плевать на эти задания! – Цзян Чэн решительно приподнялся, но скидывать с себя руку не стал. Уставился на Вэй Усяня, у которого в темноте угадывались только блестящие глаза и неугомонная прядка. – Я не переживаю… просто ты постоянно торчишь с Лань Ванцзи!

Вэй Усянь, кажется, пару раз моргнул. Точно шумно выдохнул. Поддался вперед так, что их с Цзян Чэном носы столкнулись, а найдя нужную позицию, прижался лбом к его лбу.

- Я тоже, - сказал он с какой-то странной улыбкой в голосе, - тоже не переживаю…

Споры о том, кто кого первым поцеловал, не утихли и через добрый десяток лет. Цзян Чэн был уверен, что знает правильный ответ.

▼Одиннадцать. Пов Феи, потому что иногда нужно обратиться к хорошим умным девочкам ⬍

Десятка лет было недостаточно, чтобы понять людей. Фея осознала это на собственном опыте.

Первым серьёзным ударом стало предательство Цзинь Гуанъяо, который подарил Фее настоящее счастье в виде Цзинь Лина. Её Цзинь Лина — яркого тёплого шара света, от которого пахло пионами и домом, у которого сердечко стучало быстро-быстро, как у кролика. Которого Цзинь Гуанъяо едва не убил.

А сейчас, гостя в Пристани Лотоса, Фея с непониманием наблюдала за Цзян Чэном и Вэй Усянем, которые со странной затаённостью ходили друг вокруг друга.

Цзян Чэн — пурпурная энергия, запах грозы и тоски. Он ругался едко, но всегда чесал за ухом идеально правильно, подкармливал вкусным и обнимал за шею, когда никто не видит. Он был частью мира Феи, её стаи.

Вэй Усянь — запах опавшей листвы и порыв ветра. Жужжащая, как рой пчёл, энергия, и… страх. Фея никак не могла привыкнуть к тому, что он — такой близкий Цзинь Лину — боится её!

И оба — как два неопытных щенка! — почему-то ужасно грустили.

Фея осторожно пробовала подружиться с Вэй Усянем: демонстрировала покорность и дружелюбие, если он вдруг оказывался рядом; приносила ему самые лучшие палки и даже свою любимую игрушку (старого тигра Цзинь Лина), но держала дистанцию. Вэй Усянь всё равно пугался, прячась за Цзян Чэном или требуя у Цзинь Лина увести её подальше.

Фея не обижалась. Он был источником смеха Цзинь Лина и сильных чувств Цзян Чэна, а значит, тоже своим. Она терпеливо сидела в другом конце зала, пока Вэй Усянь учил Цзинь Лина приёмам, или притворялась спящей, если он вдруг заходил в комнату.

Но всё же Фее не давал покоя раскол в её семье. Она должна была вмешаться.

* * *

Фея обожала ночные охоты. Её считали слишком молодой духовной собакой для серьёзных тварей, но с щенячьего возраста учили различать энергии и всегда находить Цзинь Лина. Они играючи расправились с гнездом тёмных духов, поселившихся в дереве.

— Найди дядю с Вэй Усянем, — скомандовал Цзинь Лин, потрепав её по макушке. — Пора возвращаться.

Фея согласно тявкнула и понеслась на запах… тот показался подозрительно тревожным. Она решила сдержать лай, чтобы не испугать Вэй Усяня и не привлечь к себе внимание.

Послышался треск Цзыдяня, запахло палёным — Цзян Чэн обвил кнутом лисицу, нацелившуюся на Вэй Усяня. Тот открыл было рот, чтобы поблагодарить, но вместо того прижал флейту к губам, заставляя второго яогуйя за спиной Цзян Чэна замереть. Не сговариваясь, они достали мечи и расправились с монстрами парой точных ударов. Вышло так похоже, что Фея наяву увидела, как два колючих энергетических шара вдруг слились в один. Цзян Чэн и Вэй Усянь повернулись друг к другу. Запахи грозы и ветра смешались, и… наступил ясный солнечный день.

Фея решила не мешать.

* * *

Их запахи изменились. Горчащую тоску сменило нечто новое и общее.

Вэй Усянь, сам того не замечая, мог потянуться за Цзян Чэном просто, чтобы его коснуться — поправить едва сползший пояс, убрать несуществующую пылинку с плеча, пропустить волосы между пальцами. Цзян Чэн безмолвно наливал ему чай или вино, оставлял двери открытыми, звал с собой.

Цзинь Лин ходил и щурился, принюхиваясь. Конечно, у него не было нюха духовной собаки, но он догадывался. Фея с умным видом ходила рядом, но не выдавала тайны.

«Любовь» и «прощение» — такие простые слова, но люди их бесконечно усложняли на практике. Облизать ладонь, когда грустно; устроиться под боком, чтобы поддержать; принести самую красивую игрушку. Что в этом сложного? Возможно, когда Фея ещё немного досовершенствуется, ей станет понятнее.

А сейчас… Вэй Усянь тихо зашёл в рабочий кабинет Цзян Чэна и осторожно укрыл его спящего одеялом. Подняв взгляд, увидел Фею и прижал палец к губам, прося вести себя тихо. Фея завиляла хвостом и улеглась.

Дело было сделано. Можно было поспать.

▼Двенадцать. Таймтревел, фиксит для всех временных линий ⬍

Цзю-цзю у А-Чэна появился неожиданно.

Точнее, не так. Цзю-цзю у него конечно же был, старший брат матери, с которым А-Чэн и его а-цзе виделись каждый раз, когда навещали бабушку Юй. Тот цзю-цзю только скользил по ним прохладным взглядом и принимал их приветствия, а когда натыкался на них во дворах поместья Юй, то не обращал на них никакого внимания.

Этот оказался совсем другим. Он появился перед воротами Пристани Лотоса в один жаркий летний день, что-то такое сказал адептам, стоявшим на страже в тот день — А-Чэн слышал, как те потом шептались, что смотрел он так, что невозможно было неповиноваться, — и велел отвести его к главе. А потом долго о чем-то говорил с его отцом, и с матушкой, которая пришла позже.

А-Чэну в тот с утра много тренировался, а потом играл с щеночками, и про незнакомца-заклинателя, который уже больше шичэня говорит с главой и госпожой, услышал только к вечеру. Прокрасться к Залу познания меча и подслушать он не успел — взрослые вышли оттуда все вместе, отец казался задумчивым, а матушка — сверх меры раздраженной, а незнакомый заклинатель… увидев его рядом с матушкой, А-Чэн тут же сам и решил, что это, наверное, точно кто-то из Юй.

— А-Чэн, поздоровайся, — сухо бросила матушка, и он тут же вспомнил о приличиях, и поклонился, бормоча приветствие. Заклинатель смотрел на него и его щенков странным взглядом, но затем криво улыбнулся и кивнул в ответ. Матушка все тем же сухим и напряженным голосом сказала, что это его цзю-цзю, который погостит у них в Пристани Лотоса, и вот так у А-Чэна и появился еще один дядя.

Цзю-цзю был не таким, как все остальные взрослые.

Он возился с щенками вместе с ним и сказал, что это самые прекрасные имена для собак, заставив А-Чэна раздуться от гордости, учил его владеть хлыстом, не слушая возражений матушки, и еще множеству других мальчишеских премудростей, от которых А-Чэн оставался в восторге.

Иногда цзю-цзю уходил на ночные охоты — А-Чэну так и не удалось уговорить его взять с собой, — и возвращался с них только несколько дней спустя. В один из последних разов он вернулся еще и весь в крови, чем всполошил матушку, и А-Чэн сидел возле лекарского павильона и слушал, как она его отчитывает. А-Чэн дождался того, что она вылетит из павильона, не заметив его, а потом тихо пробрался к цзю-цзю.

Тот был бледным, кривился, пробуя лечебный отвар, но увидев его усмехнулся и разрешил присесть на его кровать.

— Ты с настоящим чудовищем встретился? — набросился он на него с расспросами. — С легендарным монстром?

— Можно и так сказать, — кивнул цзю-цзю. — Этот монстр теперь никогда не причинит вреда тебе… или кому-нибудь еще.

Цзю-цзю мягко потрепал его по волосам и А-Чэн замер, словно боясь спугнуть эту случайную ласку. Цзю-цзю смотрел на него странно, словно одновременно и читал его мысли, и не мог понять, а потом сказал, что совсем скоро у него появится друг и А-Чэн больше никогда не будет одинок, и порой будет даже скучать по тихим и благословенным дням.

Цзю-цзю всегда говорил много чудного и такого, что А-Чэн понимал не сразу.

Но когда, несколько дней спустя, и цзю-цзю, и отец вернулись вместе с мальчишкой, которого отец держал на руках, А-Чэн почувствовал как в нем вспыхивает такая злость, что ему только и хотелось, что вопить и отвратительно себя вести — что, он, впрочем, и сделал.

Пришлось цзю-цзю подхватить его на руки, — а ему и не хотелось этого, вот нисколечко! — и увести его к дальнему причалу, где он обнимал его, пока А-Чэн не выплакал всю свою обиду от этой несправедливости, которую даже вслух произносить было стыдно. Цзю-цзю ни о чем не спрашивал, только вздохнул разок так, будто прочел все его мысли, и пообещал, что его собак его никто не лишит. Просто отправят их на дальний двор, где А-Чэн сможет их навещал, когда захочется, и что ему придется теперь их воспитывать так, чтобы они не пугали этого… Вэй Ина.

— А с Вэй Ином ты еще подружишься, — продолжал цзю-цзю, будто не замечая того, как А-Чэн надулся. — И научишь его всему, что должен знать и уметь юньмэнский мальчишка. Он ведь даже плавать не умеет, представляешь?..

Тем же вечером, когда наконец высохли слезы и улеглись печали, цзю-цзю отвел их обоих в лес, и у корней одного из высоких деревьев, на которое строго-настрого запретил им обоим лезть, устроил ужин и учил жарить рыбу прямо на открытом огне.

Вэй Ин был стеснительным и тихим, что невероятно забавляло цзю-цзю и он его все нежно поддразнивал, а А-Чэн, заметив как тот жадно ест, и помня о словах цзю-цзю, натянул на лицо самое сварливое выражение лица, но делился своими кусочками рыбы. Вэй Ин смотрел на него сияющими глазами и отчего-то это было ужасно приятно.

Без ссор не обходилось, и без ревности тоже. Один раз А-Чэн выпалил цзю-цзю, что Вэй Ин нравится тому больше его, А-Чэна — и потом, вспоминая об этом, краснел ушами и вопил в подушку отсюда, — но цзю-цзю расхохотался и опять сказал непонятное:

— А в том, что он мне нравится, виноват ты сам. Он мне нравится только потому, что нравится тебе.

И это была абсолютная неправда! Потому что ужасно противный, шумный, наглый — и куда только делась та стеснительность? — Вэй Ин ему совсем не нравился, даже если с ним все делать вместе было гораздо интереснее, чем одному. И даже то, что когда Вэй Ин услышал, что Принцесса, Милашка и Жасмин теперь не спят не с ним, а не на дальнем дворе, решил, что он возместит А-Чэну это тем, что сам будет спать с ним вместе и отбирать его одеяло и толкаться с ним локтями и коленками, ему совершенно не нравилось.

Тем временем, время шло, цзю-цзю все реже отлучался на охоты, а разок они с Вэй Ином случайно подслушали, как он говорил матушке, что его дела тут заканчиваются, и скоро ему надлежит вернуться.

Это расстроило обоих мальчишек и они все думали, как бы уговорить его не возвращаться в Мэйшань, а остаться с ними, как случилось что-то странное.

Тем вечером, цзю-цзю, по уже сложившейся традиции, отвел их ужинать и спать на свежем воздухе, к тому самому дереву, у которого они ужинали в первую ночь Вэй Ина в Пристани Лотоса. На этот раз у них с собой были куриные лапки и шашлычки на шпажках, и Вэй Ин все уговаривал цзю-цзю добавить больше перца, и А-Чэн лениво переругивался с ним, как он вдруг услышал, что его словно кто-то зовет.

Он оглянулся, кожей чувствуя, как кто-то смотрит на него из глубины леса, и зовет к себе, и передернул плечами, не понимая, что происходит. Цзю-цзю это тоже почувствовал, он понял это по его мгновенно заострившемуся взгляду, но в отличии от него, цзю-цзю не выглядел напуганным. Только будто бы… раздраженным и удивленным?

— Сидите здесь, я кое-что проверю, — бросил он, легко поднимаясь на ноги и направился вглубь леса, туда, откуда шел тот зов, от которого А-Чэна продрало мурашками.

Они с Вэй Ином переглянулись, и стоило только цзю-цзю скрыться за деревьями, как они вскочили и направились за ним, стараясь быть неслышными и незаметными настолько, насколько это было возможно. Цзю-цзю сам учил их как ходить неслышно, как слушать ветер, чтобы тот не донес до противника их запах и как подслушивать так, чтобы точно не попасться и прямо сейчас его наука им ой как сгодилась.

Да и они хотели быть рядом, на случай, если вдруг в лесу завелся какой-нибудь гуль или злой дух!

Но это оказался не злой дух. Когда они с Вэй Ином притаились за одним из раскидистых пахучих кустов, откуда открывался прекрасный вид на поляну, которую вышел цзю-цзю, они увидели, как ему улыбается, так знакомо и нахально, другой заклинатель! Он был чуть выше цзю-цзю, с волосами, убранными в высокий хвост, и носил одновременно и флейту, и меч.

— Цзян Чэн! — выдохнул тот заклинатель и бросился ощупывать цзю-цзю, пока А-Чэн и Вэй Ин обменивались непонимающими взглядами, — Нашел тебя, нашел, — бормотал он и стиснул цзю-цзю в объятиях. Цзю-цзю не противился, и кажется, даже, сам обнимал его в ответ. Потом отстранился, что-то тихо спросил, и заклинатель громко рассмеялся.

— Конечно, искал, придурок. Ты думал, что можешь вот так уйти и я не отправлюсь за тобой?

— Смысл всего этого был в том, чтобы тебе не пришлось искать и прибегать к темному заклинательству, — отрезал цзю-цзю, но голос его звучал слишком мягко для того, чтобы быть по-настоящему рассерженным.

— Пришлось перебрать нити времени и тысячи миров, но это все пустое, — заклинатель обхватил лицо цзю-цзю ладонями и горячо зашептал. — Хочешь, останемся тут вдвоем, хочешь вернемся вдвоем, но я тебя одного не оставлю, А-Чэн.

А-Чэн невольно ахнул, он всего-то хотел узнать, почему его именем зовут цзю-цзю, но вместо этого просто выдал их с Вэй Ином местонахождение этим двум. Цзю-цзю смотрел на него так, будто у него начинается головная боль, и пробормотал:

— Ну конечно они прибежали подслушивать, несносные дети.

А тот, другой заклинатель опустился на корточки перед ними и бесцеремонно ущипнул его за щеки!

— Надо же, я и забыл, какие у тебя были щеки, — странно пробормотал он. — И как ты умел дуться!

— Я не дуюсь! — возмущенно произнес А-Чэн, и заклинатель расхохотался. И А-Чэн почему-то подумал, что он ужасно красивый, этот бесцеремонный и невоспитанный заклинатель. А Вэй Ин стиснул его ладонь посильнее, и попытался посмотреть на заклинателя самым суровым взглядом, на который был способен, что только развеселило его еще больше.

— Прекрати издеваться над детьми, — устало произнес цзю-цзю. — Нужно вернуть их в Пристань Лотоса, прежде чем что-то решать.

— Я тогда этого возьму, — заявил заклинатель, схватил опешившего А-Чэна, — айда кто до детской спальни успеет первым?

И бросился вперед так быстро, что у А-Чэна аж в ушах зашумело.

В спальне они оказались одновременно, и это оказалось ужасно весело, хоть А-Чэн и в жизни бы никогда этого не признал. Но Вэй Ин тоже хихикал, так что он не стал скрывать того, что ему понравилась внезапная ночная гонка. Цзю-цзю, вспомнив о том, что их лишили ужина, все же их накормил: достал из рукава еще теплые круглые булочки с мясной начинкой и от взгляда А-Чэна не скрылось то, как свою он отдал этому несносному заклинателю.

А потом цзю-цзю сгрудил их с Вэй Ином на одну постель и велел засыпать.

Обещал, что на следующий день все уже будет как обычно, а они еще обязательно встретятся, так что не стоит устраивать слезливых прощаний, просто ему уже пора в путь.

А-Чэн хотел надуться, и поссориться, и задать тысячу вопросов, но вдруг запела флейта и ему так захотелось спать, а тело стало абсолютно каменным и не было сил даже приоткрыть глаза.

Кто-то ласково прошелся тяжелой ладонью по его волосам, а еще, на краю сна, ему слышалось, как кто-то, кажется Вэй Ин, шепчет ему, что теперь они точно возвращаются домой.

Спал А-Чэн совершенно без сновидений, а на следующий день у них с Вэй Ином было запланировано столько проказ, что они бы точно не успели с ними даже до конца лета.

И где-то внутри было ощущение, что все теперь действительно хорошо.

▼Тринадцать. Юмс удивительны, ЦЦС очень нравится ⬍

Цзинь Цзысюань всегда считал, что нет прекраснее места на земле, чем Башня Золотого Карпа.

Сейчас это чувство обострилось до предела. Наверное, причина крылась в том, что Цзинь Цзысюань был счастлив. Казалось, каждый его шаг сопровождался музыкой, возносящей к небесам. Он любил и был любим самой восхитительной женщиной, которую видел свет. Одной улыбкой Цзян Яньли можно было освещать залы и самые потаённые участки души. Она подарила ему чудесного сына, и Цзинь Цзысюань был готов поклясться, что не видел малыша чудеснее и красивее А-Лина с его румяными щёчками и сияющими глазками.

Всё походило на волшебный сон. Солнце светило и согревало, пионы радовали ароматом, вокруг постоянно была приятная суета. Голоса и смех звучали то тут, то там. Хотелось объять весь мир. Отец учил наслаждаться такими моментами, и в память о нём Цзинь Цзысюань делал это с полной самоотдачей.

Временами становилось даже слегка не по себе — что будет, когда это закончится? Но оно не заканчивалось. Матушка советовала меньше переживать по пустякам, ласково потрепав его по щеке, как бывало в детстве.

— Мир создан для тебя, А-Сюань, — говорила она с мягкой любящей улыбкой, над которой были не властны годы.

Настроение не портил даже длительный визит Цзян Ваньиня и Вэй Усяня. Напротив, Цзинь Цзысюань находил в их присутствии особое удовольствие. А-Ли расцветала, А-Лин капризничал меньше, окружённый любовью больше, чем это казалось возможным. Его семья собиралась в одном месте, как это могло не радовать?

В особенно хорошие моменты Цзинь Цзысюань думал, что назовёт внимательно щурящего на него глаза Цзян Ваньиня «А-Чэном». С Вэй Усянем требовалась подготовка посерьёзнее… Временами Цзинь Цзысюань хотел побрататься с Цзян Ваньинем, а потом передумывал — их связь и так была достаточно близкой и прочной, благодаря А-Ли. Тогда в голову приходила другая мысль — принести клятвы с Вэй Усянем. И плевать, что там подумают старейшины. Матушку он успокоит потом. А-Ли бы понравилось, стань её драгоценный А-Сянь частью семьи официально.

Впрочем, Вэй Усянь явно не нуждался ни в каких официальных подтверждениях своего статуса. Он беззастенчиво устраивал голову на коленях А-Ли, выпрашивая ласки, или прижимался к Цзян Ваньиню, закидывая на того руки с таким собственническим видом, что становилось неловко.

Хотя Цзинь Цзысюаня быстро перестала смущать особая связь шурина с Вэй Усянем. Когда ты по-настоящему счастлив, хочется, чтобы и твоё окружение разделяло с тобой это чувство. Эта любовь имела те же права, что и его отношения с А-Ли.

Цзинь Цзысюань находил невероятную чувственную силу в жестах и движениях А-Ли. Она умела склонить голову и вскинуть взгляд так, что внутри всё сладко замирало. В Цзян Ваньине была похожая грация, помноженная на его природную привлекательность. В Вэй Усяне ощущалась опасность голодного хищника, в пасть к которому всё равно хочется попасть. Странные, возможно, даже возмутительные мысли, но Цзинь Цзысюань не видел в этом ничего дурного. Можно ли винить его во влюблённости в собственную жену или в симпатии к её братьям?

Определённо нет! Жизнь бессмертных заклинателей порой обрывалась так резко. Так зачем же было отказывать себе в прекрасном?

* * *

Вэй Усянь выпрямился, не спеша стирать с губ кровь. Задумчивый и погружённый в себя, он не сразу отреагировал на то, как Цзян Чэн потянулся и слизнул солоноватую жидкость в уголке его рта.

Цзян Яньли вздохнула, погладив Цзинь Цзысюаня по руке, прямо над укусом, оставленным Вэй Усянем. Муж был всё ещё бледен, но сейчас его жизни ничего не угрожало.

Прошёл месяц с тех пор, как стрела, пущенная лучником Цзинь Цзысюня, пронзила лёгкое и сердце Цзинь Цзысюаня. Заговор против Вэй Усяня был разоблачён, виновные понесли наказание. Цзинь Гуаншань, не перенеся таких ужасных потрясений и предательства любимого племянника, слег и вскоре умер… По крайней мере, таковой была официальная версия.

Спасти Цзинь Цзысюаня удалось чудом — Вэй Усянь с укусом вбрызнул в его кровь яд, который помогал замедлять все процессы в теле, что позволяло золотому ядру залечивать сложное ранение.

Цзян Яньли винила себя в том, что сама не способна на подобное лечение, но Цзян Чэн уверял её в том, что им обоим это было не под силу. Врождённой юньмэнской способности Вэй Усяня способствовали его манипуляции с тёмной энергией.

А ведь она так и не успела рассказать мужу о том, кем они с братьями были. Кем, возможно, в будущем станет их А-Лин…

— Не переживай, шицзе, он видит очень приятный мир. Уж я постарался, — Вэй Усянь постарался усмехнуться, но губы его ещё слегка подрагивали. Цзян Чэн сжал его руку и привычно прижался к его губам своими, передавая энергию через поцелуй.

Цзян Яньли нежно посмотрела на Цзинь Цзысюаня.

Цзинь Цзысюань — счастливый, как никогда раньше! — бежал к жене с охапкой лотосов и пионов. Он сам их вырастил для нее.

▼Четырнадцать. Не особо сюжетно, модерн с заклинателями, практически харассмент на рабочем месте, да, я просто хотела ЦЧ на коленях у ВИ, что вы мне сделаете ⬍

Кровь была честнее, чем могли бы быть слова — Цзян Чэн слышал ее пение каждый раз, как погружал клыки в плоть, и она шептала ему обо всем, что было на душе у того, кто делился ею с ним.

Так он узнал о том, что а-цзе влюблена в дурацкого павлина: ее кровь пела о любви иной, что она испытывала к нему, и ему так хотелось уставиться на нее обиженным взглядом или сделать все, чтобы павлин точно больше не попадался ей на глаза… но стоило Цзян Яньли провести по его волосам нежной рукой, подставляя свое запястье под его клыки, как вся обида тут же рассыпалась пепелом. Они редко пили кровь друг друга, и в последнее время это происходило лишь когда одному из них было нужно чувство комфорта и тепла, и Цзян Чэн уже знал, что в скором времени это изменится.

Еще был Не Хуайсан, который в свое время не стал ходить вокруг да около, а просто взял и спросил во время своей первой рабочей недели в их детективном бюро действительно ли Цзян Чэн пьет кровь, действительно ли это так эротично и получает ли жертва такое удовольствие, как это показывают в фильмах. На саркастичное предложение узнать это из первых клыков он с готовностью подставил запястье, чем безмерно удивил Цзян Чэна, правда потом, когда Цзян Чэн обхватил его и приблизил ко рту, все просил дать минутку и ойкал, и ахал. Его кровь, слишком сладкая на первый укус, раскрывалась на языке сотней полутонов и оттенков, и Цзян Чэн иногда жалел, что не может одновременно допрашивать его и пробовать на вкус.
 А еще был Вэй Усянь и Цзян Чэн не понимал, что ему от него нужно.

Он пришел к ним несколько месяцев назад, оказался до сумасшедшего гениальным и талантливым заклинателем, — если таланты оценивать в количестве взрывов, происходящих в его кабинете, — легко завоевал обожание всех сотрудников, не важно, были они людьми или нет; даже а-цзе очаровал и еженедельно устраивал попойки с Не Хуайсаном, после которых Цзян Чэну боролся с соблазном сбросить обоих в особенно холодное озеро.

И только на Цзян Чэна он смотрел так… настороженно.

Впрочем, это было неудивительно — на пятый день своей работы он ворвался в его кабинет без стука и увидел, как Цзян Чэн цедит кровь прямиком из запястья Хуайсана. Изумленно застыл, уставился на Цзян Чэна потемневшими глазами, а потом поспешил прочь и с тех пор все буравил его этим непонятным взглядом, от которого у Цзян Чэна волосы на затылке вставали дыбом.
И ведь его абсолютно не смущало то, что а-цзе тоже пьет кровь! Только на Цзян Чэна он смотрел так, и он не мог понять почему.

Ответы на все вопросы Цзян Чэна нашлись в одну холодную осеннюю ночь, когда в вечно шумном крыле, отведенном под офис, воцарилась благословенная тишина и был притушен весь верхний свет. За окном уже было темно, и Цзян Чэн, чувствуя как голод царапает горло изнутри, проскользнул на кухню, где в отдельном холодильнике хранились запасы крови, его наименее любимый способ утолить голод.

Холодная, не имеющая никаких чувств и эмоций, она насыщала тело, но не давала ни тепла, ни удовлетворения, которое возникало после крови из вены. Сейчас, однако, ему было не из чего выбирать, так что как бы он не кривился, смотря на пакет, вариантов не было.

— Почему бы тебе не выпить мою? — раздалось за его спиной и Цзян Чэн выронил пакет из рук на столешницу, изумленно оборачиваясь к Вэй Усяню. Тот прислонился к дверному косяку и уставился на него все тем же темным взглядом.

— Прошу прощения?

Вэй Усянь пожал плечами.

— Ты же пьешь кровь Не Хуайсана и Яньли-цзе. На ночной охоте, которая была в августе, ты пил кровь Цин-цзе, так почему бы не выпить моей?

— Та ночная охота пошла не так, как мы ожидали, — поправил его Цзян Чэн, чувствуя себя так будто оказался в странном сне, — А Вэнь Цин любит перестраховываться. А Хуайсан делает это в обмен на то, что приходит и уходит когда захочет, и едва вспоминает о своих должностных обязанностях.

— Я могу сделать это просто так, —упрямо продолжил Вэй Усянь. — Тем более, что ты голоден.

Цзян Чэну многое хотелось сказать — например, что его людей не должны заявляться к нему с требованиями выпить их крови, потому что кто-то мог это расценить как харассмент на рабочем месте, или как давление на сотрудника, или употребление властью. Но Вэй Усянь закрыл за собой дверь и не отвел взгляда, а Цзян Чэн устал гадать, что происходит в его светлой, но сумасшедшей голове, поэтому он кивнул.

— Садись, — велел он, указывая на небольшой мягкий диван возле стены, и придвинул к нему стул. Вэй Усянь, просветлев лицом, плюхнулся в кресло и выжидательно на него уставился, но нахмурился, стоило Цзян Чэну сесть на стул рядом и потянуться к его запястью.

— Разве в фильмах вампиры не предпочитаю шею? — спросил он, чуть наклоняя голову и взгляд Цзян Чэна невольно скользнул по беззащитно открытой шее. Кожа у Вэй Усяня была золотистая, нежная даже на вид, и это было чрезвычайно соблазнительное предложение.

— Это не так удобно, как показывают в фильмах, — усмехнулся Цзян Чэн, и в ответ на непонимающий взгляд Вэй Усяня потер переносицу. — Хочешь, чтобы я уселся тебе на колени?

— Почему нет? — удивился Вэй Усянь, облизывая пересохшие губы.

Цзян Чэн прищурился, не понимая, издевается он или нет, но Вэй Усянь только невинно улыбнулся и имел наглость похлопать себя по коленям.

Цзян Чэн прикрыл на мгновение глаза, а потом, приняв решение, о котором мог в дальнейшем пожалеть, вздохнул и, поднявшись с места, сел к нему на колени. Вэй Усянь тут же просиял улыбкой, откинулся назад, обнажая ему шею, и устроил руки на его талии, что уже было лишним, но Цзян Чэн ничего не стал произносить вслух — его сейчас манило биение крови, ее пение, которое он вскоре должен был почувствовать на языке.

— Будет не больно, — шепнул он, думая, что Вэй Усянь покрылся мурашками в ожидании боли, и погрузил клыки в его шею.

Кровь Вэй Усяня взорвалась на его языке возбуждением.

Она была на вкус лучше, чем что-либо, что Цзян Чэн прежде пробовал — пряная, сладкая и острая одновременно, моментально согревающая его изнутри, богатая вкусами настолько, что Цзян Чэн застонал, не в силах оторваться.

Только невероятным усилием воли он заставил себя оторваться, чувствуя, что может забрать слишком много, и Вэй Усянь, расслабленный и с сияющими глазами, тут же поймал его лицо своими ладонями, осторожно касаясь большим пальцем его губ и клыков.

— Теперь пей только мою, — выдохнул он, и Цзян Чэн мягко прикусил его палец. Взгляд Вэй Усяня оставался одновременно и довольным, и нахальным, и Цзян Чэн чуял, что только что приобрел себе огромную головную боль, но… все ответы были у него на языке и они ему нравились.

▼Пятнадцать. С днем рождения, Вэй Усянь! ⬍

Губы Цзян Чэна – зацелованные, припухшие, красные – дрогнули в подобии улыбки. Он поднялся слишком резко, сразу стало холодно. Вэй Усянь выдохнул, постаравшись скрыть телесную дрожь. Внутри сплелись волнение и удовлетворение, но жар внизу живота так и не стал чем-то сформированным.

Да и демоны с этим! Вэй Усянь досадливо потерся затылком о сбившиеся простыни, ничего не сказав. Цзян Чэн окинул его нечитаемым взглядом и отвернулся, дав вволю полюбоваться на свою спину.

Почти год. Они пытались почти год.

- Зачем ты ему рассказала? – Вэй Усянь никогда не думал, что может так разозлиться на Вэнь Цин. Та выдержала его словесный напор без потерь, в выражении лица промелькнуло даже нечто напоминающее сочувствие.
- Не позволю тебе разрушить свою жизнь, - твердо ответила Вэнь Цин. – Цзян Ваньинь не так слаб, как ты думаешь…
- Я его знаю! – не сдержал крика Вэй Усянь. Ужасно захотелось закрыть лицо руками.
- Значит, недостаточно. Он отреагировал… как нужно, - сдержанно продолжила Вэнь Цин, но пальцы ее дрогнули. – Разозлился, расстроился. Но первым его порывом было все исправить. А с этим уже можно работать.
- О чем ты? – Вэй Усянь почувствовал себя так, будто из тела вытащили все кости. Он представил себе Цзян Чэна – сжатые в нитку губы, пылающие обидой глаза. Яркая картина не желала исчезать.
- Я почти с самой операции по пересадке золотого ядра думала над тем, как воссоздать его повторно, - Вэнь Цин близко подошла к нему и ухватила за руку. – Нужно экспериментировать. Много экспериментировать. Цзян Ваньинь готов, твоего отказа я не потерплю.

Вэнь Цин по-врачебному сухо, но подробно описала свой план. Вэй Усянь слушал ее и сам себя не понимал: он всегда с легкостью подхватывал чужие идеи, никогда ничего не боялся, был открыт к новому. Почему же теперь он сомневается?

А разве не хотел бы он вернуться на Путь меча? Ощутить тепло в нижнем дантяне, единение с Суйбянем, ветер в лицо от полета на мече?

Хотел больше всего на свете. Но меньше, чем вмешивать Цзян Чэна в это.

- Почему именно он? – спросил Вэй Усянь, зная ответ.
- Потому что это было и твое золотое ядро тоже, - озвучила очевидное Вэнь Цин. – Да и хотел ли ты видеть кого-то другого в этой роли?

И это тоже был вопрос, на который они оба знали ответ. Вэй Усянь не мог представить на этом месте кого-то еще. В юношеских фантазиях у дев почти никогда не было лиц – только какие-то отдельные черты. Мысль о настоящем парном совершенствовании в первую очередь рисовала в голове образ Цзян Чэна.

Осень тогда уже была дождливой, но оставалась яркой в листве и поздних цветах. Цзян Чэн в пурпуре смотрелся под красным кленом поразительно величественно. Бледность лица и запавшие глаза стали заметны только при приближении.

- Не говори ничего, - попросил Вэй Усянь.

Цзян Чэн влажно вздохнул и покачал головой. Губы у него были прохладные и сухие, но Вэй Усяню казалось, что он ощущает на них соль.

Вэнь Цин поила Вэй Усяня различными настойками, иногда отвары прописывались и Цзян Чэну. Тот принимал их безропотно.
Затеплившаяся надежда таяла месяц за месяцем бесплодных попыток.

Никто бы не дал ему бросить, Вэй Усянь это прекрасно понимал. Тем более в происходящем была масса приятного – близость Цзян Чэна, частые встречи. Разговор тоже наладился. Без бремени тайны общаться вновь стало проще.

Ранней весной Вэй Усянь предложил Цзян Чэну оставить затею по возвращению золотого ядра.

- Ты не должен жертвовать собой…
- Ты вообще ничего не понимаешь?

Вэй Усянь понимал. И может из-за той же щемаще-глубокой любви хотел поставить точку. Он может жить без золотого ядра столько, сколько ему позволит судьба.

Вэнь Цин такое не одобрила.

- Не забывай, что создание чего-либо требует не только физических действий, но и работы мысли. Прекрати нам мешать, - строго потребовала она. – Ты ждал сразу готового золотого ядра? Его не будет. Так же как его не получилось у маленького Вэй Ина, которого только вчера подобрали с улицы.

И они держались на тонкой ниточке идеи.

Задремавший было Вэй Усянь, широко распахнул глаза. Цзян Чэн продолжал сидеть к нему спиной. Чувство не изменилось.

- Цзян Чэн, - позвал Вэй Усянь негромко. Голос не дрогнул.
- М? – он повернулся к Вэй Усяню вполоборота. Цзян Чэн точно увидел в его лице что-то, потому что немой вопрос сменило удивление, а затем радость. Он кинулся на Вэй Усяня, запечатывая тому рот поцелуем, смеясь и шепча что-то.

Тепло внизу живота не исчезало.

▼Шестнадцать. Дорамный постканон, пов третьих лиц, хэппи энд⬍

— Неужели правда он? — зашептал Шэнь Ян, пытаясь осторожно раздвинуть кусты, густо растущие вокруг круглой беседки. Сразу ней, на мостках, откуда открывался вид на самое большое лотосовое озеро, стояли двое. Глава Цзян, который не должен был узнать, что они сбежали с занятий, и тот, ради кого они с них и улизнули. Тот, кого звали Старейшиной Илина.

— Я думал, он повыше будет, — согласился с ним Лю Мин.

— И в плечах пошире, — закивал Сяо Ли.

— И никакого гарема с ним рядом и не видать.

— Дурак, думаешь глава Цзян позволил бы притащить мертвячек в Пристань Лотоса?

— Так они не мертвячки, а призраки! Это другое совсем!

— Ага, расскажи-ка ты об этом главе и я посмотрю, как он тебя выслушает, а потом даст свое согласие разгуливать тут призракам.

— Да тише вы, — зашикала на них Ли Синь, — а не то нас сейчас накажут! Правда он, шицзе и шисюн врать не стали бы.

— И правда во время ночной охоты явился спасать главу?

— Да с чего бы главе нуждаться в спасении от какого-то там темного заклинателя?

— Так это сам Старейшина Илина, а не кто-то там, — возразил Шэнь Янь.

— Они вдвоем сражались, — поправила его Синь-Синь. — Шицзе сказала, что такого никогда не видела, так красиво было. И Цзыдянь, — она опасливо оглянулась и еще понизила голос, — и Чэньцин вместе сражались. И глава, и он знали, кто из них как двигается, шицзе сказала, это на танец было похоже!

— Так он раньше адептом был, — пожал плечами Лю Мин. — Конечно, он знает наши формы мечей.

— Так это когда было? Тем более, что он и помереть успел, — возразил ему Сяо Ли.

— Наставник не зря говорит, что мы свою науку и после смерти забывать не должны, — прошептал Шэнь Янь и они все прыснули со смеху.

— Думаете, его тоже наказывали? — спросил Лю Мин и они все затихли, пытаясь представить себе, как кто-то из наставников Пристани наказывает Старейшину Илина.

— Думаете, его отправляли бы его стоять на коленях в храм? — с сомнением спросила Синь-Синь.

Мальчишки все переглянулись и дружно замотали головами. Представить себе это было также невозможно, как и представить отбывающим наказание главу. А ведь они учились и совершенствовались вместе — об этом они знали, это шепотками рассказывалось во время ночных посиделок возле костров, да и когда кто-то из старших мог выпить столько, чтобы согласиться рассказать им о войне и вспомнить, как вместе с ними сражался и Вэй Усянь. Только это крайне редко происходило, никто в Пристани вспоминать те времена и что было после не любил.

— Не думаю, что кто-то из них сбегал с занятий, — благовейным тоном произнес Сяо Ли, и до них донесся смех с причала.

Они вчетвером переглянулись. Отсюда видно было только как смеялся Вэй Усянь, а глава Цзян стоял к ним спиной, скрестив руки на груди, и какое выражение лица у него было им было неведомо. Но было так ужасно интересно узнать, о чем они могли говорить и над чем смеяться!

— Надо возвращаться,— пихнул их локтями Лю Мин, — А не то они сейчас пойдут сюда и точно нас услышат.

Шэнь Янь кивнул, осторожно задвигая ветки. Уходить надо было также, как они сюда и пришли — бесшумно нырнуть в воду и проплыть под деревянными настилами обратно, к Пристани Лотоса.

Только вот не успели они и шагу ступить, как все четверо почувствовали, что совершенно не могут двигаться, а над ними зазвучал веселый и озорной голос:

— Смотри, Цзян Чэн, какой богатый улов. Отдашь мне этих четырех жирных рыбок?
Шэнь Янь изумленно вскинул голову и тут же столкнулся с смеющимся взглядом темных глаз. Старейшина Илина, — если тот мог так улыбаться, а еще звать главу по имени! — явно над ними потешался, а глава смотрел устало и немного разочарованно. От этого тут же захотелось перед ним повиниться и устыдиться.

— Шумели, словно стая гулей, — покачал головой глава. — И даже не додумались использовать талисманы.

— Так мы их с собой не взяли, — пискнула Синь-Синь и глава Цзян тяжело вздохнул.

— Они бы в воде намокли, — совсем не к месту добавил Лю Мин, и Вэй Усянь вновь расхохотался.

— Даже мелюзгу разбаловал, да, Цзян Чэн?

— Хочешь, отдам их тебе? Выпестуешь из них что-то приличное? — прищурил глаза глава Цзян, и хоть Шэнь Яну было не по себе, но в тоже время ужасно захотелось, чтобы он согласился! Кто еще сможет похвастать тем, что его обучали и наставники Пристани Лотоса, и сам Старейшина Илина?

— Только мне тогда тут придется задержаться, — совсем другим голосом добавил Вэй Усянь. Тише сказал и смотрел уже не на них, а на главу Цзян, совсем взгляда не отрывая.

— Придется, — кивнул глава Цзян и Шэнь Яна даже показалось, что он улыбнулся. Потом он перевел взгляд на них и тень улыбки покинула его лицо.

Их четверых тем вечером отправили за наказанием — стоять на коленях в храме предков до ужина. До ужина оставалось меньше двух палочек благовоний и это было даже не наказание, а так, ерунда, особенно для тех, кто сбежал с занятий и подслушивал разговоры главы.

Зато все старшие обзавидовались, когда им сказали, что Вэй Усянь будет теперь с мелюзгой возиться, да и со старшими тоже, если тем интересно будет, и на ночные охоты будет с ними ходить.

Единственное, Шэнь Янь так и не понял, почему потом на все расспросы о мертвячках и гаремах Вэй Усянь всегда смотрел на главу Цзян и говорил, что есть кое-кто и красивее всех самых прекрасных призрачных дев, а тот закатывал глаза, но это, наверное, была просто взрослая чепуха.

▼Семнадцать. С днем рождения, Цзян Чэн! Постканон дунхуа⬍

— …дух будто разрушает связь между душами, питаясь потаёнными обидами и горечью. Все осмелившиеся разобраться с ним заклинатели вернулись опустошёнными. В ссоре оказались даже те, кто шёл одним путём долгие годы…

Цзян Чэн кинул внимательный взгляд на Ван Жуна, рассказывающего о тёмной твари с потаённым удовольствием. Похоже, их ждало ещё какое-то важное уточнение.

— Прежде чем обратиться к ордену Юньмэн Цзян, мы пытались справиться своими силами, собрать как можно больше информации, — заверил присутствующих Ван Жун. — По нашим подозрениям, это «Эхо раздора» — сложное проклятие, создание которого местные приписывают Старейшине Илина.

«Ах, вот в чём дело!» — усмехнулся про себя Цзян Чэн. По залу пронёсся шёпоток.

— Когда я только успевал проклинать всё на свете, — пробормотал сидящий рядом Вэй Усянь. Было почти слышно, как он закатывает глаза.
— Что ж, господин Ван, надеюсь, это не единственное, о чём вы можете нам поведать. Баек про проделки Старейшины Илина ходит слишком много, чтобы опровергать каждую, — громко произнёс Цзян Чэн. Изображать скуку даже не пришлось.
— Конечно, глава Цзян, — несколько ошарашенный холодной реакцией Ван Жун спешно закивал. — Чтобы это ни было, оно приносит вред тем, кто отправляется в старую бамбуковую рощу на краю Учана к озеру Белого Цветения.
— Ваше прощение принято, — ответил Цзян Чэн. Юй Тао сделал пометку в своих записях. Смотреть на кланяющихся представителей мелкого клана на границе Юньмэна не хотелось, но он сдержанно кивнул их представителям.
— Вызываюсь добровольцем, — объявил Вэй Усянь, хлопнув себя по коленям. — Хочется посмотреть, что такого придумал этот Старейшина Илина.

Цзян Чэн шумно втянул воздух через нос, перебирая в голове, кого бы с ним отправить. Статус Вэй Усяня в Юньмэн Цзян оставался неясным, даже для него. Тот явился через месяц после… событий в храме Гуаньинь. Настойчиво требовал выйти из уединения, сидя под окнами. Не то чтобы Цзян Чэн успел обдумать что-либо за ту неделю, что провёл в отдалённом домике на юго-востоке Пристани Лотоса… Едва ли была выпита треть припасённых кувшинов вина!

— Я пойду с тобой, — помолчав, произнёс Цзян Чэн, — мне тоже интересно, какую тварь они перепутали с «Эхом раздора».

* * *

В Учан они отправились следующей же ночью, оседлав лошадей. Вэй Усянь всю дорогу насвистывал прилипшую к нему несколько дней назад песенку, которую обожали юные адепты. Настроение, несмотря на обвинения, было хорошим. Внутри всё приятно гудело от предвкушения. Он слишком давно не охотился на кого-то серьёзного, тем более в компании Цзян Чэна. Тому тоже было полезно проветриться после недельного затвора, который благополучно завершился с месяц назад.

Вэй Усянь и сам себе бы не смог объяснить, почему примчался в Пристань Лотоса сразу после новостей о Цзян Чэне. В затвор могли уйти Лани, но не он. Мысль просто не укладывалась в голове. Нужно было проверить. Сбитый гуань… нет, вот об этом вспоминать не нужно. Вэй Усянь не видел этого, но слишком ярко воображал себе произошедшее и злился раз за разом.

Ни в рощице, залитой беловатым лунным светом, ни у озера не ощущалось никакой тёмной энергии.

— Они точно ничего не напутали? — спросил Вэй Усянь и склонился над водой, в которой пока отражался Мо Сюаньюй.
— Озеро Белого Цветения, — подтвердил Цзян Чэн, хмуря тонкие брови. — Либо оно хорошо прячется…

Вэй Усянь передернул плечами от накатившего предчувствия и указал на воду. По поверхности озера неестественно быстро начал распространяться туман. Он окружил их такой плотной завесой, что на мгновение показалось — сейчас задохнутся. Вэй Усянь достал Чэньцин и двинулся в сторону Цзян Чэна, стоявшего рядом, но ни на кого не наткнулся. Он поводил рукой в тумане, не чувствуя ничего, кроме влажного холода.

— Это не «Эхо раздора», — произнёс Вэй Усянь вслух, надеясь, что Цзян Чэн его услышит. Слова слетели с губ и потерялись в непроглядном ничто. В ушах начал нарастать шум, ноги слабели, а сознание уплывало… неужели они оба?..

* * *

Голова была какая-то лёгкая и мягкая… Цзян Чэн поморщился на глупые мысли и посмотрел на руки — свои руки, к счастью, — длинные тонкие пальцы, Цзыдянь на безымянном.

Холод в нижнем даньтяне.

В ужасе Цзян Чэн опустил на живот обе руки, шаря в складках одежды, стараясь найти кровоточащую рану, которой, конечно, не было.

Холод Погребальных холмов, въевшийся в кости, заставляющий всегда мёрзнуть. Земля воняла мертвечиной, застревала под ногтями.

Перед глазами замелькали картины. Первое большое сражение под Юньмэном, но какое-то другое… Цзян Чэн помнил его иначе. Его переполнил ужас от собственной мощи. Раньше он не поднимал тысячи мертвецов за раз. Не видел, какой разрушительной силой обладает. Если он совершит малейшую оплошность, они разорвут на клочки не только Вэней, но и всех тех, кого Цзян Чэн с таким трудом собрал за последние месяцы. Кровь из носа бежала непривычно густая и чёрная. Сколько он сможет смотреть в бездну?
Холод сменило грызущее чувство. «Вина», — легко понял Цзян Чэн или кто-то другой, кем он был.

Он погубил Цзян Яньли, он бросил Цзян Чэна.

«Прости, что оставил тебя одного. Прости, что не смог стать тебе тем, кем должен был».

* * *

У Вэй Усяня заболела челюсть — так крепко он её сжимал. Плечи приходилось держать прямо, хотя единственным желанием было сжаться в комочек, позволить горю и отчаянию победить. В груди ныло сердце.

Почему-то вспоминались не ссоры, не сражения, не смерть, а… глупая болтовня по ночам, надёжное плечо, крепкая тёплая рука. Иногда хотелось не мести, а чтобы он просто постучал в дверь. Животная ярость вспыхивала только при мысли о том, что А-Лину может угрожать опасность. Нужно было вывернуться наизнанку, но защитить его от любой беды, уберечь частичку своей уничтоженной семьи. Семьи, которую у него отняли.

* * *

Они лежали так близко, что кончики их пальцев почти касались. Свет раннего утра будил, но пока не согревал.
Цзян Чэн и Вэй Усянь поднялись с земли в молчании. Смотреть друг другу в глаза никогда не было так важно и так больно. Они всё ещё не могли сказать это вслух, но повисшее понимание было почти ощутимо.

Уничтожать «Зеркальную тень» не имело смысла — она была древним духом, совершенно неопасным для одиночек, но легко мешавшим воспоминания связанных друг с другом людей.

— Давай спрячем её, — предложил Цзян Чэн.

Вэй Усянь мазнул пальцами по его ладони, давая понять, что он вернулся.

Собирал по хэштегу, если что-то пропустил, прошу прощения
Спасибо за месяц :heart:

Отредактировано (Вчера 18:23:16)

Анон · Вчера 18:23:53

Анон пишет:

Как и обещала, Корю в подарок на др ЦЧ принесла новый фик

а она обещала? Не знал, но очень рад!

Отредактировано (Вчера 18:24:24)

Анон · Вчера 18:35:29

Анон пишет:

Месяц чэнсяней, все исполнения в одном посте)

Анончик, спасибо тебе от одного из участников феста за то, что все собрал. Обнимаю :iloveyou:

Анон пишет:

а она обещала? Не знал, но очень рад!

Писала в комментариях, что к др ЦЧ готовит новый фик)

Анон пишет:

Анончики, я вас обожаю всех за этот тред

Присоединяюсь. как бы это не звучало, но модао возникло очень вовремя в моей жизни и помогло сохранить кукушечку на месте. Погружение в канон и в лаверство к ЦЧ сильно отвлекало от всякого. Я этому благодарен :heart:

Анон · Вчера 18:41:13

Анон пишет:

модао возникло очень вовремя в моей жизни и помогло сохранить кукушечку на месте.

у меня то же самое! Был ужасный период в жизни, а как раз случился скандал с визиткой, я к нему припал, восхитился тем, как задорно срется фандом, и решил припасть к канону, чтобы разбираться в срачах. Начал с дунхуа - сходу понравился ВИ и сюжет, а потом во второй серии случилось ЭТО

▼Скрытый текст⬍

и я пропал. И до сих пор пропадаю

Отредактировано (Вчера 18:41:29)

Анон · Вчера 18:42:04

Анон пишет:

улов с Вейбо

Какая крупная рыба :heart:
Какой же он красивый, всегда, во всех аутфитах

Анон · Вчера 18:45:52

Анон пишет:

потом во второй серии случилось ЭТО

Клянусь, это какой-то заговор ЮМЦ или ЦЧ занес создателем, потому что невозможно быть таким прекрасным

Анон · Вчера 18:47:00

Анон пишет:

Клянусь, это какой-то заговор ЮМЦ или ЦЧ занес создателем, потому что невозможно быть таким прекрасным

Это касается первого сезона, сценарий остальных писали ЛЧ с ВН на пару :lol:

Анон · Вчера 18:47:17

Анон пишет:

Месяц чэнсяней, все исполнения в одном посте)

От меня тоже спасибо, анончик :heart: сорри, что вышло не так много драбблов, выдался тяжелый месяц, но все аноны с отзывами и второй анон-райтер, вы сделали его лучше :heart:

Анон · Вчера 18:50:35

Анон, я вообще ничего не смог, хотя вообще-то собирался, так что ты вообще охуенен. Я даже в долгострое своем отстал от плана, хотя там-то даже придумывать уже ничего не надо :facepalm:

Анон · Вчера 18:52:25

Анон пишет:

сорри, что вышло не так много драбблов, выдался тяжелый месяц

Сейм. Я вообще собирался быть на подхвате, как летом, но в итоге чуть-чуть поднажал :lol: И рад, что получилось, пускай и не весь месяц.

Анон · Вчера 19:05:11

Еще нашла на ао3 фик к др ЦЧ, кажется, про то, как ему подарили чат gpt :lol:
https://archiveofourown.org/works/73683891

Анон · Вчера 19:21:17

Так здорово, когда много-много людей отмечает др персонажа, какое-то чувство единения появляется + контент :heart:

Анон · Вчера 19:24:52

Анон пишет:

Анон пишет:
Клянусь, это какой-то заговор ЮМЦ или ЦЧ занес создателем, потому что невозможно быть таким прекрасным
Это касается первого сезона, сценарий остальных писали ЛЧ с ВН на пару

Знаете, что мне кажется. ВН с ЛЧ пытались выставить ЦЧ в плохом свете в дунхуа, но немного просчитались, потому что ЦЧ слишком красив. Они пишут: ЦЧ напал на ВН, злой злодей. И мы видим прекрасного ЦЧ на мече с кнутом. Они пишут: ЦЧ остается один на причале со сбитым гуанем, морально растоптанный. А мы видим: его длинные шелковистые волосы треплет ветер и слезы в огромных прекрасных глазах :please:
Они пишут: ЦЧ ушел в затвор (как ЛХ, но у нас будет не ЛХ). А мы представляем прекрасного главу на подушках (ок, я представляю), но возможна тысяча вариантов, что он ушел бухать, что составляет новый список для свах и т.д.

Анон · Вчера 19:41:29

Анон пишет:

ВН с ЛЧ пытались выставить ЦЧ в плохом свете в дунхуа

Реально ситуация "просчитались, но где?"

Анон · Вчера 19:47:00

Анон пишет:

Еще нашла на ао3 фик к др ЦЧ, кажется, про то, как ему подарили чат gpt

Я почти уверен, что это творение ВИ!

А помните арт, где ЦЧ бёдрами давит арбуз?

А вот вам драббл санчэновый :lol:
https://archiveofourown.org/works/73176931

Отредактировано (Вчера 19:47:08)

Анон · Вчера 19:57:46

Анон пишет:

А вот вам драббл санчэновый

только что прочел и дико ржал. Мне кажется, автор тоже видел тот комикс :lol:

Анон · Вчера 20:00:30

Еще поздравительные фото

▼Скрытый текст⬍

Холиварофорум

Объявление

#1 2021-03-22 03:26:02

ЦЧ-тред

#79101 Вчера 17:12:27

Re: ЦЧ-тред

#79102 Вчера 17:13:28

Re: ЦЧ-тред

#79103 Вчера 17:57:57

Re: ЦЧ-тред

#79104 Вчера 18:01:28

Re: ЦЧ-тред

#79105 Вчера 18:02:08

Re: ЦЧ-тред

#79106 Вчера 18:05:13

Re: ЦЧ-тред

#79107 Вчера 18:08:10

Re: ЦЧ-тред

#79108 Вчера 18:13:58

Re: ЦЧ-тред

#79109 Вчера 18:21:41

Re: ЦЧ-тред

#79110 Вчера 18:23:53

Re: ЦЧ-тред

#79111 Вчера 18:35:29

Re: ЦЧ-тред

#79112 Вчера 18:41:13

Re: ЦЧ-тред

#79113 Вчера 18:42:04

Re: ЦЧ-тред

#79114 Вчера 18:45:52

Re: ЦЧ-тред

#79115 Вчера 18:47:00

Re: ЦЧ-тред

#79116 Вчера 18:47:17

Re: ЦЧ-тред

#79117 Вчера 18:50:35

Re: ЦЧ-тред

#79118 Вчера 18:52:25

Re: ЦЧ-тред

#79119 Вчера 19:05:11

Re: ЦЧ-тред

#79120 Вчера 19:21:17

Re: ЦЧ-тред

#79121 Вчера 19:24:52

Re: ЦЧ-тред

#79122 Вчера 19:41:29

Re: ЦЧ-тред

#79123 Вчера 19:47:00

Re: ЦЧ-тред

#79124 Вчера 19:57:46

Re: ЦЧ-тред

#79125 Вчера 20:00:30

Re: ЦЧ-тред

Подвал форума