БЕЗБЛОГNМ

Анон · 2022-10-24 21:26:42

Осенний микро-тур феста!

Тур проходит с 11 ноября по 26 ноября включительно, в 0.00 27 ноября можно деанониться. Или нет, по желанию.

Исполнения выкладываются в этом же треде, с обязательным указанием выполненной заявки. Исполнять заявку можно в любом формате: текст, арт, видео, etc., минимальный/максимальный объем не ограничен.

Обсуждение заявок и текстов тут, в треде ОЭ

▼СПИСОК ЗАЯВОК ОСЕННЕГО ТУРА С ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЕ⬍

1. Алвадик, первый раз, Дик-бойпусси, Дик снизу. Алвадики оба в шоке и в восторге. Высокий рейтинг обязателен!

2. Рокэ Алву слишком много пороли в детстве, и у него сложился условный рефлекс. Теперь он втайне обожает порку и страшно кинкуется от строгости и суровости, а хамит, чтобы нарваться на наказание. Вот только кто рискнет тронуть самого Первого маршала?! Одна надежда на незыблемых Окделлов, развратных королев или ледяных дриксенских адмиралов! Пейринг на вкус автора.

3. Катарина/Эстебан или другие оруженосцы. Можно нон-кон, даб-кон. Королева, заманивающая жертв своей беззащитностью, оказывается властной госпожой. По накуру. Юмор, драма, удовольствие жертвы или моральная (физическая) травма - что угодно на откуп автора.

4. Желательно джен. Рейтинг любой. Желательно юмор, но если получиться хоррор, то заказчик против не будет. Без смертей персонажей. книгоканон. В Кэртиане случилось невероятное. Появился изарг-выходец! И начал кишить.

5. Спокойный пост-канонный мирный и счастливый алвадик в ER. Как они дошли до жизни такой, неважно, главное сам момент! Если рейтинг, то Рокэ снизу.

6. Ойген\Жермон, таймлайн битвы у форта Печальный Язык, когда Жермон был ранен. Ойген получает известие о ранении, находясь далеко от Жермона с силами фок Варзов. Мысли, чувства Ойгена, удаётся ли ему скрывать их.

7. Лионель/Рокэ, модерн-ау. Происходят серийные убийства, но что общего в жертвах не совсем понятно, Лионель работает в полиции и влюблен в своего друга Рокэ. Важно, они не пара, мб сам Рокэ даже с кем-то другим/ой встречается. На самом деле Лионель и есть тот маньяк и убивает тех, кто в каких-то деталях-мелочах (форма глаз там похожа, мб рост схожий и т.п., то есть сходство в глаза не бросается) похож на его друга.

8. Алвадик, таймлайн Раканы, Дик выходит на поединок с Алвой за Альдо, оба ранены, но в итоге живы. Фиксит бодяги с кровной клятвой.

9. Рамон/Хулио, взаимный флирт и ухаживания, похожие на загонную охоту друг на друга. Огненный юст, желательно с высокорейтинговой реализацией

10. Леонард Манрик/Мирабелла  Влюбленность в ах какую суровую хозяйственную, экономную женщину и ее способность создать золотой запас буквально из воздуха, искренее восхищение, бес в ребро, поначалу неприступная Мирабелла. Из кинков легкий фемдом. Жанр любой, но никого не убивают и не собираются.

11. Кроссовер с "Не покидай"; джен, рейтинг любой, драма или юмор (или и то, и другое). Однажды в Олларии, или в Ракане, или в Кабитэле, зацветает что-нибудь, и из всех людей начинает переть правда: о делах, мыслях, намерениях, чувствах. Что из этого выйдет? Бонусом можно какого-нибудь бедолагу с насморком, который не врубается в причину переполоха.

12. Вальдмеер, NC-17, драма, Олаф после всех событий стал совсем бессилен в постели, но Вальдес найдет способ доставить удовольствие, кинк на сухой оргазм

13. Хулио Салина/Ричард Окделл. Рейтинг любой, без стекла, но с марикьярскими страстями и хэппиэндом. Хулио, ревнующий Ричарда к Берто и прочей молодежи, приветствуется.

14. Мирабелла/Аурелия. Долгая тайная любовь, можно невзаимная со стороны Аурелии. Смерть Эгмонта и траур по нему - всего лишь предлог, чтобы приблизиться к объекту чувств (и избавиться от Ларака). Чувства с со стороны Мирабеллы и рейтинг на взгляд автора.

15. Отец Герман/учитель фехтования в Лаик (пилотный канон). Можно рейтинг, можно мистику, можно и юмор или все вместе. Сколько в Лаик учителей фехтования: один или двое? Вот и отец Герман ни в чем не уверен...

16. Алвадик, R-NC-17, Реверс с обнаженным Алвой на пути на эшафот (вместо Алвы за какое-то предательство/ошибку к казни и публичному унижению приговорили Дика. Алва в числе наблюдающих (недобровольно)), внешность алвадиков любая

17. Любой пейринг или джен, и любой временной промежуток, главное без смерти персонажей. АУ, в которой сломанный Абсолют не засчитал смерть Эгмонта и попытался выпилить Ричарда, как «неудачного» Повелителя Скал. Не удалось, но Ричард в результате остался искалечен - недостаточно сильно, чтобы это мешало ему жить, но достаточно, чтобы привлекать внимание и мешать (шрамы, хромота и т.д).

18. АУ-реверс, джен. У власти уже давно находятся Раканы, сейчас на троне Альдо. Навозники Манрики и Колиньяры поднимают против него мятеж, но непобедимый Первый Маршал Рокэ Алва разбивает их войска под Ренквахой вместе с маршалом Арно Савиньяком и генералом Эгмонтом Окделлом. Погибают все Манрики, кроме Леонарда, которого раненым тайком вывозят с поля боя, а оставшихся сиротами Эстебана и его сестру отдают на воспитание в семьи Окделлов и Савиньяков.

19. Приддоньяк. Нц-17, мастурбация. Валентин слышит, как Арно где-то в соседней комнате занимается сексом.

20. Пейринг любой, кроме альвадика, алвали и алвамарселя. Слеш, джен, гет. Рейтинг любой. Книгоканон. Кроссовер или ретейлинг с фильмом "Довод".

21. Алвамарсель, херт/комфорт. После несчастного случая у Алвы оказываются повреждены кисти обеих рук. Ему приходится заново учиться держать оружие и писать, и справляется он с этим плохо.

22. Вальдес страстно влюблен и понимает, что Кальдмеера вернут в Дриксен, где он может погибнуть. Тогда Вальдес в дороге или в Придде тайно насильно похищает Кальдмеера, чтобы оставить его себе. Можно дарк.

23. Юмор.  Ричард постоянно натыкается на Алву, когда он пытается с кем-то потрахаться – причём каждый раз не по своей вине! Он случайно находит потайные двери, теряется в потайных ходах, в Варасте под ним проваливается крыша домика, пока Рокэ трахается с юной вдовой. Сцена в будуаре Катарины становится последней каплей, и Рокэ высылает оруженосца к Ракану – только чтобы тот вломился к нему в разгар оргии с пантерками со срочными новостями о наступлении Ракана (примчался с Осенней Охотой, прошёл с выходцами, как угодно). - Я проклят! - Вы прокляты?! Это я проклят, юноша!

24. Эстебан-Птица. Кроссовер с Чумным Доктором. Раздвоение личности. Жанр любой, рейтинг любой

25. Катя и СБЧ заставляют Дика соблазнить Алву. он честно старается, может даже политься из лейки. Хоть юмор, хоть драма.

26. Эмиль\Арлетта\Лионель, NC, инцест. Со времени гибели Арно-ст. Лионель заменяет отца во всём, и даже в постели матери. Эмиль узнаёт об этом и решает присоединиться. Больноублюдочность приветствуется.

27. Обрушение Кэналлоа за намеки Алвы на убийство Фердинанда. Убить Алва себя не может, будучи последним Раканом, да и опоздал. Встреча с Ричардом после обрушения Надора, который бездетен и тоже не смог заплатить жизнью.

28. фем!Вальдес/Кальдмеер или фем!Альмейда/Хулио, ВМФ, гендербендер; гет, рейтинг невысокий, сюжет на выбор исполнителя, желательно без драмы, если драма, то с ХЭ.

29. Ричард/Рокэ. Односторонние чувства Ричарда к Рокэ, Рокэ в Ричарда в ответ не влюбляется. Желательно каноничный сеттинг

30. Вальдес привозит Кальдмеера на Марикьяру и знакомит с родителями. Первоначальная острая реакция на то, что сын приволок в дом варитского гуся, и постепенное принятие. Можно юмор

31. Алвадик, омегаверс, омега!Дик, мпрег. Алва узнает, что Ричарда есть сын, и мечется, пытаясь найти оного после убийства Катарины и смерти Ричарда в овраге, никому не объясняя, зачем ему очередной окделльский поросенок.  Степень ретконности любая, но за младенца Рокэ переживает искренне, подозревая, что тот от него (так и есть).  ХЭ для ребенка. Для его родителей (вместе или по отдельности) ХЭ опционален.

32. Алва/Ричард, юст, Ричард впервые замечает и понимает интерес Алвы к себе

33. Алвадики, рейтинг не важен, суд над Алвой, но стороне защиты не подыгрывает авторка, внешность любая

34. Вальдмеер, NC-17, модерн-АУ, драма, мистика, Олаф во время летнего выезда с поисковым отрядом обнаруживает сбитый во время войны самолет и навсегда оставшегося в кабине пилота. Самолет реставрируют, и он даже снова поднимается в небо, только что-то с ним нечисто…, ХЭ

35. Ойген/Мишель Эпинэ, любой рейтинг, первая любовь в Лаик. Встреча юга и севера. Взаимные чувства, неловкие попытки любви по гайифски, Ойген невозмутимо говорит, что читал, как это делается Для драмы можно добавить в конце Жермон/Ойген, где Ойген сравнивает Жермона и Мишеля

36. Алвадики эндгейм, R или NC, после гибели Альдо власть переходит в руки Ричарда. Ричард не то чтобы дарк, но гибель Альдо, Надора и предательство Робера накладывают определённый отпечаток. Катарина жива, интригует мб вместе с Ричардом, а мб против него, внешность героев любая, но Альдо пилотный мб

37. Близнецы Савиньяки трахают Ричарда, Рока наблюдает (или нет). Можно дабкон, тело предало, немножко больноублюдочнсти.  Жанр любой, таймлайн любой, рейтинг от R и выше. Ричарду должно понравится.

38. Прошу арт! Персонажи ОЭ в виде персонажей из аниме "Утена". Классическая сцена вынимания меча из груди на Арене дуэлей. Мечтаю про такой альдоробер, но буду страшно рад и любому другому пейрингу.

39. Рокэ/Айрис. Юмор. Можно рейтинг, можно без. Вынужденный брак с истериками, битьем посуды, надеванием на шею картин, побегами через окно… Впрочем, сначала Алва бесился, а потом возбудился, и теперь, пока весь Талиг с ужасом наблюдает за взрывными ссорами между герцогом и герцогиней Алва, они сами от них получают огромное удовольствие, причем и в горизонтальном положении тоже.

40. Олаф Кальдмеер/Берто Салина. Cо стороны Берто наверное невольное восхищение достойным врагом, которое перерастает в нечто большее при близком общении. Юст. Вальдес где-то рядом, возможно ревнует.Реакция Олафа на усмотрение автора. Рейтинг R.

41. Приддоньяк, ПВП, афродизиак. Что бы скомпромитировать Валентина, ему подливают в напиток афродизиак. На людях Валя держится, но когда он остаётся один, ему становится совсем плохо. Арно предлогает помочь, уверяя, что в этом нет ничего особенного.

42. Лионель/Рокэ, викторианское АУ. Лионель расследует серию жестоких преступлений, и под его подозрение попадает известный хирург, ведущий эксцентричный образ жизни. Рейтинг любой.

43. Алвадик, публичный секс по обоюдному согласию, Алва снизу

44. Джен или пре-алвадики, рейтинг любой, восстание Эгмонта вин вин. Анри Гийом на троне или сам Эгмонт. Политика, установление отношений с проигравшей стороной, кто-то из навозников внезапно по ряду причин остаётся при дворе, мелкий Дик в роли любимца нового двора, внешность любая

45. Вальдмеер. Вальдес влюбился в пленного Олафа, но во время его отлучки Олафа забрали в тюрьму, чтобы насиловать допрашивать и пытать. Вальдес намерен его спасти. Желательно ХЭ.

46. Ричард – Проводник Алвы в Лабиринте. Можно с ХЭ и фикситом (Алва проходит сам и выводит Ричарда?), можно дарк, где Алва совершает те же ошибки, сливая оруженосца, и проваливает испытания.

47. Лионель признается Чарли в любви. Я просто хочу это видеть!

48. Лионель/Валентин: сражение за победу в Битве экстрасенсов Расследование всратых историй, саспенс на грани фарса, срачи с героями сюжетов, лавхейт участников - в общем все, за что (далеко не) все любят это шоу. Ли и Валентин могут быть кем угодно: медиум - чернокнижник по классике или что-то подурнее. Например, шаман, который гадает на оленьих рогах. Они могут оказаться как настоящими экстрасенсами, так и коварными шарлатанами, пытающимися раскрыть друг друга. Главное - атмосфера

49. Ойген\Жермон. МодернАУ, ER, рейтинг на усмотрение автора, хэппи энд.

50. Алвадик, кроссовер с "Благочестивой Мартой", проза.  Ричард после встречи с Оноре теперь истовый эсператист: постится, молится (особенно за эра) и противится идее человекоубийства.  Алва также приходит к Создателю, угрожает Дораку оставить армию, принять целибат и отречься от винопития.  Оба разговаривают с Катариной о целомудрии и со Штанцлером - о спасении души.  В Олларию является Мирабелла с Айрис, находит узревшего свет истинной веры, но сраженного физической слепотой Алву в рубище, и Дикона, самоотверженно заботящегося о калеке.  На самом деле, оба, конечно, здоровы и много грешат)

51. Вальдмеер, NC-17, драма, dark!Вальдес влюблен всей душой, и ради блага самого Олафа не намерен отпускать его на родину, нон-кон

52. Алва просит у Ричарда прощения за что-нибудь серьезное словами через рот. Не стеб.

53. Алвадики, NC-17, секс на кухне, охреневшая Кончита, у которой пирог из печи не вытащен, а там господа ебутся, прилагается, внешка любая

54. "Вредные задачи" Остера в переложении на условия и персонажей из Талига. Персонажи любые, рейтинг любой, юмор.

55. Детектив в духе Агаты Кристи, но в каноничном сэттинге. Пост-канон, расследование смерти Габриэлы, Джастина или любой кейс на усмотрение автора. Пейринг любой, можно джен. Очень бы хотелось алвадик с подросшим Диком, но необязательно) Участие в расследовании Алвы приветствуется

56. Готфрид Зильбершванфлоссе/принцесса Гудрун/Олаф Кальдмеер.  Принцесса сначала испытала небольшой к Кальдмееру интерес, всё-таки мещанин дослужившийся до высоких чинов, он её вежливо отверг, но поскольку ей до этого не отказывали, тут может быть возмущение, что ею пренебрегли, страх, что кто-то узнает. А потом Кальдмеер случайно узнаёт маленький секрет кесаря и его дочери и скажем как-то это выдал... Юст, лавхейт, рейтинг NC-17 или R. Желательно, чтобы все выжили.

57. Алвадик, реинкарнация и трансмиграция . После смерти Дик перерождается в другом мире (один или несколько раз), набирается опыта и прокачивается в психологии, прежде чем снова попасть в своё первое тело на следующий день после ДСФ. Взгляд на эра новыми глазами.

58. Хуан/ куча разного народа. Кроссовер с «Трудно быть богом» Стругацких. Рейтинг. Хуан Суавес – секс-прогрессор в Кэртиане. Добывать нужные сведения и манипулировать политикой Талига проще всего в постели!

59. Арлетта\Лионель, NC, инцест, порка. Из канона мы знаем, что одна из предыдущих графинь Савиньяк приказала выпороть самого Дидериха. С тех пор порка стала семейной традицией и прерогативой графинь. Лионель уже давно не ребёнок, но всё ещё даёт себя наказывать.

60. Надор после смерти Ричарда становится странным и страшным местом, филиалом Лабиринта, расползающимся по Талигу. Попытки Алвы понять и остановить, но без успеха, и Алва понимает почему. Хочется мистики, где кровь Повелителей стихий реально опора мира, а Ракан может заменить только одного (Повелители Ветра вымерли раньше). Без запасных Раканов!

61. Алвадик, реверс. Рокэ реально в положении Дика в первых книгах: Кэналлоа бедствует, семья требует невозможного, Салина посматривают на его наследство, на уши присел друг семьи дор Квентин, с собой в столице даже слуги нет, еще и коварная первая любовь на носу. Ричард, в свою очередь, властитель богатой провинции и герой войны, но несколько ожесточен за трудную жизнь, от оруженосца хорошего особо не ждет, глушит надорский кальвадос и поет завораживающие северные баллады. И да - кого-то в семье Рокэ убил и вроде не кается.  Не настаиваю на ПОВ Рокэ, но если получится - было бы идеально.

62. По мотивам микро-накура про Альмейду, залетевшего от Хулио. Рамон познает прелести беременности и охуевает, будущий счастливый отец охуевает ещё сильнее и включает режим агрессивной заботы, окружающие тоже охуевают и заранее прячутся кто куда

63. Ричард Окделл с первого взгляда влюбляется в короля, и это взаимно. Фердинанд/Ричард против всего мира.

64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон

65. Приддоньяк, ПВП, оральный секс. Валентин делает минет Арно. Кинк на волосы Вали, на его красоту.

66. Катарину отравили на ДР (или сразу после). Детектив с поиском виновного(ных). Джен или любые пейринги.

67. Эмиль/Валентин (кнешность книжная)  Нежно, задорно и спонтанно, с любым обоснуем, таймлайн любой. Кинк на кружева, чулки, одежду, раздевание. НЕ ангс, НЕ стеб

68. Вальдмеер, рейтинг любой, ожидание встречи, ревность. Кальдмеер исчезает по пути на казнь. После перемирия Вальдес приезжает в Эйнрехт и находит Кальдмеера в особняке под охраной, после ночи любви тот признаётся, что ему пришлось стать любовником кесаря Руперта

69. АУ от канона: сёстры Эгмонта живы, и одна из них замужем за Фердинандом.

70. РоРо, пост-Ракана, лунатизм, возможно, сомнофилия. Робер не просто видит кошмарные сны о прошлом, он во сне ходит (и не только). Рокэ узнает об этом и пытается что-то сделать. Рейтинг на вкус исполнителя, стекло можно, но без совсем уж черного финала.

71. Воспоминания Антонии Алва (или Инес) о доме, родных, о Кэнналоа.

72. Лидик, ливалентин, лилюсьен или любой другой пейринг с Лионелем, где присутствует разница в возрасте и звании в пользу Ли. Секс с явным дисбалансом власти и сил, можно дерти-ток, унижение, элементы больноублюдства, партнер обращается к Ли исключительно "мой маршал". В какой-то момент ему становится чересчур, он называет Лионеля по имени, и оказывается, что все это была игра по обоюдному согласию и к обоюдному удовольствию (пока не стало чересчур). Акцент на смену динамики и изменения в поведении Лионеля.

73. Вальдмеер, NC-17, драма, из Кальдмеера выбивают сведения в подвалах крепости, dark!Вальдес влюблен в его стойкость, но своеобразно, нон-кон

74. Двор Алисы глазами кого-то, кто не Арлетта.

75. Джен. Юмор! Ричард женился на богатой навознице, привез ее в Надор, и тут же вспыхнула война между двумя герцогинями – старой и молодой. Дик в шоке, надорцы с попкорном, при королевском дворе делают ставки.

76. Вальдмеер, NC-17, драма, Кальдмеер отказывает Вальдесу во время первого плена, и Вальдес не намерен упустить второй шанс, даб-кон

77. Каждый раз, когда новоиспечённый барон Дювье надевает свой новый орден Талигойской Розы, с ним (Дювье) случается какая-нибудь досадная неприятность.

78. Мирабелла/? Жанр – на выбор автора, можно драму, а можно юмор))) Мирабелла после смерти Эгмонта срочно ищет себе нового супруга, чтобы ее не упрятали в монастырь или не выдали замуж за кого-то из навозников. Главная цель брака – спасти Ричарда, чтобы его не убили, не отдали на воспитание в чужую семью и не отобрали герцогство, поэтому муж должен быть богат, влиятелен и не находиться в открытой оппозиции к трону, но при этом не отжал бы Надор для себя. При этом у невесты в придачу к таким запросам еще и возраст, характер и специфическая внешность. Результат неожиданный!

79. Дружба между Ричардом и Рокэ. Искренняя, тёплая, внезапная. Можно с врЕменным размолвками. Можно гетные линии у обоих. Или слэшные у обоих, но чтобы не друг с другом. Можно модерн!ау. Ричарду не обязательно знать, кто его друг на самом деле (известная личность, очень богатый и влиятельный человек, например). Ричард может тоже что-то скрывать (может, он шаман какой или играет на волынке, сын мятежника, (порно)писатель под женским псевдонимом, ещё что-то).

80. Катари видит, как Алва разговаривает с королём и понимает, что ревнует и завидует. Рейтинг любой, можно вообще джен. Катари хочет любви и внимания как равной, не чувствовать себя глупой девочкой, разменной монетой в интригах и сосудом для наследников короны, но все это позволено лишь мужчинам, и друг друга эти двое ценят больше, чем её.

81. Жизнь в посмертии. Семейства Окделлов, семейство Приддов и т.д. Чтобы все ходили в гости, сравнивали смерти. Джен, чёрный юмор. Можно любые пейринги.

82. Драма. Алва узнает, что Савиньяки расчетливо использовали его, чтобы прийти к власти в Талиге. В идеале – подслушивает разговор Арлетты с Лионелем. Алва может быть в отношениях с Ли, а может и не быть.

83. Вальдмеер. У марикьяре жестокие обычаи, под райос убивают всех. Есть лишь одно исключение для законных супругов, к которым могут прилагаться их слуги и подчиненные. И это единственный способ для Вальдеса спасти Олафа Кальдмеера...

84. Джен или алвадик или альдоробер. Персонажи смутно помнят себя доретконных. Когнитивный диссонанс, попытки расследовать произошедшее, возможно внутримировое мистическое объяснение.

85. Ричард уполз от Альдотвари и оказался на Рубеже. Теперь он, беспамятный, возвращается на Кэртиану с остальными Стражами выжигать скверну вместе с Бусиной. Течение времени на Рубеже может не совпадать с Кэртианским. Можно спасти мир силой любви и дипломатии, можно не спасать вообще.

86. Руперт - боевой монах Шаолиня. Вообще-то это тайна, но в экстремальных ситуациях Руппи превращается в "Джеки Чана". Можно и буквально.

87. Робер/Альдо, современное ау. Передружба, недоотношения. Альдо заказывает астрологу их с Робером натальные карты, надеясь на отличную совместимость. Но вместо "вы идеальная пара" получает метровый список причин, почему им даже в одной комнате находиться не стоит. Негодование Альдо: возмущение, угрозы, подозрения, что астролог сам на Робера положил глаз, предложения посетить таролога/гипнолога/хироманта/авгура, чтобы сравнить версии.  Одиссея альдороберов по всем шарлатанам города

88. Алвадик, Алва куртуазно ухаживает за Диком. Дик в ахуе, ужасно смущается, удивляется, негодует, а потом переходит в контрнаступление! – в конце концов, кто тут тверд, незыблем и на полголовы выше, а у Алвы вообще волосы как у принцессы и надушенные кружева, лепестки ему больше пойдут!

89. Алвамарсель, ER, рейтинг низкий, hurt/comfort, у Марселя умер отец, поэтому он переживает, суетится, организует погребение и т.п. Рокэ тоже приглашён, но приезжает раньше и помогает справиться с горем, как умеет.

90. Алвадики, НЕ омеговерс, секс с мпрегнутым Ричардом, нежно, мило, всяческие поглаживания по животу, и чтобы Алву прям крыло тем, что это его любовник, у них будет ребёнок, малыш, самый богатый и титулованный эвер, его будут холить и лелеять, оба отца жизни за него отдадут, а на мнение окружающих забьют и тд.НЦа

91. Кальденбург, NC-17, драма, fem!Кальдмеер, восторженный Руппи и Офелия, которая не верит в любовь в 20 лет, кинк на разницу в возрасте

92. Дайте Ричарда-эльфа из Надорских лесов, с устарелыми представлениями о мире и непониманием "этих странных людей". Явился в Кабитэлу в поисках предсказанного Короля. Шпагой владеет плохо, привычней к мечам с клинком в форме листа ивы и длинному луку. Маскируется, притворяясь последователем этой новомодной человеческой веры - эсператизма. Денег из дома взял мало, потому что не в курсе инфляции. Кстати, тогда понятно, почему ЛЧ целый Круг цепляются за Раканов - для них это, считай, вчера было)

93. Эйвон Ларак выходит из лабиринта беременным новым повелителем скал. Пейринг и рейтинг любые.

94. алвамарсель, постканон, Рокэ не удалось отвертеться от регенства, что не способтвует ни благостности характера, ни здоровым нервам окружающих Марсель, устраивающий Рокэ разгрузку: хоть изолирует его от всего мира на сутки, хоть в отпуск увезет, хоть еще чего придумает.  Усталый раздраженный регент, винишко, гитара, изощренные ласки и нежный секс

95. алвадик, Ричарда хотят выдать за кого-то/женить, он приходит к Рокэ и как в Гардемаринах "не хочу доставаться нелюбимому, люби меня", рейтинг высокий, ХЭ для алвадиков

96. Групповушка Ойген\Жермон\Арно\Валентин. Война кончилась, все выдохнули, устроили пирушку и пиздуховно, но задорно потрахались. Естественно, NC.

97. Приддоньяк. Арно, с отношением к сексу легким, как у Эмиля, соблазняет Валю, которого считает девственником (ошибается). Хочет унизить и обидеть, но любовь нечаянно нагрянет, хэ. Хотелось бы, чтобы Арно не был солнышком.

98. Хочу развёрнутую легенду об Арсаке и Сервилии (мпрежный вариант), с ломкой и мерзким, но дрочным нонконом последнего в плену и комфортингом от Арсака.

99. Иоланта/bottom!Фердинанд. Рейтинг повыше, кинк на подчинение. Без беременностей. (Допы по желанию: - шрамирование - приказы на дриксен - новосериальная внешка Фердинанда  - случайный свидетель)

100. Вальдмеер Вальдес соскучился по Кальдмееру и выпросил у ведьм возможность увидеть его на 10-20 минут. Он попадает в разгар жесткого допроса в Дриксен, но никто его не видит и не слышит, и он ничего не может сделать. Или может, на выбор автора.

101. Валедик, ОМП/Валентин, внешность любая, Валентин снизу. Пост-канон, Ричард мертв (или считается мертвым, если автор захочет хэ), у валедиков был юст или разовый секс.  Валентин неосознанно выбирает новых партнёров чем-то похожих на Дика.  Бонус за реакцию кого-то заметившего из окружения.

102. Айрис/Иоланта. Айрис выжила (одна из сестер) и полноправная хозяйка Надора, который отделился от Талига.

103. Кроссовер с Хрониками Арции. Лионель Савиньяк оказывается сильно болен, серьёзно ранен и т.д. Потом вроде бы выздоравливает, но с постели встаёт совсем другой человек, точнее не человек, а бог-олень Ройгу. Ужасы, высокий рейтинг, возможно хэппи-энд.

104. Хорхе/Арно, пилотоканон, рейтинг любой, будни оруженосца, Хорхе играет на гитаре, Арно слушает под дверью и стесняется признаться своему эру в любви

105. Что-нибудь по мотивам накура про спасателей. Модерн-АУ, приключения, мистика, джен, рейтинг любой.

106. К Ричарду приходит астера в виде идеального доброго, ласкового эра Рокэ, который тискается и внятно разговаривает. Приходит регулярно. Однажды их застает настоящий Алва.

107. Альдоробер. Робер предал ещё живого Альдо, встреча при любых обстоятельствах (Робера схватили люди Альдо или наоборот, Альдо идёт под суд после поражения, что угодно), выяснение отношений, юст.

108. Вальдес попадает в дриксенскую тюрьму, например, после проигранной битвы, и его тюремщики либо Бермессер решают этим воспользоваться. Вальдеса с огоньком насилуют, не оставляя внешних следов, пока однажды Кальдмеер не ловит насильников прямо на пленнике. Спасение, комфорт и попытки завоевать доверие.

109. Алва находит в Олларии и читает дневники Ричара времен Раканы, не в силах оторваться - вплоть до последней записи, где Ричард собирается к Катарине. Неожиданные открытия (не обязательно о любви Дика к Алве) и много стекла.

110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора

111. Паоло/Ричард первый раз в Лаик или, если Паоло выжил, где-нибудь ещё.

112. Алвадик, R-NC-17, Алва не клялся Фердинанду кровью, и Альдо получает на свою сторону "блистательного полководца", а Ричард - новую (старую) головную боль, Альдо из пилота

113. Алвадик страстно трахается после ора и вызова на дуэль вместо отправки к Марианне. Алва снизу, всем понравилось, об остальном подумаем завтра, юноша.

114. Вальдмеер, NC-17, модерн-АУ, Вальдес испытывает самолет, построенный Кальдмеером, кинк на лётную форму

115. Ойген/Жермон или Арно/Валентин, уютный супружеский рождественский изломный секс, ER, прямо флафф необязателен, но без драмы, раскладка любая

116. Ричард – крутой северный тан, прекрасный хозяйственник и руководитель, которого суровые надорские горцы уважают и любят.

117. пре-Алвадик, модерн!АУ. Ричард увлечен живым Рокэ, но не понимает его и с помощью character ai создаёт "своего" Рокэ, очень похожего на настоящего, но который "говорит" понятнее и готов Ричарда хвалить

118. Алвадик, преслэш. Алва приходит смотреть на спящего Дика.

119. Жермон\Йоган Катершванц, NC, PWP, отчасти по мотивам цитаты из канона и комента вчера в треде о том, что Жермон решил возродить традицию прохождения молодых людей через достойных мужей. Секс к взаимному удовольствию, восхищение молодым сильном телом, укусы, возможно, быстрый секс в публичном месте.

120. Ойген/Жермон, fuck or die, в результате оплошности Жермона во время ритуала они должны переспать или он умрет, секс прошел благополучно, но теперь Жермон мается своими чувствами и не может понять, есть ли ответное от Ойгена, и решается на разговор, Ойген в шоке и объясняет что Жермон ему друг, брат, сослуживец etc но никак не любовник

121. Катари/Рокэ, даб-/нон-кон, рейтинг - R и выше, королева использует клятву иначе, чем все думают: любит смотреть, как Первый Маршал раздевается, стоит на коленях, вбирает ртом свои пальцы, пытается растянуть себя и др. Кинк на унижение, акцент на отсутствии телесного контакта — Катари нравится приказывать и наблюдать. Книгоканон.

122. Классический омегаверс с Диком-омегой, которого впервые накрыло течкой в особняке Алвы, а Алва — альфа, но внизапна! он ведёт себя порядочно: просвещает Дика про особенности анатомии и физиологии, утешает, успокаивает феромонами и мурлычет над ним. И они так и не поебались.

123. альдоробер, кинон, Агарис. Робер медленно но неотвратимо влюбляется в Альдо. весна, море, романтика, сияющий Альдо и все хорошо. естественно, чувства окажутся взаимными, но переводить ли юст во что-то большее прямо в кадре или обойтись без признания вообще - на откуп автору. не ангст, не стеб.

124. алвадик, Ричард сверху. Ричарду нравится везде гладить Алву после секса. Спина, поясница, соски, плечи, волосы, если слегка пальцы вводит в рот или анус вообще огонь. Без намерения возбудить, просто ласка. Но это конечно же рано или поздно приводит ко второму раунду.

125. Ричард Горик узнаёт, что его отца подставили и Эрнани на самом деле жив. Его действия. Рейтинг R или NC-17.

126. АУ: случайность в военном деле. Ренваха таки оказалась непроходимой. Или у Феншо оказалось чуть больше мозга. Или что-нибудь еще пошло не так. И наступили последствия. Джен, любой рейтинг.

127. Окделлы чернокнижники или занимаются черной магией. В Надоре своя атмосфера и своя северная мистика, остальные лишь знают, что Надор и Окделлы странные и лучше держаться от них подальше. Надор считается нищим непонятным краем, однако лишь Окделлы сдерживают загадочные северные силы. Дорак решает вызвать Дика в Лаик, Дик насторожен и не привык к нормальному обществу, но пытается скрыть свои особенности и намерен выяснить, как Рокэ Алве удалось убить сильного чародея, его отца...

128. Приддоньяк, шизофрения. Постепенное и заметное поначалу только Арно усугубление психического расстройства Валентина. Арно любит и пытается спасти: покрывает, говорит с лекарями, пробует изолировать. Начинает сомневаться в причинах гибели братьев Валентина, от перенапряжения параноит, чувствует, что сам почти теряет рассудок.  Хуже всего то, что из глубины безумия Валентин продолжает любить его тоже.

129. Кэцхен урурукают над тем, что Вальдес нашёл подходящего человека, любит его и любим им. Но на всякий случай проводят с Кальдмеером разъяснительную беседу: что будет, если тот их мальчика обидит

130. Алвадик, флафф (не стёб), рейтинг от R, таймлайн - Вараста или сразу после, книжный канон. Ричарду не понравился первый секс с Алвой, и Алве стоило немалых усилий уговорить его попробовать снова (возможно, заодно рассказать о своём первом неудачном опыте) и постараться сделать так, чтобы второй раз получился лучше первого.

131. Постканонный алвадик с взрослым Ричардом и стареющим Алвой. «О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней...»

132. Алвадик, Рокэ кинкуется слабостью Ричарда, NC-17-R

133. Кальденбург, NC-17, реверс-ау, адмирал цур зее Руперт фок Фельсенбург и его адъютант Олаф Кальдмеер, взаимная тайная влюбленность

134. Алва/Ги Ариго: "Блондинов я люблю больше, чем блондинок, Ваше Величество"

135. Алвадик после отравления. Алва влюблен в Ричарда, мечется между выгнать предателя и пониманием, что Дика использовали, а Дорак таки мудак + страх проклятия, но думает, что будучи рядом, сможет вернее защитить Дика от смерти (мол, я пытался отстраняться и все равно нихуя не помогло) и забирает его в Фельп. Объяснение перед отъездом Алвы в Талиг.

136. Рокэ/Ричард/Рамон. Омегаверс, ау без восстания. Ричард - завидная омега на выданье. Грязный, разнузданный секс на троих, двойное проникновение, грязные разговоры, грубый секс, Breeding кинк, чрезмерная симуляция.

137. Что-то случилось с Абсолютом, и с Рокэ слетел флёр бесконечной удачливости и всеобщего обожания. Ему припомнили все его грехи, сместили с должности Первого маршала, Кэналлоа перешла под власть клана Салина, друзья отвернулись. Рокэ отныне вне закона. С горсткой верных слуг он осторожно пробирается в единственное место, правитель которого не объявил во всеуслышание, что не желает его видеть. Рокэ едет в Надор, которым правит Ричард Окделл. Изгнанники доедут, но как примет их молодой тан?

138. Алвадик, R илр НЦа, Ричард пытается спасти Алву, когда он на коне спасал Фердинанда, и его самого помещают в камеру над пекарней, доретконные персонажи

139. Отец Герман (книгоканон)\ кто-то из унаров. Отец Герман в тайне любит наказывать унаров весьма нестандартным способом. Телопредало, развратный священник, юноша, который хочет ещё.

140. Кальдмеер/Гудрун, принцесса решила от скуки подомогаться нового адмирала цур зее, только не делайте Кальдмеера покорным бревном, хочется динамики: пусть согласится и получает удовольствие, или красиво сможет отвязаться или сделать так что от него отвяжутся, или обходительностью доведет прелестную Гудрун чтобы она рвала и метала и весь дворец содрогался

141. Алву в Багерлее таки разбил инсульт с полным параличом одной стороны, и Дик его выхаживает.

142. Крэк! Периодически Алва превращается в манекен. Это замечают только его слуги, остальным норм.

143. У Алана и Женевьев сын и дочь. Время шло, девочка взрослела... Рейтинг PG-13 или R. Желательно джен.

150. Вальдмеер или кальдмейда. У Олафа Кальдмеера есть тайный дар - он может заставить человека смертельно в него влюбиться, но это имеет высокую цену. В бреду Олаф бессознательно применяет этот дар.

151. Кальденбург, NC-17, драма, постканон, Руппи становится кесарем, и намерен вернуть Олафа в Дриксен - для флота и для себя, даб-кон

152. алвали, первый раз, юный Ли перед Лаик соблазняет Росио в кадре селянка, бусики, Эмиль, кто-то из родителей, за кадром неудачный опыт приобщения Рокэ к имперской любви инцетуальные вайбы (еще не большечембрат, но уже почти что младший брат), без анальной пенетрации, но невинным рукоблудием алвали не ограничатся

153. Эстебан/Лионель, омегаверс, можно с мпрегом, рейтинг любой, но лучше невысокий, романтика по-савиньяковски

154. Эгмонт/Мирабелла/Лесничиха Дженни. Крепкие полиаморные отношения, инициатором которых выступила Мирабелла. Сплетни соседей и родственников их не задевают. Можно АУ от канона без восстания.

155. Альдо и Робер успешно организовали оборону Агариса от морисков. Нападение жители и гости города отбили, мориски понесли большие потери. Альдо решил не пытаться сесть на тронив Талиге, а связать своё будущее с Агарисом.

156. Кальдмеер/Вальдес, Вальдес симпатизирует Кальдмееру, Кальдмеер это понимает и, зная что у марикьяре связи между мужчинами не осуждаются, расчетливо растит симпатию в нечто большее и пользуется, не ради мелочей в быту, но ради чего-то большего: военная обстановка, устройство обороны Хексберг и т.д.(как управлять кэцхен)))))) Вальдес ему конечно напрямую тайны не рассказывает, но в их беседах много то, что в Дриксен не знали, не думали об этом с такой стороны и т.п. Альтернативная концовка: Кальдмеера на родине не казнят, в результате новой стычки уже Вальдес в плену у Кальдмеера, который спокойно отдает приказ о повешении

157. Женевьева - покорная жена Гвидо Ларака. Но почему-то все дети от него умирают... NC-17 или R. Можно мистику, можно Женевьеву-маньячку.

158. Вальдмеер, NC-17, приключения, космо-ау, на корабль Вальдеса установили новый ИскИн "Олаф", технофилия

159. Лабиринт, посмертное испытание: глюки с родными, любимыми, незаконченными делами, потаенными страхами и т.д. Рейтинг, жанр, кинки, сквик - любые . Персонаж - по выбору автора
Концепцию Лабиринта и посмертия можно трактовать и вертеть как угодно. Заказчик на строгом следовании канонической системе ни разу не настаивает

160. Кто-нибудь троллит Алву. Попаданец в любого персонажа, новый персонаж из "диких" мест, пришедший абвений и тд. Троллинг любой - но лучше тонкий.

161. Ричард попадает в будуар королевы раньше того дня, когда она и Штанцлер планировали, и видит такую картину: Катари яростно страпонит привязанного к кушетке Рокэ. Партнёры не сразу заметили Ричарда. Можно юмор, ангста не надо.

★ 16.Алвадик, R-NC-17, Реверс с обнаженным Алвой на пути на эшафот (вместо Алвы за какое-то предательство/ошибку к казни и публичному унижению приговорили Дика. Алва в числе наблюдающих (недобровольно)), внешность алвадиков любая
★ Вальдмеер, NC-17, драма, Олаф после всех событий стал совсем бессилен в постели, но Вальдес найдет способ доставить удовольствие, кинк на сухой оргазм
★ 111. Паоло/Ричард первый раз в Лаик или, если Паоло выжил, где-нибудь ещё.
★ 159. Лабиринт, посмертное испытание: глюки с родными, любимыми, незаконченными делами, потаенными страхами и т.д. Рейтинг, жанр, кинки, сквик - любые . Персонаж - по выбору автора. Концепцию Лабиринта и посмертия можно трактовать и вертеть как угодно. Заказчик на строгом следовании канонической системе ни разу не настаивает - Карлос Алва
★ 21. Алвамарсель, херт/комфорт. После несчастного случая у Алвы оказываются повреждены кисти обеих рук. Ему приходится заново учиться держать оружие и писать, и справляется он с этим плохо.
★ 159. Лабиринт, посмертное испытание: глюки с родными, любимыми, незаконченными делами, потаенными страхами и т.д. Рейтинг, жанр, кинки, сквик - любые. Персонаж - по выбору автора. Концепцию Лабиринта и посмертия можно трактовать и вертеть как угодно. Заказчик на строгом следовании канонической системе ни разу не настаивает - Катари
★ 129. Кэцхен урурукают над тем, что Вальдес нашёл подходящего человека, любит его и любим им. Но на всякий случай проводят с Кальдмеером разъяснительную беседу: что будет, если тот их мальчика обидит
★ 59. АрлеттаЛионель, NC, инцест, порка. Из канона мы знаем, что одна из предыдущих графинь Савиньяк приказала выпороть самого Дидериха. С тех пор порка стала семейной традицией и прерогативой графинь. Лионель уже давно не ребёнок, но всё ещё даёт себя наказывать.
★ 139. Отец Герман (книгоканон) кто-то из унаров. Отец Герман в тайне любит наказывать унаров весьма нестандартным способом. Телопредало, развратный священник, юноша, который хочет ещё.
★ 37. Близнецы Савиньяки трахают Ричарда, Рока наблюдает (или нет). Можно дабкон, тело предало, немножко больноублюдочнсти.  Жанр любой, таймлайн любой, рейтинг от R и выше. Ричарду должно понравится.
★ 73. Вальдмеер, NC-17, драма, из Кальдмеера выбивают сведения в подвалах крепости, dark!Вальдес влюблен в его стойкость, но своеобразно, нон-кон
★ 30. Вальдес привозит Кальдмеера на Марикьяру и знакомит с родителями. Первоначальная острая реакция на то, что сын приволок в дом варитского гуся, и постепенное принятие. Можно юмор, ★ часть два
★ 8. Алвадик, таймлайн Раканы, Дик выходит на поединок с Алвой за Альдо, оба ранены, но в итоге живы. Фиксит бодяги с кровной клятвой.
★ 12. Вальдмеер, NC-17, драма, Олаф после всех событий стал совсем бессилен в постели, но Вальдес найдет способ доставить удовольствие, кинк на сухой оргазм
★ 17. Любой пейринг или джен, и любой временной промежуток, главное без смерти персонажей. АУ, в которой сломанный Абсолют не засчитал смерть Эгмонта и попытался выпилить Ричарда, как «неудачного» Повелителя Скал. Не удалось, но Ричард в результате остался искалечен - недостаточно сильно, чтобы это мешало ему жить, но достаточно, чтобы привлекать внимание и мешать (шрамы, хромота и т.д).
★ 54. "Вредные задачи" Остера в переложении на условия и персонажей из Талига. Персонажи любые, рейтинг любой, юмор.
★ 70. РоРо, пост-Ракана, лунатизм, возможно, сомнофилия. Робер не просто видит кошмарные сны о прошлом, он во сне ходит (и не только). Рокэ узнает об этом и пытается что-то сделать. Рейтинг на вкус исполнителя, стекло можно, но без совсем уж черного финала.
★ 17. Любой пейринг или джен, и любой временной промежуток, главное без смерти персонажей. АУ, в которой сломанный Абсолют не засчитал смерть Эгмонта и попытался выпилить Ричарда, как «неудачного» Повелителя Скал. Не удалось, но Ричард в результате остался искалечен - недостаточно сильно, чтобы это мешало ему жить, но достаточно, чтобы привлекать внимание и мешать (шрамы, хромота и т.д).
★ 110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора, ★часть два, ★ часть три, ★ часть четыре, ★ часть пять, ★ часть шесть, бонусная полиамория
★ 64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон
★ 41. Приддоньяк, ПВП, афродизиак. Что бы скомпромитировать Валентина, ему подливают в напиток афродизиак. На людях Валя держится, но когда он остаётся один, ему становится совсем плохо. Арно предлогает помочь, уверяя, что в этом нет ничего особенного.
★ 83. Вальдмеер. У марикьяре жестокие обычаи, под райос убивают всех. Есть лишь одно исключение для законных супругов, к которым могут прилагаться их слуги и подчиненные. И это единственный способ для Вальдеса спасти Олафа Кальдмеера...
★ 122. Классический омегаверс с Диком-омегой, которого впервые накрыло течкой в особняке Алвы, а Алва — альфа, но внизапна! он ведёт себя порядочно: просвещает Дика про особенности анатомии и физиологии, утешает, успокаивает феромонами и мурлычет над ним. И они так и не поебались.
★ 64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон, ★ часть два, ★ часть три, ★ new! часть четыре, ★ new! часть пять, ★ new! часть шесть
★ 32. Алва/Ричард, юст, Ричард впервые замечает и понимает интерес Алвы к себе
★ 155. Альдо и Робер успешно организовали оборону Агариса от морисков. Нападение жители и гости города отбили, мориски понесли большие потери. Альдо решил не пытаться сесть на трон в Талиге, а связать своё будущее с Агарисом.
★ 100. Вальдмеер. Вальдес соскучился по Кальдмееру и выпросил у ведьм возможность увидеть его на 10-20 минут. Он попадает в разгар жесткого допроса в Дриксен, но никто его не видит и не слышит, и он ничего не может сделать. Или может, на выбор автора.
★ new! 97. Приддоньяк. Арно, с отношением к сексу легким, как у Эмиля, соблазняет Валю, которого считает девственником (ошибается). Хочет унизить и обидеть, но любовь нечаянно нагрянет, хэ. Хотелось бы, чтобы Арно не был солнышком.
★ new! 105. Что-нибудь по мотивам накура про спасателей. Модерн-АУ, приключения, мистика, джен, рейтинг любой.
★ new! 102. Айрис/Иоланта. Айрис выжила (одна из сестер) и полноправная хозяйка Надора, который отделился от Талига.
★ new! 63. Ричард Окделл с первого взгляда влюбляется в короля, и это взаимно. Фердинанд/Ричард против всего мира.
★ 156. Кальдмеер/Вальдес, Вальдес симпатизирует Кальдмееру, Кальдмеер это понимает и, зная что у марикьяре связи между мужчинами не осуждаются, расчетливо растит симпатию в нечто большее и пользуется, не ради мелочей в быту, но ради чего-то большего: военная обстановка, устройство обороны Хексберг и т.д.(как управлять кэцхен)))))) Вальдес ему конечно напрямую тайны не рассказывает, но в их беседах много то, что в Дриксен не знали, не думали об этом с такой стороны и т.п. Альтернативная концовка: Кальдмеера на родине не казнят, в результате новой стычки уже Вальдес в плену у Кальдмеера, который спокойно отдает приказ о повешении, ★ new! часть два

исполнение вне феста:
★ 80. Катари видит, как Алва разговаривает с королём и понимает, что ревнует и завидует. Рейтинг любой, можно вообще джен. Катари хочет любви и внимания как равной, не чувствовать себя глупой девочкой, разменной монетой в интригах и сосудом для наследников короны, но все это позволено лишь мужчинам, и друг друга эти двое ценят больше, чем её.

★★★★★

★ СПИСОК ЗАЯВОК ПЕРВОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ★

★ СПИСОК ЗАЯВОК ВТОРОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★

★ СПИСОК ЗАЯВОК ТРЕТЬЕГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★

★ СПИСОК ЗАЯВОК ЧЕТВЕРТОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★

★ СПИСОК ЗАЯВОК ПЯТОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★

★ СПИСОК ЗАЯВОК ШЕСТОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★

▼Исполнение вне феста\исполнение заявок из предыдущих туров:⬍

ДЕАНОНЫ

★ СПИСОК ССЫЛОК НА ИСПОЛНЕНИЯ ПЕРВОГО ТУРА НА АО3 И ФИКБУКЕ ★

★ СПИСОК ССЫЛОК НА ИСПОЛНЕНИЯ ВТОРОГО ТУРА НА АО3 И ФИКБУКЕ ★

★ СПИСОК ССЫЛОК НА ИСПОЛНЕНИЯ ТРЕТЬЕГО ТУРА НА АО3 И ФИКБУКЕ ★

★ СПИСОК ССЫЛОК НА ИСПОЛНЕНИЯ ЧЕТВЕРТОГО ТУРА НА АО3 И ФИКБУКЕ ★

ЛС для орг.вопросов\дополнений\прочего:

▼Скрытый текст⬍

Перерыв после тура кроссоверов?

не делаем(голосов 14 [31.11%])
31.11%
делаем до конца выкладок ЗФБ (5 марта)(голосов 31 [68.89%])
68.89%

Всего голосов: 45

Гости не могут голосовать

Отредактировано (2023-12-04 16:12:49)

Анон · 2023-11-15 23:41:35

Анон пишет:

30. Вальдес привозит Кальдмеера на Марикьяру и знакомит с родителями. Первоначальная острая реакция на то, что сын приволок в дом варитского гуся, и постепенное принятие. Можно юмор

▼часть 2/2, около 1500 слов⬍

— Я вернусь на «Астеру», — начинает было Олаф, но Ротгер останавливает его, утягивая за собой не в сторону широкой лестницы, спускающейся к выходу, а наоборот, наверх, по кружащей мраморной спирали.

— Господин Кальдмеер, не говорите чепухи, когда нам ещё удастся отдохнуть на суше? Я уверен, мама приказала подготовить мои комнаты, так что мы никого не стесним...

Они действительно открыты. Небольшая гостиная, кабинет и спальня будто ждут своего хозяина. В хрустальных вазах благоухают какие-то местные цветы, в гостиной на столе вино и фрукты, но Вальдес, крепко взяв Олафа за руку, тянет его дальше, в спальню. Только там он отпускает Олафа и спиной падает на широкую постель. Предоставленный себе, Олаф оглядывается по сторонам. С большим вкусом обставленная комната никак не ассоциируется с Ротгером, и Олаф небезосновательно решает, что это его мать приказала подготовить комнаты, чтобы в любой момент быть готовыми принять сына. Когда бы он не вернулся, через месяцы или годы.

— Как звали ту дору? Неважно, я пошлю ей букет, — весело говорит Вальдес. — Прикажу собрать его из желтых пионов, добавить пару веток айвы, это достаточно прямо расскажет о моем отношении. Но ее фамилию все же нужно выяснить, я позабочусь, чтобы на борту «Астеры» никто из ее родичей никогда не оказался.

— Ротгер, вы жестоки, — сетует Олаф, а тот лишь громко хохочет в ответ, будто это самая смешная шутка.

Олаф хмурится, но уголки губ против воли поднимаются. Ротгер... Бешеный! Олаф ожидал, что Ротгер будет расстроен, но этого вовсе не видно. Впрочем, Вальдес всегда смеется, даже когда ему больно, и кто знает, что у него на сердце. Олафу не хочется бередить душу, но все же есть вопрос, который он вынужден задать.

— Господин Вальдес, — начинает он официально, и тем немедленно приковывает внимание Ротгера к себе. — Я хотел бы прояснить один момент. Суть недовольства ваших родителей не только в том, кто я, но и в том статусе, который вы пожелали сегодня всем продемонстрировать.

Он делает паузу, но Ротгер молчит, смотрит тяжело и внимательно, не перебивает. Олаф, несмотря на неловкость, продолжает.
— Я... Это было неожиданностью и для меня, — под пристальным взглядом черных глаз все слова вылетают из головы. Он скомкано заканчивает: — Словом, я не думал, что ваши намерения и наши... отношения... столь важны для вас.

— Навсегда, — Вальдес поднимается, встает рядом, кладет ладони на плечи Олафа. Твердо и прямо смотрит в глаза, повторяет: — Я думал, вы давно поняли, что вы мой — навсегда.

Это до ужаса похоже на клятву, это клятвой и является, и Олаф теряется. Нужно ли ответить? Что? Он вовсе не думал об этом, не самонадеянно ли будет ответить согласием? Но и отказ...

Наверное, Вальдес уже привык к тому, что от Олафа не дождаться ни пылких признаний, ни долгих речей, потому что он просто спрашивает: — Олаф, вы не против?

Впрочем, ответа он не ждет, целует, и Олаф даже благодарен ему за это. Страсти и настойчивости его рта легко отдаться, а ладони уже скользят под рубашку — когда только успел вытащить из-под пояса?! Ротгер прижимается, тесно, жарко, и Олаф чувствует твердость, ткнувшуюся в бедро. Улыбается в поцелуй — всегда готов к бою, Бешеный... Сам Олаф и вполовину так не готов, но это и неважно пока.

Этим вечером Ротгер долго не отпускает Олафа. Едва успев отдышаться, вновь продолжает ласки, раз за разом доводя Олафа до изнеможения, будто желая доказать что-то. Себе или Олафу? В конце Олаф даже просит пощады, и Ротгер, разочарованно вздохнув, целует его в лоб, прежде чем скатиться на постель рядом.

— О сегодняшнем представлении тебе не стоит переживать, — он переплетает их пальцы, а потом и вовсе закидывает ногу. Воздух влажный, теплый, оба они покрыты пленкой пота, и Олафу слишком жарко, но он не отстраняется. — Вот увидишь, завтра все будет по-другому.

И правда, наутро ничто не говорит о вчерашнем скандале. Слуги предупредительны, хозяев Олаф не встречает, даже когда выходит после полудня прогуляться в сад, и никто не напоминает о том, что одному гусю нужно бы покинуть остров.

Ротгер пропадает в порту, подготовка к экспедиции идет полным ходом. Олафа же он в приказном порядке каждый день оставляет «пользоваться редкой возможностью и наслаждаться отдыхом». Олаф видит его только ночами, когда южное, бархатно-черное небо загорается искрами звезд.

Второй раз адмирала Вальдеса Олаф встречает накануне отплытия. Точнее не встречает, его отводит в кабинет слуга, передав просьбу о встрече с господином адмиралом.

Во встрече наедине есть что-то тревожащее. Шагая по открытой галерее и мельком любуясь цветущими розами в вазонах, Олаф думает, что адмирал Вальдес не мог смягчиться к нему. Разве что захотел использовать последний шанс устранить столь неудобного человека? Мысль не лишена здравого зерна, но неужели реакция на это Ротгера не пугает отца? Так и не поняв, чего ждать, но решив ждать худшего, Олаф входит в кабинет.

— Господин адмирал, мне передали, что вы хотите меня видеть, — он склоняет голову в военном приветствии, как равный с равным.

— Да, это так, — адмирал Вальдес поднимается из-за стола, жестом приглашает Олафа присесть напротив. — И я хочу попросить вас ничего мне не отвечать, пока я не закончу.

Олаф кивает. Он готов выслушать гневные слова. Они им заслужены, хоть и невольно. Но Вальдес начинает издалека.

— Новости доходят из Хексберга до Марикьяры со скоростью самого быстрого корабля, но увы, это обычно лишь приказы, доклады, письма. Ротгер не любит писать писем, — он садится вновь, кладет крупные ладони на стол, будто не зная, чем их занять.

— Я поговорил с некоторыми людьми... Оказалось, что вы после того, как попали в плен, были размещены в доме Ротгера. Вы и ваш адъютант. Ротгер обеспечил вам лучших врачей, обращался как с гостями, отказался отправлять в крепость, а позже лично сопровождал до передачи вас Дриксен, — адмирал поднимает глаза, вглядывается в лицо Олафа, будто что-то ищет.

— Второй раз в плен вы снова попали с адъютантом. О том, что стало с «Верной Звездой», мне известно. Как и о том, что вскоре ваш адъютант был отправлен из Хексберга, а вы вновь остались в доме Ротгера. Гостем. Только могли ли вы уйти? Нет, не отвечайте. Тогда, вероятно, Ротгер предложил вам разделить постель.

Олаф смотрит на адмирала с нарастающим удивлением — в сухих фактах нет ничего предосудительного, напротив, они лишь показывают Ротгера как человека великодушного и благородного. В чем же вина Олафа? Не имеет ли в виду адмирал, что Олаф злоупотребляет этими качествами?

— Я не спрашиваю у вас, ради чего — или кого — вы на это пошли, — в голосе адмирала Вальдеса усталость и что-то еще, под ней. — Не надо, не отвечайте. Я знаю вас как опасного, умного противника, которому знакомо слово честь. Я знаю, что обычаи наших стран не столь уж сильно разнятся в части военного дела. И я знаю то, что любой марикьяре, оказавшись в вашем положении, скорее связал бы себе петлю, чем опозорил себя, свой род, свой мундир.

Наверное, Олаф бледнеет. Ему так кажется, потому что кожу лица вдруг начинает холодить, а голова кружится. Он оказывается осознавать слова. Это — оскорбление, за такое возможен лишь вызов. Невозможно. Не в его положении. А еще потому, что адмирал Вальдес не солгал ни единым словом. Только... Почему же правда так вывернута, так отвратительна в его устах?

— Я знал вас как лучшего адмирала Дриксен, как Ледяного Олафа, — кажется, или в его голосе и правда проскальзывает уважение? — Теперь... Вы сами знаете кем вы стали, даже если это не рискнут бросить вам в лицо. Подстилка вице-адмирала Вальдеса наверное звучит наверное даже лучше, чем предатель.

Олаф молчит. На плечи наваливается тяжесть, заставляя сгибаться спину. Он не сделал ничего после хексбергского сражения. Его несло бурным потоком — людей, обстоятельств, в чем же он виновен? И... все-таки он не сделал ничего, позволяя людям и случайностям строить фарватер его судьбы. Позволяя — значит соглашаясь? Со всем, на все.

Он мучительно пытается вспомнить — хотел ли он отправиться в экспедицию к Бирюзовым землям? Дождался ли Вальдес ответа в тот, первый вечер? Был ли у него выбор там, на «Верной Звезде», когда палач затягивал веревки на шеях ее офицеров? «Выбор есть всегда», — подсказывает что-то внутри.

Адмирал Вальдес молчит, и Олаф поднимается. Пора уходить. Но адмирал вдруг поднимается тоже, и становится рядом. Впервые прямо смотрит в глаза. В такой похожей на ротгеровскую черноте ничего не понять.

— Господин Кальдмеер, — продолжает он, и тон его самую малость мягче.

Олаф думает, что именно сейчас ему предложат проследовать в соседнюю комнату, где на столе его дожидается, например, заряженный пистолет. Это было бы изящное решение.

— Господин Кальдмеер, Ротгер может быть жесток. Большей частью потому, что всего лишь следует своим желаниям, — Олаф так сильно удивляется, что это, должно быть, проступает на его лице. Адмирал Вальдес невесело улыбается уголком рта, продолжает: — Я не сцеплюсь с ним за вас, потому что он будет защищать то, что считает своим, изо всех сил. Но если однажды вы решите, что ваши курсы должны разойтись, и вам нужна будет помощь... Вы можете обратиться ко мне.

— Благодарю вас, я запомню, — все, что он говорит адмиралу Вальдесу на прощание.

До заката он меряет шагами сад. Золотой песок дорожек шуршит под ногами, кричат птицы в кронах деревьев, тяжело и пряно пахнут цветы, но ничего этого Олаф не замечает. Ему кажется, что это лишь сон, греза, туман, как и весь последний год. Ему кажется, что он силится проснуться. Чем бы ни был разговор, попыткой его устранить или был вызван искренним сочувствием, он разбил лед, и штормовые волны поднимаются из глубин души, обещая не то утопить, не то вырваться на простор.

Вечером в перерыве между поцелуями Олаф говорит Ротгеру: — Твой отец предложил мне свою помощь, если в том появится необходимость.

— А я говорил, ты им понравишься, — хмыкает Ротгер в ответ. Сейчас его больше занимает, как стащить штаны, не отрываясь от Олафа.

Олаф целует его сам. Вальдес удивленно ахает, порывисто прижимает к себе.

«Выбор», — усмехается про себя Олаф. И повторяет поцелуй для закрепления эффекта.

Анон · 2023-11-16 01:21:44

Анон пишет:

70. РоРо, пост-Ракана, лунатизм, возможно, сомнофилия. Робер не просто видит кошмарные сны о прошлом, он во сне ходит (и не только). Рокэ узнает об этом и пытается что-то сделать. Рейтинг на вкус исполнителя, стекло можно, но без совсем уж черного финала.

Сомнофилии нет, сомнамбулизм есть (с допущениями), роро есть. PG-13, стекло с привкусом надежды

▼1100 слов⬍

— Мой милый, милый друг Эпинэ! — Марсель Валмон обнимает его, как лучшего друга, и подливает еще вина. — Живи! Дыши! Люби!.. Стоило бы сказать «живите», но я опущу вежливость ради звучности пожелания. Пейте, пейте, хватит на всех.

Робер все никак не может определиться, как назвать про себя этого загадочного человека: просто «Марсель» звучит фамильярно и лично, а «виконт Валме», напротив, превращает их в незнакомцев. Робер решает, что достаточно отбросить титул:

— Валме, отчего вы так... — он не произносит унизительное «добры ко мне», но его понимают и так. Валме подает ему бокал и улыбается, беспечно и светски. Робер плохо разбирается в людях, никогда не умел, вот и сейчас не может распознать, подлинное ли это дружелюбие или очередная маска многоликого Ченизу. Отчего бы соратнику и приятелю Алвы испытывать к нему такую благосклонность?

— Я, знаете ли, всегда делаю то, что хочу, и при этом никогда не делаю того, чего не желаю. Сейчас я желаю вас напоить и увидеть, как вы уснете.

Робер пьет — хорошее вино, терпкое, расцветает на языке ягодным послевкусием. Там, в столице с лживым названием он пил и не чувствовал вкуса, спал и не обретал сил, командовал, но не слышал звука своего голоса. И теперь, когда у него не осталось ничего, можно попытаться вспомнить, каково это — позволять простым радостям дарить тебе счастье. Он выпивает бокал залпом — и Валме смеется, как смеются, глядя на собаку или ребенка.

***

Рокэ замечает тень в конце коридора. Алый с золотом камзол кажется коричневым, но светлая прядь надо лбом выдает ночного скитальца. Что же, сам Рокэ и не думал ложиться, а так у него до утра будет приятное общество. Робер — приятное общество, когда не казнит себя и не хоронит прежде срока.

Можно окликнуть его, но Рокэ дожидается, когда тот приблизится на расстояние нескольких шагов, и вглядывается в лицо. Робер не оборачивается к нему, ступает по паркету почти бесшумно, и Рокэ замечает, что тот бос, только шелковые чулки обхватывают ступни. Черные глаза неподвижны и безжизненны, даже у выходцев они сохраняют отсвет, но Робер глядит пусто и будто бы в никуда. Рокэ тихо зовет его по имени, но на лице ни тени узнавания. Точно Робер труп, сохранивший телесную память.

Рокэ перехватывает его за запястье, и тот замирает. Для верности Рокэ подносит ладонь к его рту, чтобы ощутить слабое тепло дыхания.

Он слышал об этом — сонная болезнь, бессмысленное блуждание, пока разум скован и погружен в темноту. Признак изнеможения и избыточных, невыносимых переживаний, которые отторгает несовершенное тело. Рокэ проводит ладонью по щеке Робера, чувствуя пальцами колючую щетину.

— Что ты видишь, Ро? — спрашивает он, хотя это то все равно что спросить изваяние.

Должно быть, Роберу снятся горящий город и мертвый кардинал, красавица в желтом платье. Снится ли вороной мориск с безумными глазами, который падает замертво от его пули? Рокэ бы не рассчитывал, а если вдруг да, то он желает избавить его от этого видения. Хотя бы от этого, если прочие вросли в податливую впечатлительную натуру слишком крепко.

Он ведет Робера за руку, и тот следует за ним, точно пес на привязи. Эта власть пьянит, и Рокэ обдумывает, что можно сказать человеку, который будто не здесь, что можно сделать с ним? Это не то же самое, что приказать или принудить, Рокэ не свят, но насилие (в отличие от обыкновенной жестокости) ему противно. Он слабо надавливает Роберу на плечи, и тот опускается на край постели. Можно позволить себе поразглядывать черты, когда они освобождены от обычного скорбного выражения. Наследники молний все недурны, не исключение и этот, пусть и лишен блестящего отцовского обаяния и дедовой притягательной властности. Это послушная река, готовая менять русло.

Потухшие глаза остаются недвижны, когда Рокэ подносит к лицу Робера свечу. Что, если он видит не кошмары, а счастливые грезы о несбывшемся? Что, если он бежит действительности, в которой все, кто был близок и дорог, покинули его. О, тогда Рокэ составил бы ему компанию в этом странствии, отчего бы нет? Он задумывается, не приказать ли завтра, когда он покинет Старую Придду, достать у аптекарей сонной травы.

Робер дышит ровно и почти беззвучно, Рокэ касается пальцами его губ и подбородка. И, не удержавшись, коротко целует, чувствуя кожей колкость усов. Это просто прихоть, в которой нет нужды себе отказывать. Чуть отдалившись, он тормошит Робера за плечо, и тот дергается, вздрагивает, и его глаза наливаются жизнью.

— Что я... Алва? То есть — Рокэ?

— Полагаю, несколько часов нашей разлуки не подарили мне новое имя.

Робер озирается и, не узнавая стен и полога, удивленно вскидывает брови.

— Где я? — спрашивает тот.

— В отведенных регенту — то есть мне — покоях. Весьма роскошно, пусть и не слишком уютно.

Тот беспокойно трет виски, после — веки, тщетно пытаясь сопоставить себя и эти комнаты. Рокэ давит смех, но улыбка все равно выступает, непрошенная, но отчего-то приятная. Он откидывается на постель, и Робер непонимающе оборачивается к нему.

— Но как я здесь оказался?..

— Видишь ли, ты заплутал в коридорах, но был не вполне готов постоять за себя. Мог бы попасться герцогине Ноймаринен или ее дочери и невзначай согласился бы на что-нибудь, от чего скрылся бы при свете дня. Ты спал, Ро, и бродил, точно призрак.

— Ты говоришь, как твой друг Валме, — роняет Ро, избегая главного вопроса.

— Возможно, это и сделало нас друзьями. И что Марсель?

— Мы пили. Вернее, я пил, а он говорил... Проклятье! — Робер обхватывает голову, точно мечтает сорвать ее с шеи. — Это бывало, бывало прежде, но ненадолго, минуты. Однажды Карваль поймал меня на том, что я чиню перья... Думаешь, я безумен?

— Не более моего.

Робер наконец падает рядом на кровать, и его горячее плечо так близко. На рассвете Рокэ уедет, но до того рассвета еще хватает часов.

— Это, — Робер слабо улыбается, — не слишком-то утешительно.

И тогда Рокэ объясняет: я поцеловал тебя, пока ты спал. Потому что мне захотелось. Молчит о том, как гадал, что видится тому за сомкнутыми веками, но озвучивает другое: почему бы нет, Ро? Кто запретит тебе радоваться и жить, пока эта самая жизнь не выпьет тебя до конца?

— Живи, — повторяет Робер алатскую присказку и теперь целует сам, жарко и нетерпеливо, Рокэ чувствует, как тот распаляется. Слизывает с щеки каплю соленого пота. Руки сами собой ослабляют шнуровку и ищут тепла другого тела. Робер, еще недавно скитавшийся по неверным снам, полыхает желанием.

Они не замечают, как догорают свечи и как из-за низкой тучи показывается созвездие Охотничьего Пса, такое яркое на севере зимой. Робер говорит о лошадях, по-мальчишески увлеченный, и Рокэ упускает слова, вслушиваясь в звуки. И все же он должен спросить, должен убедиться.

— Что ты видел? — почти повторяет он недавний вопрос. — Пока я не позвал тебя.

Брови Робер сходятся, и одно это — достаточный ответ. Это было безжалостно, но Рокэ не сожалеет. Робер набрасывает на себя простынь, скрывая наготу.

— Цветущие болота по весне. Топкие, желтоватые от старой травы, кое-где — тропа из хвороста, но ненадежная. Пахнет разложением и сыростью... Наступишь — и след полнится мутноватой водой. Я съездил тогда из любопытства, чтоб взглянуть. Чтоб увериться. Кусты стоят еще голые, с тонкими ветками...

— Я знаю, — перебивает его Рокэ и добавляет:. — Я был там. Дурной сон, позабудь его.

Робер кивает и переводит взгляд на стену. Когда-нибудь Рокэ спросит у далеких морисских родичей, как войти в чужой сон, чтобы увидеть осколки мрачной памяти, а после забрать спящего обратно. Забрать из Ренквахских болот, из агарисского монастыря, с южной войны и из охваченной огнем Олларии — в безмятежное завтра.

Анон · 2023-11-16 15:08:11

Анон пишет:

Анон пишет:
110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора
часть 1 из ???
1768 слов

Часть 2/???
714 слов

▼Скрытый текст⬍

3.
Завтраки после дня рождения графини в Рябиновой усадьбе всегда напоминали утро после Зимнего Излома: много еды с праздничного стола, помятые и довольные лица сидящих за столом, начало приёма пищи далеко за полдень, почти поголовное похмелье.

Графиня тонко улыбалась, глядя, как герцог Придд украдкой придвигает Арно стакан травяного настоя, который их буфетчик заваривал именно для таких после-праздничных завтраков — а Алва, удивлённо подняв бровь, наблюдал, как сиятельно равнодушный Лионель кладёт в шадди несколько ложечек сахара и передаёт герцогу: мол, именно такое снадобье помогает ему от предсказуемой головной боли. Эмиль, позволявший себе одно утро в году ненадолго быть мрачным и сосредоточенным, никому ничего не придвигал и не передавал, а также ни за кем не наблюдал, поэтому за ним ухаживал Арно, как самый невовлечённый в остальные многоходовки или просто проявления человеческого участия.

— Как спалось, герцог? — спросила графиня Арлетта, поймав взгляд Придда. — Моих сыновей спрашивать о таком бесполезно, всё равно не ответят. А мне порой правда хочется знать, как прошла ночь у тех, с кем я сижу за утренним столом.

Герцог Придд задумчиво повертел в руках шаддийную ложечку.

— Я мог бы сказать вам, как прошла ночь у ваших сыновей, графиня, если бы у меня не раскалывалась голова от каждого слова.

— Валентин, — сказал герцог Алва и потянулся поцеловать тонкие пальцы вчерашней именинницы, — только что официально сообщил о том, что считает себя частью вашей семьи, Арлетта. Ведь насколько я помню суровый кодекс семейства Приддов, сообщать о своей головной боли можно только в семейном кругу. Интересно, какие кары ждут меня за употребления слова "семья" и производных трижды за две фразы.

— Я бы подлил тебе за это яду в шадди, но мне очень интересно, что ответит на твою сентенцию наш гость, так что не могу отвлекаться, прости.

— Ли, меня не берут яды, будто ты не знаешь.

— Именно поэтому я и выбрал бы яд, а не пулю, например.

— Вроде и дело сделал, виновного наказал, но при этом... Братец, ты гений! — Арно завопил так, что Эмиль страдальчески упал головой на скатерть рядом с тарелкой.

Валентин только почти незаметно поморщился и потёр висок изящными длинными пальцами, однако этого хватило, чтобы Арно стал рассыпаться в извинениях за свои вопли, предлагать средства от головной боли, приложить что-нибудь холодное или, напротив, тёплое, выйти на прогулку или пойти прилечь. Валентин смотрел на эту заботливую суету с полуулыбкой, почти прикрыв глаза. Арлетта и Рокэ переглянулись: чтобы Арно добровольно просил прощения за саму свою суть? После смерти отца ещё никому не удавалось добиться от него подобного поведения. Лионель поймал по очереди их взгляды и вопросительно приподнял бровь. Арлетта тонко улыбнулась и покачала головой, Алва задумчиво побарабанил пальцами по столу.

И тут раздался голос герцога Придда:

— Спасибо за заботу, Арно, мне правда становится легче — не в последнюю очередь благодаря вашему шадди, Лионель.

— Как можно пить сладкий шадди! — всё-таки не удержалась Арлетта.

— Исключительно как лекарство, — сообщил Лионель как-то излишне быстро. — Герцогу всегда помогает от головной боли. Потребность в глюкозе, ничего необычного.

Алва, забывшись, барабанил пальцами уже по тарелке. Арлетта кашлянула, и тот убрал руку со стола.

— Пойдёмте-ка, друг мой, я вас отведу в ту беседку у рябиновой рощи. Впрочем, нет, там птичий щебет добьёт вас окончательно. Тем не менее, настоятельно рекомендую выйти на улицу, — Эмиль решительно оторвал голову от стола, а себя от стула, и теперь возвышался над Валентином, протягивая руку.

— Благодарю вас, Эмиль, — Придд принял протянутую руку и поднялся на ноги. — Пожалуй, вы правы, надо воздать должное талантам не только поваров, но и садовников. Пойдёмте.

Они вышли из столовой, и Алва смотрел им вслед так откровенно ошарашенно, что в любой другой ситуации Арлетта бы даже рассмеялась. Впрочем, поразмыслив и посмотрев на совершенно спокойных Лионеля и Арно, она рассмеялась и сейчас.

4.
Когда старший и младший Савиньяки удалились из столовой, оставив мать с Алвой наедине, Арлетта, дождавшись, пока их шаги стихнут за дверьми, с жадным интересом спросила:

— Убедился?

— Да уж… У вас тут сам Август Штанцлер запутался бы, с кого картину писать. Впрочем, в двух случаях это было бы неважно, а вообще…

— А вообще ты с вдохновенно-серьёзным лицом несёшь такую ахинею, что я даже заслушалась!

— Ну что вы, графиня, я исполнен внимания и уважения, воодушевлён и готов решать все загадки, которые подкинет мне ваш пытливый ум, а также поведение молодого Спрута!

— Ты не хочешь прогуляться? — спросила Арлетта, и вскоре они уже шли по дорожке парка, старательно делая вид, что вовсе не ищут ни герцога Придда, ни тем более кого-то из сыновей графини Савиньяк.

Анон · 2023-11-16 20:49:41

Анон пишет:

110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора

часть 1 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14110412
часть 2 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14114392

Часть 3/???
669 слов

▼Скрытый текст⬍

5.
Герцога Придда и Эмиля они нашли не сразу – те облюбовали себе убежище вдали от ярких огней дома, в той части сада, где садовник искусно поддерживал ощущение буйной живой природы, а не отдавал дань регулярной планировке и аккуратно подстриженным деревьям.

Как сумели разглядеть сквозь зелень кустов Арлетта с Алвой, Валентин, прикрыв глаза, полулежал на травяном диване — том гениальном архитектурно-садовом решении, чья популярность не уменьшалась уже половину Круга — а Эмиль стоял, прислонившись к толстому стволу рябины и глядя прямо на гостя. Пиджак герцога был подстелён на "диван" в качестве покрывала, а пиджак графа Лэкдеми оный граф держал пальцем за петельку, накинув себе на плечо. Рукава рубашки он закатал до локтя, и загар его крепких мускулистых рук выгодно оттенялся белизной рубашки. Герцог Придд оставался верен себе, так что был застёгнут на все пуговицы, безукоризненно подходящие к полуденному часу запонки поблескивали на своих местах, и лишь шейный платок, сегодня заменявший ему галстук, был повязан с некоторой лёгкой небрежностью. Её можно было бы списать на состояние, в котором все обитатели Рябиновой усадьбы пребывали сегодняшним послепраздничным утром, но стоило присмотреться поближе, как становилось понятно, что каждая кажущаяся небрежность стиля на самом деле сама и была этим самым точно выверенным стилем.

Со стороны могло показаться, что на диванной лужайке царит напряжённое молчание, но на самом деле напряжённым оно не было. К тому же время от времени кто-нибудь из участников сцены, произносил одну-две реплики, а второй иногда даже отвечал на неё. Так, за время своего детективного нахождения в кустах Арлетта и Алва узнали, что Эмиль собирается купить новую кобылу, что Лионель намерен завтра с утра устроить игру в теннис два на два, а герцог Придд изумительно выглядит, несмотря на ту бледность, которую добавила ему его изматывающая головная боль. В ответ на это заявление Валентин мимолётно улыбнулся, а потом ответил нечто, из чего следовало, что Лионелю тоже нравится его подобная бледность, а вот Арно, напротив, всё чаще и чаще требует от него каких-то оздоровительных мероприятий, потому что беспокоится, что такие внешние проявления могут быть причиной внутренних проблем и плохого тока крови. После этого молодые люди некоторые время обсуждали проблемы и радости здорового образа жизни, потом Эмиль вдруг подпрыгнул и сорвал гроздь рябины. Подошёл к травяному дивану, присел рядом с герцогом и попытался заткнуть ягоды ему за ухо. Валентин взял у графа Лэкдеми это приношение, пристроил к шейному платку, окончательно растрепав узел, а потом задал вопрос, заставивший Арлетту и Алву радостно переглянуться в кустах, потому что один подозреваемый сходил со сцены прямо на их глазах:

— Вы же ничего не имеете в виду, Эмиль?

Средний Савиньяк замотал головой, а потом положил руку поверх тонких нервных пальцев Валентина, всё ещё лежащих на узле шейного платка, и сказал:

— Я никогда не претендую на то, что принадлежит хотя бы одному из моих братьев.

Герцог Придд тонко улыбнулся и заметил, что заявление о принадлежности слишком отдаёт феодальным строем, на что Эмиль возразил в духе, что в этом случае графы и виконты принадлежали бы герцогам, а не наоборот, и после этого оба молодых человека покинули цветочное ложе и удалились куда-то по дорожке парка, оживлённо продолжая эту шутливую пикировку.

6.
— Ты заметил, — спросила Арлетта, как только они с Алвой выбрались обратно из кустов на безопасное для разговора состояние, — что у герцога с шейным платком?

— Я это заметил ещё за столом, — отозвался Алва. — С помощью этого аксессуара наш дорогой герцог пытался скрыть засосы на шее.

— Которых вчера вечером у него совершенно точно не было! — торжествующе провозгласила Арлетта.

— Это не даёт нам ничего, кроме подтверждения и без того известного нам факта, что у герцога Придда роман с одним из твоих сыновей, — Алва был настроен скептически.

— Ну-у-у... — протянула Арлетта, — я всё же сомневалась, что могу просто превратно трактовать самую обычную дружбу.

Алва изогнул бровь.

— Чисто ради справедливости должен заметить, моя дорогая эрэа, что само по себе наличие засосов ни о чём не говорит. Их мог оставить кто угодно, даже я.

— Ты пел мне песни до самого утра!

— А потом с пользой использовал оставшиеся до рассвета полчаса.

Арлетта задумалась.

— Значит, так! — сказала она решительно. — Сегодня ночью будем дежурить у Валентина под окном!

Алва беззвучно застонал, но был вынужден согласиться.

Анон · 2023-11-16 22:22:00

17. Любой пейринг или джен, и любой временной промежуток, главное без смерти персонажей. АУ, в которой сломанный Абсолют не засчитал смерть Эгмонта и попытался выпилить Ричарда, как «неудачного» Повелителя Скал. Не удалось, но Ричард в результате остался искалечен - недостаточно сильно, чтобы это мешало ему жить, но достаточно, чтобы привлекать внимание и мешать (шрамы, хромота и т.д).

джен, Арно, Ричард, Лаик с вкраплениями сериальной версии, попытка в ПОВ Арно

▼1500 слов⬍

– Повезло тебе, – раздался над ухом громкий шепот Северина в тот момент, когда Арамона отвлекся на принесшего очередную пузатую бутылку – да сколько тинты может вместиться в этого борова?! – слугу.

Арно поболтал ложкой в жидком вареве, лишь по недоразумению называющееся супом. Мерзость. И почему ему перед отъездом в Лаик рассказывали про что угодно – об удобно протянувшихся к окнам ветвям старых дубов, о тайных коридорах, о хитрых способах прятаться по ночам от слуг в коридорах, но не об этой пытке?! С Эмиля и Лионеля сталось бы за годы и забыть об этом кошмаре, а Арно теперь вынужден страдать.

– С чем повезло?

– С Ричардом в купальню ходить удобно – всегда за дверями ждет, пока ты закончишь, так что водой можно особо и не делиться, – поведал с другого бока подслушивающий Константин.

В купальни их отправляли раз в неделю, попарно и на пятнадцать минут. Неудобно и глупо, но зато вода было теплой, а не тот лёд напополам с водой, которым приходилось умываться с утра. Пары постоянно менялись, а имена каждый день Арамона зычным голосом зачитывал за ужином.

– Еще бы он не ждал. Окажись я таким увечным, тоже бы всех избегал.

– Будто мы уже не успели всё разглядеть на тренировках.

– На тренировках он штаны не снимает…

– Думаете, унар Северин, там тоже что-нибудь усохшее?

Арно показалось, что он с размаху наступил в скользкую, вонючую лужу. Презрительная ярость всколыхнулась в груди, но тут же притушилась холодным осознанием, что нужно сказать:

– Не думал, что вместо унаров в Лаик меня будут окружать сплетничающий за вечерним шадди тётушки, – с чопорностью, достойной лучших представителей рода Рафиано, очень тихо Арно.

Северин и Константин прянули в стороны. И хорошо! Дикое желание не то врезать локтями обоим, не то опрокинуть кому-то на голову дурно пахнущее варево – Северину, например – уже рвалось наружу.

Глубоко вздохнув, Арно поднял глаза на сидящего через стол Ричарда, но тот смотрел в свою тарелку. Перечерченное бледным шрамом лицо было по обыкновению хмурым, только скулы залил яркий румянец. Он слышал эти мерзкие перешептывания? Наверняка слышал, эстебановские подхалимы и не пытались понизить голос, и их шепот легко было различить и на противоположной стороне стола.

Ничего, сейчас громоздкие часы, стоящие за капитанским столом, пробьют седьмой вечерний час, ужин закончится, и унаров отпустят – кого по кельям, кого – в купальни. Следом за ними пойдут Йоганн и Луитджи, но за пятнадцать минут можно успеть не только облиться теплой водой, но и поговорить.

***

Мышеподобный слуга поставил на полку у входа большие песочные часы и перевернул их, отмеряя отведенные унарам пятнадцать минут. Стоило ему скрыться за дверью, как Ричард отступил к ней же.

– Сначала вы, унар Арно. Я подожду.

Он стоял, чуть повернув голову и спрятав щеку с шрамом в тенях. Леворукий бы побрал Северина и Константина с их болтовней!

– А вдруг я боюсь темноты? Свечей даже тут нам не положено больше пару штук, и кто знает, что там прячется по углам.

Ричард нахмурился и качнул головой, повторив:

– Я подожду.

Рафиано могут договорить с кем угодно, и отступать сейчас – уж точно не после того гадкого перешептывания в столовой – Арно не собирался. Ну уж нет!

Шагнув вперед, он аккуратно сжал пальцы на белом рукаве чужой форменной куртки – правом, плотно прижатом к телу. Не станет же Ричард отбиваться от него, верно?

И правда не стал, наоборот – замер, глянул впервые за всё это время Арно в глаза. Света в купальнях было мало, и тени скрадывали бледную широкую полосу на правой щеке.

– За ужином я хотел ударить Северина, – опередив любые возражения, заговорил Арно. – Думал, переверну свой суп ему на голову прямо на глазах Свина. Кляча твоя несусветная, представляешь, какое бы было у него лицо в этот момент?

Он ждал чего угодно – попытки выдернуть руку, смеха, но Ричард удивленно переспросил:

– Кляча?

– Мой брат – генерал от каваллерии, чем мне еще ругаться?

Он болтал и болтал, постепенно отступая к наполненным теплой водой большим ведрам. Незамысловатая хитрость, Лионель бы посмеялся, но сработало же.

Отпустив руку Ричарда – она казалась под тканью совсем тонкой, худой, Арно отступил к облюобованной бадье, скинул чистую рубашку и льняное полотенце с бруском травяного мыла на табурет и принялся расстегивать куртку.

– Время бесподащно. Вот мы болтаем, а скоро сюда начнется стучаться Йоганн и требовать, чтобы мы пустить его отмокать ф теплый вода, а не то он вышибить эту хлипкую дверь со всей своей мощью жителя славной Торка!

Скинув куртку, он повернулся спиной к Ричарду и принялся раздеваться дальше. Распутывая завязки рубашки, Арно вслушивался в тишину – не ушел же, нет? Нет. Вот зашелестела одежда, скрипнули ножки пододвинутого табурета. Вот и славно, вот и хорошо!

После долгих часов в стылых учебных комнатах облиться теплой водой было настоящим наслаждением. Плеск эхом разносился под каменными сводами просторных купален – большая часть помещения тонула в темноте, которую не в силах были разогнать свечи и один-единственный фонарь.

Намыливая плечи, Арно все-таки не удержался, быстро глянул назад – на секунду, просто проверить, не обманывает ли его слух, но успел рассмотреть и полосы шрамов на боку, и старые рубцы на худых ягодицах. Было и любопытно, и жутковато – откуда такое?

О том, что унар Ричард – сухорукий, Арно узнал еще в первый день; точнее, узнали они всё. Во время нелепого построения за завтраком, когда Арамона требовал у всех называть свои имена, Арно лишь мельком заметил шрам на чужом лице, но тут же забыл – мало ли что, у него у самого над коленом был здоровенный, на всю ногу, след от старого падения с яблони. Потом их всех отвели в учебный зал, где длинный, похожий на встрепанную галку, мэтр Бернарэ, магистр логических наук, повелел взяться за перья… Тут-то и выяснилось, что один из унаров – леворукий. Тогда Арно, привлеченный прокатившимся по залу шепотом, вскинул голову и быстро обежал глазами столы, пока не разглядел русоволосый затылок и болезненно выпрямленную спину того, кто держал перо в левой руке.

Впечатлиться или ужаснуться не вышло – подумаешь, левша! У Эмиля один из адъютантов тоже почти не владел правой рукой, что не мешало ему неплохо фехтовать.

Перешептывания и смешки лишь усилились на занятии по фехтованию, когда унар Ричард взялся левой рукой за шпагу, и наконец стало заметно, что он почти не шевелит правой. Потом были тренировки на шестах, когда их заставили снять рубашки – и тогда стали видны и шрамы, покрывавшие всю правую сторону его тела.

Арно не пялился. Это было выше него, и даже неистовое любопытство Рафиано не могло заставить его встать в один ряд с Эстебаном и прочим – эти-то не отказывали себе в насмешливых взглядах и перешептываниях за спиной.

Я не стану коситься, сказал себе Арно тогда, не стану и всё тут. Просто смотреть, как бледнеет и с силой сжимает кулак на здоровой руке, слыша чужие насмешки, Ричард, было гадко, и Арно всё хотел перекинуться с ним хотя бы парой слов. Не выходило никак – Ричард избегал даже тех разговоров, что умудрялись вести унары под бдительным присмотром менторов и слуг.

– Я привык к тому, что в Надоре за пару лет все перестали обращать внимание на то, что случилось. И думал, здесь будет также…

Задумавшись, Арно чуть не выронил мыло, когда за спиной неожиданно раздался чужой голос. И торопливо обернулся:

– Пару лет?

А ведь если подумать… вот дурак! Шрамы и правда не выглядели такими уже старыми. Арно помнил, как выглядят следы, полученные десятки лет назад, и у Ричарда уже точно были не они.

– Пять.

Ричард стоял к нему боком и уже успел наспех вытереться и натянуть штаны и чулки. Он выглядел так, как человек, готовый броситься с крутого обрыва в реку.

– Я не помню, зачем в тот день полез на Южную башню – помню только темно-серое небо в тот день, хотя уже был конец весны. Я успел забраться высоко, но под ногой обвалилась лестница, а потом сверху еще обрушились камни.

– Но ты остался жив!

– Лекари не верили, - пожал одним плечом Ричард и, подцепив левой рукой рубашку, принялся неловко натягивать её.

Пять лет, пять лет… Ну, конечно – восстание! Значит, всё это случилось с Ричардом спустя пару лет после смерти отца. Что делать с этим невеликим умозаключением, Арно не знал, но оно почему-то засело противной занозой в голове. Опрокинув на себя остатки воды, он покосился на часы и принялся быстро вытираться. Когда он закончил, Ричард только-только дошнуровал завязки на рубашке.

– Но ты встал. И левой рукой теперь орудуешь – любой обзавидуется. Как у вас говорят в Надоре…? Твёрд и незыблем. Это про тебя.

Замерев на мгновение с зажатой в левой руке курткой, Ричард медленно повернулся к нему. Одежда скрыла шрамы, и даже правая рука, если не приглядываться, выглядела почти нормальной – разве что ладонь кажется совсем худой и пальцы сведены в расслабленный кулак.

– Откуда ты знаешь… – он осёкся, нахмурился – и Арно был готов руку поставить… нет-нет, не думать про руки! – был готов покляться, что не сказал ничего, что могло бы оскорбить собеседника. Но что тогда?
Еще секунда, и лицо Ричарда осветила кривоватая улыбка:

– В Лаик нельзя называть своих настоящих имён, но я старался всех угадать. И не только я, верно? Ты ведь – Арно Савиньяк, да?

Где-то в коридоре раздались чужие голоса. Ричард дернулся на звук, но Арно уже успел шагнуть вперед и сжал чужую ладонь – правую, тонкую и холодную, в своей.

– Да. Арно Савиньяк, виконт Сэ.

– Ричард… герцог Ричард Окделл. – Еще одна быстрый улыбка. – Рад знакомству.

Арно ощутил, как губы растягивает широкая ответная улыбка. Рафиано в нём сдержанно ликовал, а Савиньяк желал прогарцевать на Кане вокруг Лаик, оглашая заросший парк радостными воплями.

– И я рад. Очень рад.

Отредактировано (2023-11-16 22:46:00)

Анон · 2023-11-18 16:43:39

64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон

R, дабкон, Вальдес мудак,

▼спойлер⬍

▼Скрытый текст⬍

Руперт Фельсенбург мерял шагами коридор у двери спальни, куда моряки принесли второго пленного. Вальдес приготовился удивляться… или не узнавать, кто же так дорог родичу кесаря, что тот выбрал плен и сдался.

- Господин вице-адмирал! - встревоженный лекарь выглянул из спальни.

Фельсенбург бросился вперед, и Вальдес оттер его плечом, закрыв за собой дверь.

- Что случилось? Совсем плох? - он подошел к кровати и присвистнул от изумления.

- Видите бинты? Из-за них он не истек кровью. Вернее, она… - лекарь неуверенно оглянулся на Вальдеса.

- Вижу, - усмехнулся тот, глядя на перевязанную бинтами грудь ниже множественных ран от шрапнели плеча, - от Ледяного всегда можно было ожидать сюрприза, но этого не знал никто… Продолжайте. Хотелось бы сохранить адмиралу цур зее жизнь. Он, то есть она, моя дорогая гостья.

Фельсенбург ждал у самой двери, сжав кулаки и нахмурившись.

- Мы же не опоздали? Ему лучше? - надежда была смешана с отчаяньем в равной пропорции, но даже внимательный взгляд не нашел бы в мальчишке скрываемой тайны.

- Он ранен, но лекарь уверен, что не смертельно. Тем не менее, я прошу вас вернуться в отведенную вам спальню, - покачал головой Вальдес. - Вас позовут, если ему станет хуже, или если он очнется и вас вызовет.
Поблагодарив за новости вежливым полупоклоном, юноша неохотно ушел к себе - видимо, вспомнил, что сам в плену. Вальдес усмехнулся и вернулся к Кальдмееру.

Боль от изъятия шрапнели привела Ледяного в чувство. Он был смертельно бледен и вцепился в простыни здоровой рукой - но молчал и не двигался. Увидев Вальдеса, лекарь отложил пинцет и вышел, пообещав вернуться с шелком для наложения швов.

- Позвольте представиться, адмирал цур зее Олаф Кальдмеер, - хриплый голос не был высоким, как у многих женщин, но не был и слишком низким - и Вальдес кивнул сам себе.

- Ну вот, а я вас так хорошо не узнал! - жизнерадостно ответил он. - Вице адмирал Талига Ротгер Вальдес к вашим услугам. Чувствуйте себя как дома… Эрэа.

- С моей стороны было бы наивно пытаться сохранить эту тайну, - Кальдмеер попыталась пожать плечами и скривилась.

- Неужели даже ваш адъютант не знает? - Вальдес передвинул кресло и уселся так, чтобы лежащей на кровати женщине было удобно смотреть на него, не напрягая шею и плечи.

- Никто не знает, - усмехнулся Ледяной. - Из тех, кто живы.

- “Ноордкроне” погибла. Мои соболезнования, - серьезно сказал Вальдес.

- Благодарю, что не стали держать меня в неведении, - Кальдмеер на секунду прикрыл глаза, и сжал зубы, когда лекарь вернулся в комнату с подносом инструментов.

- Оставляю вас в хороших руках. Надеюсь, у вас найдется достаточно бинтов, чтобы перевязать не только плечо, но и грудь? - Вальдес дождался согласия лекаря и ушел в гостиную.

Такие новости следовало запить… И обдумать, как это использовать.

***
- Итак, эрэа, - Вальдес присел на подлокотник кресла и склонил голову, рассматривая свой неожиданный подарок, - как вас все-таки звать?

- Олаф Кальдмеер, - усмехнулся лежащий адмирал.

Если бы Вальдес не видел своими глазами, едва ли заподозрил бы женщину в худощавом, высоком - не ниже его самого - человеке с обветренным зрелым лицом, неудачно рассеченным шрамом на левой щеке.

- Я хотел бы знать, за кого моему другу Луиджи просить выкуп. Женщина, именующая себя адмиралом цур зее кесарии… Звучит неубедительно.

- За Олафа Кальдмеера вам заплатят больше, чем за никому не известную Хильду Кальдмеер. Вы рискуете прогадать.

Адмиралу не мешал ни статус пленного, ни возможная огласка. Им - ей - нельзя было не восхищаться. Но понимать, что его гоняла и едва не потопила (если бы эскадра Альмейды не вернулась так вовремя) женщина было обидно. Да и численное преимущество было на стороне Талига. Если бы не девочки, если бы не Альмейда, сам Вальдес пошел бы рыбам на корм, а Хексберг, любимый Хексберг достался бы проклятым гусям.

- Хильда? Я ожидал услышать что-то созвучное Олафу…

- Увы, в двенадцать лет, когда я сбежал…ла из дома в море, имя “Олаф” казалось мне воплощением мужественности. Я дочь оружейника, и “Хильда” говорило о моем простом происхождении сильнее, чем отсутствие манер.

Женщина, простого происхождения, сбежавшая на флот фенрихом в двенадцать… Марикьяре отсылали сыновей на учебу с десяти до тринадцати, потом шли пять лет обучения на младших офицеров. Сам Вальдес попал на свой первый корабль в шестнадцать. Олаф же - Хильда - служила фенрихом, потом простым матросом, пока не стала адмиралом. Нет, он все-таки восхищался смелостью, решительностью и упорством. Адмирал был достойным противником - но женщина?
Впрочем, теперь он может поклясться, не погрешив против истины, что у него нет Олафа Кальдмеера. А про Хильду Кальдмеер его не спросят.

- Ну что же, отдыхайте, эрэа. Надеюсь, вы быстро оправитесь от ран. Я попрошу лекаря помогать вам одеваться и, эээ, все остальное. Но могу прислать служанку, если это предпочтительнее.

- Благодарю. Лекарь меня устраивает.

- Сохраняете тайну? Ну что же. Кстати сказать, ваш адъютант, родич кесаря, сидит у вас под дверью в ожидании свидания.

Кальдмеер провел левой рукой по груди, нащупал стягивающие грудь бинты, но все равно подтянул одеяло, побледнев даже от такого усилия.

- Я готов к встрече с Руппи.

О чем они разговаривали, Вальдес не знал, но догадывался. Проверка сведений о Ноордкроне, как обращаются с ценным пленником, что вообще слышно об остатках флота… Это все было неважно. От возможности не отомстить - присвоить себе давнего врага и соперника кружило голову.
Что выберет адмирал? Возвращение в Дриксен и раскрытие тайны или возможность остаться в Талиге под женским именем? Тянуло проверить. Нужно только дождаться выздоровления.
На ноги адмирал встал еще через три недели. Вальдесу стоило немалых усилий убедить Альмейду не встречаться с гостями. Но стоило принять решение поскорее, прежде чем тайна будет раскрыта нелепой случайностью.

- Рад видеть вас на ногах, эрэа. - Вальдес поставил бутылку Дурной крови на стол и взял два кубка с подноса.

- Благодарю вас за предоставленного лекаря, он выше всяких похвал.

- Не стоит, я не мог позволить вам умереть от случайной раны.

- У вас есть на мою смерть другие планы? - Олаф скептически приподнял бровь.

- А! Я вижу, ранение не ли лишило вас ясности ума, сделавшей вас одним из самых опасных противников. У меня есть планы на вашу жизнь.

Кальдмеер развернулся к нему и ждал продолжения, не тронув бокала.

- Пейте, адмирал, - Вальдес всучил вино и демонстративно отпил из своего кубка, - не отравлено.

- Я и не вздумал бы вас подозревать, - вспыхнул Кальдмеер и отпил чуть ли не треть.

- Так вот, о моих планах… Вы можете вернуться в Дриксен, но в таком случае вас, женщину, посмевшую носить мундир адмирала и обманувшую кесаря, моряков, церковь, повесят. Или же можете остаться моей… гостьей. Разумеется, вас не будет защищать ни ранг, ни титул. Едва ли дарованное вам баронство останется во владениях обманщицы.

- Вы говорите, что тайну мне в любом случае не сохранить. - Кальдмеер спокойно допил вино и покачал головой, отставив кубок.

- Увы, притворно пожал плечами Вальдес, - иметь в противниках Бе-Ме Талигу гораздо выгоднее. Я буду польщен, если вы останетесь в Хексберг. Не хозяином, как собирались, конечно, но под моим… покровительством.

- А мой адъютант?

- Фельсенбургу ваша тайна не известна. Из любезности к вам я могу позволить ему уехать на обмен пленными до того, как тайна раскроется. Это даст ему шанс обвинить Бе-Ме в трусости и нарушении присяги. Возможно, кесарь поверит родственнику… Если не будет знать о том, что он предан женщине. Не хотелось бы, чтобы кесарского родича обвиняли в неподобающем поведении. Это может огорчить его родителей и бабушку.

- Итак, вы предлагаете мне выбирать между возвращением в Дриксен, позором, лишением званий и титула, и неминуемым возвышением Бермессера - и между позором, лишением званий и титула, вашим покровительством, - Кальдмеер посмотрел на Вальдеса с недоумением, привычным жестом коснувшись шрама, - но Бермессера будут судить, а Руппи сможет свидетельствовать против него.

Вальдес отсалютовал кубком. Кальдмеер заложил левую руку за спину - правая лежала в платке, повязанном через плечо, как пародия на перевязь, и начал ходить по спальне, насколько позволяла мебель. Вальдес налил себе еще вина и с удовольствием наблюдал за своим врагом. Лицо Ледяного оставалось спокойным, и им - ей - нельзя было не восхищаться.

- Я сам признаюсь Руппи, - решительно сказал он наконец, снова удивив Вальдеса.

- Вы не намерены защитить его от этого знания? Насколько я могу судить, если вы не признаетесь сами, то даже услышав новости, он сочтет, что вас убили, но не поверит в то, что вы лгали ему и кесарю. А если скажете, он не сможет свидетельствовать о том, что Бе-Ме нарушил присягу - так как присяга была незаконна, а в отсутствие адмирала Кальдмеера тот был наивысшим по званию.

- Тем не менее, я предпочту открыться ему. Вы можете помешать нам увидеться, но если хотите убедиться, что я не расстрою ваши планы, то прошу вас присутствовать при нашем разговоре.

- Хильда, вы не могли бы объяснить, чего добиваетесь?

- Только когда Руппи уедет. Он и так достаточно молод и горяч, чтобы вызвать вас на дуэль.

- Ну что же, я соглашусь - но вы примете мое покровительство.

Олаф пожал плечом, продолжая ходить по спальне.

Фельсенбург, как и предполагал Вальдес, был в шоке и не верил своим ушам. Кальдмеер вздохнул и принялся неловко расстегивать китель - и юноша вспыхнул, отвернулся, и бросился вон из гостиной. Кальдмеер вернулся к себе, и Вальдес жалел, что не видит его лица, когда адмирал заметил лежащие на постели добротное мещанское платье - и парик.

Вальдес отправил Фельсенбурга с отрядом солдат в Придду к регенту на следующий день. Кальдмеер не вышел его провожать.
Едва дождавшись вечера, он постучался в дверь спальни Хильды. Имя ей не шло, и совершенно не сочеталось с короткой стрижкой и мундиром. Интересно, наденет ли она платье и парик? Сдержит ли уже не адмирал слово? Сдержит - и можно наслаждаться покорностью. Не сдержит - и даст повод этой покорности добиться.
Не дожидаясь ответа, Вальдес вошел в спальню. Платье не шло бывшему адмиралу, и с его обветренным лицом и короткими волосами было неуместно. Видневшаяся в вырезе небольшая грудь, наполовину скрытая повязкой на плече, напоминала о боевом ранении больше, чем о женственных округлостях.

- В парике я выгляжу еще хуже, - Кальдмеер поморщилась.

Вальдес понимающе кивнул. Действительно, зрелище было впечатляющее и без парика. Он разлил принесенное вино.

- Пейте, - кивнул он. - Даже если вы предпочитаете белое, красное вино гораздо полезнее после кровопотери. Итак, Хильда, почему вы рассказали вашему адъютанту о своем обмане?

- Во-первых, Руппи не должен рисковать своей головой ради моего спасения. Он горяч и ему не доводилось терпеть поражение, с него сталось бы устроить какую-нибудь глупость. Во-вторых, Бермессер трус и предатель - но если его корабль единственный, вернувшийся из Хексберг, то его некем заменить. И в третьих, лучше поражение у Хексберг припишут моей некомпетентности, чем будут гадать, почему удача изменила Дриксен. Я вынужденно предам погибших моряков, но мне в любом случае не избежать их суда. Женщина или мужчина - это мои приказы привели к гибели флота. Любое другое решение было бы лучше. А Вернер… Вернер не избежит встречи с теми, кого он предал.

- Знаете, Хильда, вами нельзя не восхищаться, - доверительно сказал Вальдес, развязывая шейный платок.

Заметив, с каким недоумением вице-адмирал рассматривает его платье, Кальдмеер ответил на незаданный вопрос:

- Насколько я понял ваши намерения, вы ожидали более привлекательного зрелища. Увы, у меня больше нет права носить мундир.

- Вас настолько не смущают мои намерения? - Вальдес стащил обувь.

- Вы же помните, что никто из узнавших мою тайну не остался в живых? На “Ноордкроне” тайны не знал никто. Да и женских платьев я не носи..ла с двенадцати. Сами понимаете, в каких обстоятельствах мою тайну могли раскрыть.

- И вы их всех убили? - с восхищением спросил Вальдес, зашедший за спину Кальдмееру и начавшему расстегивать платье.

- Право отвечать ударом на удар есть у всех.

- Я счастлив, что вы согласились, и что мне не нужно опасаться яда в бокале или ножа в спине. - Освободив раненую руку из повязки, Вальдес осторожно спустил рукава платья.

- Боюсь, что вы мне не по зубам, - усмехнулся Кальдмеер, - я видел, как вы фехтуете. У Фельсенбурга не было шансов, да и в своих я не слишком уверен - тем более сейчас.

Олаф - Хильда - позволила себя раздеть до нижней рубашки и уложить на кровать.

- Я дам вам последний выбор, на сегодня, - Вальдес лег рядом на бок и целомудренно коснулся ее губ, не удивившись тому, что даже дыхание Кальдмеера не сбилось. - Плечо не позволит вам лечь на живот, но едва ли вы захотите смотреть мне в лицо. Вы можете лечь на левый бок, я в любом случае постараюсь быть аккуратным.

- Благодарю вас, - Хильда повернулась лицом к стене и замерла.

Вальдес ласкающе провел рукой от плеча вниз, к стройным бедрам, таким узким по сравнению с пышными статными бергерками и фигуристыми марикьярками. Сжал руку на ягодице, погладил, спустил рубашку с правого плеча, пользуясь глубоким, под платье, вырезом. Хотел поцеловать - но плечо было закрыто бинтами. Поцеловал в шею, лаская небольшую высокую грудь. Хильда была старше его на десяток лет, и совершенно не красавица - но Вальдеса трясло от желания. Он мечтал познакомиться с Олафом Кальдмеером, даже когда считал его мужчиной. Олаф-женщина был олицетворением его мечты. Он прижался к ней - и Хильда наконец вздрогнула, почувствовав силу его желания.

- Согните правую ногу, - прошептал он, продолжая целовать и ласкать, - я буду нежен.

Медленно поднялась нога. Вальдес подумал, что только Кальдмеер держал бы такое слово, не рассчитывая узнать ничего, кроме насилия. Впрочем, ему уже доводилось быть жертвой, если он правильно понял его признание. Это знание вызывало возмущение - какие-то простые матросы? Разряженные придворные? осмелились напасть на ту, кто была талантливей и выше из всех. Или аристократы? Сейчас Вальдес бы сорвался в море, ловить Бе-Ме и мстить, пусть трус полезнее Талигу живым. Нет, этот мерзавец еще жив, а значит, он не касался Кальдмеер. Рука наконец нашла волосы и складки, и Вальдес пообещал себе, что в следующий раз ему хватит терпения на долгие ласки. А сейчас он должен был узнать…
Два пальца протиснулись внутрь, и Вальдес застонал от разочарования - Хильда не была невинна. Еще обиднее было знать, что его желание не взаимно. Сухость тела не подделаешь.

- Я вам не нравлюсь… - разочарованно протянул он.

- Увы, - иронично ответила Хильда. - Надеюсь, я не подала вам повод для иллюзий.

Вальдес прикусил шею, заставив Хильду вздрогнуть, и снова загнал пальцы внутрь до костяшек. Дрожь стала сильнее, и Вальдес вспомнил, что обещал нежность. Ему пришлось несколько раз облизывать пальцы, наслаждаясь кисловатым вкусом, прежде чем внутрь поместились три пальца, и их удалось развести в стороны.

- Вот видите, вам не больно, - нежно шептал он, задрав рубашку к поясу и медленно погружаясь в желанную глубину, - вы привыкнете, но завтра я принесу морисское масло. Я о вас позабочусь.

Хильда молчала, и Вальдес не мог сказать, била ли ее дрожь, потому что ей нравилось, от боли в плече, или от его толчков - пусть он и пытался двигаться плавно. Когда его накрыло наслаждением, он прижал Хильду к себе сильнее, и наконец услышал тихий стон - то ли удовольствия, то ли пытки.
Он обязательно изучит все ее реакции - что ей нравится, что вскрывает ледяную раковину этого человека. Фельсенбург идиот, если отрекся от адмирала только из-за того, что она женщина. Но тем лучше - теперь Хильда его и только его.

Он снова поцеловал ее в губы на прощание - и с тревогой заметил испарину на бледном лице. Стоило бы подождать еще неделю или месяц - но кто сумел бы сдержаться? Точно не Вальдес, прозванный Бешеным.

- Отдыхайте, - шепнул он, уходя.

Звон разбившегося стекла оторвал его от завтрака. Кальдмеер не спустилась вниз, пожаловавшись на плохое самочувствие, и Вальдес распорядился купить морисского масла. Услышав звон, он бросился наверх, в спальню. Ветер врывался в разбитое окно и раздувал занавески.

У окна на полу лежала Хильда, и почему-то Вальдес знал, что увидит, когда перевернул ее на спину, наплевав на рану плеча. Артерия на правой стороне шеи была перерезана осколком, так и оставшимся в левой руке. На залитом кровью ковре лежали какие-то листы, и Вальдес машинально поднял ближайший, пока записи не полностью размыло.

“Увы, я связана словом и не могу убить вас. Пусть я никогда не надену мундир, но адмирал цур зее Дриксен, даже бывший, добровольно не станет фрошерской подстилкой. Даже если бы вы мне нравились. Я жалею не только о том, что битва была мной проиграна; меня ждет суд погибших моряков и не мне рассчитывать на их снисхождение. Но мне жаль моих разбитых иллюзий - вы мне казались благородным противником и для меня было честью сражаться с вами. Тем не менее, вы сдержали слово, а я сдержала свое.”

Остальное было залито кровью. Вальдес застонал - он хотел бы знать, как она подписала письмо. Олаф Кальдмеер? Хильда? Попрощалась ли с ним? Проклинала? Нет, только не она…

Вальдес бросил листок обратно на пол и разочарованно ударил кулаком по еще пахнущей удовлетворенной страстью постели. Кальдмеер все-таки ускользнула из его рук.

Отредактировано (2023-11-18 19:02:45)

Анон · 2023-11-18 18:01:01

Анон пишет:

41. Приддоньяк, ПВП, афродизиак. Что бы скомпромитировать Валентина, ему подливают в напиток афродизиак. На людях Валя держится, но когда он остаётся один, ему становится совсем плохо. Арно предлогает помочь, уверяя, что в этом нет ничего особенного.

R, романс, первый раз, от друзей к возлюбленным, простите, если что не так, дорогой заказчик, никаких драматических поворотов нет

▼Любовное зелье, 1981 слово⬍

Да смотри, дитя мое, чтобы после них никто не отведал этого напитка, ибо такова его сила, что те, которые выпьют его вместе, будут любить друг друга всеми своими чувствами и всеми помыслами навеки, и в жизни и в смерти.
«Тристан и Изольда»

Принимать приглашение графини Тристрам было в высшей степени неосмотрительно. Валентин видел взгляды, которые бросала на него «милая Мария» и расчётливый блеск в глазах её матушки, но ему казалось, что настоящей опасности никто из них не представляет — не в компании прочих фрейлин.

Пирожные были маленькие и слишком сладкие, тизан слегка горчил, а шадди Валентин готов был пить только из рук Алвы или Савиньяка — из рук вполне определённого Савиньяка с недавних пор он выпил бы вообще что угодно. Если бы ему предложили. Савиньяку, впрочем, было лучше об этом не знать.

Тизан горчил и отдавал на вкус ржавчиной, как затхлая вода, которую ему приносили в Багерлее. Валентин медленно отставил недопитую чашку и тут же наткнулся на колючий, внимательный взгляд графини Тристрам. На губах её застыла благосклонная улыбка.

«Проклятье».

Гизелла и Айрис спрашивали его о чём-то — он отшутился привычно, почти бездумно.

«Что там? Яд? Зачем?» — голова лихорадочно перебирала предположения. Тристрамам нечего делить с Приддами, не за что мстить. Нет, Мария явно испытывает интерес вполне определённого свойства — опускает ресницы, прячет подбородок за веером, смотрит искоса. Значит, не покушение, скорее попытка соблазнить. «Любовное зелье?»

В маленькой гостиной было натоплено жарко, так что пылали щёки. По спине скатилась капля пота, перед глазами всё слегка поплыло, стало трудно сосредоточиться, словно Валентин щедро глотнул можжевеловки. Он уцепился взглядом за изящную стрелку часов на каминной полке.

— Прошу меня простить, сударыни, — сказал учтиво, по-светски огорчённо, с трудом подавляя порыв сбежать немедленно. — Меня ждут в другом месте, и я вынужден покинуть вашу очаровательную компанию.

— Это ужасно, герцог.

— Мы не готовы вас отпустить.

— Вы не рассказали нам о Васспарде.

— Вы обещали.

Девицы чирикали, как стайка южных пёстрых птичек, все одновременно, только виконтесса Эммануилсберг насмешливо улыбнулась и заметила:

— Право, дамы, герцог может решить, что мы взяли его в заложники и собираемся потребовать выкуп с виконта Сэ.

— Иоланта!

Жар хлынул вниз волной, делая тело тяжёлым и неповоротливым, и одновременно распаляя все члены томлением и жаждой. Валентин уже проклял и короткий дублет и узкие штаны — если он не покинет гостиную немедленно, ситуация станет не просто неловкой, а неприличной.

Графиня не смотрела на него — она закатила глаза, возмущенная репликой виконтессы, и Валентин воспользовался этим, чтобы подняться на ноги и отступить за спинку дивана.

— Сударыни…

Он заставил себя вспоминать тюремные стены, Лаик, лицо Арамоны, корнета Понси в надежде, что сумеет усмирить вожделение.

— Дайте слово, что в следующий раз приведёте виконта Сэ, — потребовали девицы, и все его усилия чуть не оказались напрасны, потому что лицо Арно немедленно всплыло в памяти при звуках его имени и вытеснило всё прочее.

Валентин облизнул пересохшие губы, чувствуя, как они припухают и увеличиваются, словно после долгих поцелуев, как лихорадочно бьётся жилка на виске.

— Я не могу давать обещания за другого, — сказал он хрипло. — Это было бы весьма неосмотрительно и бесчестно с моей стороны.

— Тогда обещайте, что спросите, — Гизелла и Айрис смотрели на него большими глазами.

Влажная, подгнившая солома в Багерлее с тёмными пятнами не то плесени, не то крови. Хрупкий, подтаявший лёд над тёмной водой. Валентин лишь надеялся, не придётся вспоминать то, другое, отрезвляющее болью и страхом.

— Обязательно, сударыни.

В коридоре сквозняк принёс немного прохладного воздуха, Валентин судорожно вздохнул и с облегчением принял плащ из рук слуги. Чем бы не опоила его графиня, на морозе должно было стать лучше — все любовные зелья полагалось варить на винах. Опьянения Валентин не боялся, а в силах трав и умениях графини сомневался не без оснований. Возможно, ему всё-таки следовало бы вызвать рвоту, как рекомендовали в некоторых лекарских трудах, или пустить кровь, чтобы её очистить от дурмана. «Генерал Райнштайнер бы настоял неприменно». Мысль о бергере потащила за собой другие, неизбежные, — об Ариго, об Ульрихе-Бертольде, который бы тоже нашёл для Валентина пару советов… и опять об Арно.

Об Арно думать было нельзя ни в коем случае.

Возбуждение отступало и накатывало снова, волнами, причиняя вполне закономерные неудобства. Уже на крыльце Валентин сообразил самое очевидное решение — оплатить женщину на ночь — и его сразу же замутило. Отец счёл бы это необходимостью, но Валентину идея платить за подобные услуги претила.

Арно нашёлся в комнате Валентина, за его же столом, с его пером в руке. Валентин, рассчитывавший, что друг ещё не вернулся из казарм, обессиленно привалился плечом к дверному косяку.

— Ты долго, — обвиняющим тоном заявил Арно. — За твоим столом, верно, лучше пишется. Только я измарал уже три листа бумаги, а всё никак не получается так же складно, как у вас с Ли.

— Прости.

Под родинкой на левой щеке появилась ещё одна — крохотное чернильное пятно. Валентин заметил и больше не мог отвести глаз, мучительно хотелось прикоснуться, стереть чернила, тронуть родинку губами.

— Валентин?

Арно отбросил перо и порывисто встал.

— Тебе дурно? Так и знал, что нельзя тебя туда было отпускать, пусть бы пили свой тизан сами!

— Не беспокойся, — от сердитой заботы Арно внутри щемило и переворачивалось что-то за рёбрами.

Арно сощурил глаза — он всегда так делал, высматривая следы или цель для выстрела, и Валентин узнал в этом хищном, цепком прищуре разом и его братьев, и графиню Арлетту.

— Ты что-то не договариваешь. И почему ты не раздеваешься?

Арно оказался слишком близко в один вдох, широкая мозолистая ладонь легла на разгорячённый лоб. Валентин мог бы его обмануть, он знал слова, которым Арно поверит, но будет ли у него после такого право требовать дружбу?

— Тизан был приправлен любовным зельем. Я с этим справлюсь, ты не …

— Кляча твоя несусветная!

Арно разом вспыхнул негодованием, как огонь охватывает сухие дрова. Гнев, искажающий лица большинства людей, ему шёл неимоверно — тёмные, бездонные глаза распахивались широко, раздувались точёные ноздри, румянец окрашивал щёки.

— Что значит, ты справишься?

— Что может со мной случиться? Ты слишком веришь алатским сказкам, и графиня Тристрам тоже… Я не воспылал немедленной страстью к Марии, если ты этого опасаешься, а с телесным возбуждением совладать можно.

— С телесным… — Арно прикусил губу, размышляя. — Ты же не знаешь, какие там были травы? А если позвать…

— Нет. Я предпочёл бы, чтобы это досадное происшествие осталось между нами.

Между ними было жалкое бье и несколько слоёв одежды, и сейчас всё это казалось лишним. Валентин сжал кулаки — руки тянулись сами прикоснуться к Арно, прижать его к себе, ощутить жар чужого тела.

— Тогда я мог бы тебе помочь, — выпалил Арно.

Воображение, распалённое зельем и близостью Арно, немедленно предложило Валентину совершенно непристойную сцену с их участием, и сразу же стало тяжелее дышать. «Разумеется, он не подразумевает под помощью ничего подобного», — попытался внушить себе Валентин, отгоняя видение и пытаясь совладать с охватившими его чувствами. Арно же совершенно безжалостно и пылко продолжил:

— У тебя всегда найдутся разумные доводы, но прошу, выслушай меня, прежде, чем отказываться. Сам ты провозишься долго, и сказки тут не при чем, знаешь, Ми однажды тоже подлили такое зелье…

Сосредоточиться на его словах было непросто, тем более, что Валентин предпочёл бы не знать подобных подробностей ни о ком из своих знакомых. Но Арно говорил дельные вещи — глуп тот, кто не учится на чужих ошибках. Состав и действие зелья могли оказаться иными, и всё же оставалась вероятность, что Валентин в самом деле промучается до утра, пытаясь усмирить возбуждённую плоть.

И всё же…

— Боюсь, после я не смогу смотреть тебе в глаза, — признался он. — Или ты мне, и это разрушит нашу дружбу.

— Ты говорил также, когда я принёс приказ о переводе. Это обычное дело среди товарищей в походе. Если бы я бы ранен, ты бы меня перевязал без всякого смущения, ведь верно?

— Не зря наши менторы в Лаик не любили с тобой спорить. Ты пользуешься чужой слабостью без всякого стеснения, — Валентин сумел рассмеяться. От мысли, что Арно видел в этом лишь помощь сродни обычной лекарской процедуре, внутри разливалось горчащее, как тизан графини Тристрам, разочарование.

— А ты признаешь, что у тебя есть слабости? — ответная улыбка Арно слепила, как весеннее солнце.

— Только с тобой, — сказал Валентин, пытаясь спрятать правду за шутливую интонацию. — Может быть, ты и есть моя единственная слабость.

Арно смотрел прямо, не пряча глаз. Валентин, привыкший с легкость читать это ясное честное лицо, теперь вдруг не мог разобрать его выражение. Было ли его предложение просто дружеским желанием помочь или неуверенной надеждой на что-то большее? Валентин боялся ошибиться, приписать Арно свои собственные тайные помыслы, боялся, что тот прочтёт их на его лице — и всё же не в силах был отвести взгляд.

— В таком случае ты — моя слабость, — ответил Арно, снова облизывая губы. — Ну после вспыльчивости и неумения писать длинные письма. Так ты мне позволишь?

Валентин кивнул и позволил кулакам разжаться. Смущение наутро неизбежно, даже если он откажет — Арно будет знать, чем он занимается за дверью, а Валентин будет знать, что он знает.

Арно потянулся к застёжке его плаща, и Валентин позволил ему её расстегнуть и кинуть плащ на стул. После тот отступил на шаг, словно не уверенный в том, что предпринять дальше, а Валентин шагнул следом, будто следуя фигуре танца.

— Если хочешь, мы можем не снимать одежду, — сказал Арно севшим голосом.

— Она испачкается.

— Да.

Они снова замерли, уставившись друг на друга расширенными глазами, руки потянулись к пуговицами одновременно. «Просто помощь», — напомнил себе Валентин, торопливо расстёгивая дублет. Им уже приходилось видеть друг друга без одежды, но сейчас всё было как впервые, и от каждого движения Арно перехватывало горло. Он привычно потянул рубашку вверх, как после любой их тренировки, обнажая бледный плоский живот с тонкой дорожкой светлых волос, грудь с коричневыми сосками, и рот Валентина наполнился слюной.

Он судорожно сглотнул. Пальцы стали неловкими, запутались в завязках воротника. Очередная волна возбуждения накрыла с головой, смешивая мысли.

— Валентин, — Арно внезапно накрыл его руки своими, обжигая прикосновением. — Разреши мне?

«Я тебе уже разрешил», — хотел ответить Валентин и тут же забыл об этом. Потому что лицо Арно было прямо перед ним, и Валентин чувствовал запах его тела и волос, видел родинку на порозовевшей щеке, крошечное чернильное пятно под ней, ямочку — рука поднялась сама, легла на шею Арно, под большим пальцем оказалась линия челюсти, и Валентин осторожно погладил её, задыхаясь от нахлынувших ощущений.

Арно сдавленно выругался, обнял его за талию и притянул к себе.

— Прости, — сказал Валентин, зажмурившись, — я, кажется, не владею собой, и могу позволить себе лишнее.

— Это ты прости, — отозвался Арно, невесомо прижимаясь губами к уголку его рта. — Я не могу удержаться. У тебя хотя бы есть оправдание, а я пользуюсь твоим состоянием…

Валентин наощупь поймал его губы своими и поцеловал так, как давно хотелось, и Арно ответил ему с готовностью и страстью. В один миг весь мир словно перестал существовать, остались только они вдвоём — требовательные губы, жадные руки, ослабевшие колени

— Я не невинная девица, чтобы мной можно было воспользоваться… даже сейчас… — после поцелуя в голове снова несколько прояснилось, хотя чресла всё ещё пылали огнём.

Арно щекотно засмеялся ему в шею, и Валентин в отместку прикусил мочку его уха.

— Как хорошо, что ты не девица, даже не представляешь. С ними у меня не очень выходит.

Чужая ладонь проскользнула за пояс штанов и сжала ягодицу. Позвоночник пробрало дрожью, Валентин подался вперёд и потёрся пахом о бедро Арно.

— Это взаимно. Пойди ты со мной сегодня, не сомневаюсь, что и в твой шадди тоже бы добавили не только сливки.

— А ты тогда бы предложил мне помощь? — дыхание Арно сбилось.

— Вероятно, да, — Валентин снова нашёл его губы. Рассуждать о том, что могло бы произойти, но не случилось, ему не хотелось.

Целоваться на ходу оказалось не очень удобно, они споткнулись о сброшенную одежду, ударились об угол стола и рухнули на постель не самым изящным способом, но оторваться друг от друга сейчас было невозможно.

Арно лежал под ним с растрёпавшимися волосами и следами от поцелуев на шее, полузакрыв глаза, и Валентин чуть не задохнулся от нежности, добавившейся к возбуждению. Он лизнул кожу между ключицами и двинулся вниз, прокладывая влажную дорожку по груди и животу и слушая судорожные вздохи.

— Это же я должен был тебе помогать, — слабо возмутился Арно, когда Валентин высвободил его член, и попытался остановить, запустив руку в волосы.

Валентин вместо ответа обхватил губами головку, и Арно низко застонал и дёрнул бёдрами. Собственная плоть болезненно ныла и сочилась предсеменем, и Валентин стиснул её прямо через ткань.

У любовного зелья, решил он, вкус должен бы быть не горький, а солоноватый.

Анон · 2023-11-19 01:10:28

Анон пишет:

110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора

часть 1 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14110412
часть 2 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14114392
часть 3 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14117121

Часть 4/???
720 слов

▼Скрытый текст⬍

7.
Ночное дежурство, на которое мужественно заступили Арлетта и герцог Алва, практически ничего им не принесло: добровольные детективы просидели в кустах глубоко за полночь, а в комнате Валентина так и горела ровным светом лампа, окно было открыто и безлюдно.

Когда Арлетта уже совсем собралась было отдать приказ к отступлению, под окном показалась фигура, выделяющаяся в полумраке ночи белым пятном рубашки и золотистыми волосами. Арлетта вцепилась в руку Рокэ так, что он чуть было не зашипел от неожиданности.

Фигура на дорожке примерилась и крайне знакомым герцогу Алве манером взобралась в окно. «Ли!» — выдохнул Рокэ. Графиня покачала головой и снова собралась командовать завершение операции, как стало понятно, что никакой ясности появление Лионеля Савиньяка в окне герцога Придда им не принесло. Гость сидел на окне, они о чём-то вполголоса беседовали с хозяином комнаты, потом Валентин подошёл к окну и смотрел куда-то поверх деревьев сада, где уже начинал понемногу заниматься рассвет. Арлетта в кустах продрогла, героически пыталась не чихать, но начала стучать зубами, так что довольно скоро в предрассветной тишине сада их присутствие обнаружили бы по этому далеко не самому мелодичному перестуку. Герцог Придд в окне положил руку на колено Лионелю Савиньяку, но было совершенно очевидно, что это могло быть простым дружеским жестом, раз уж их отношения, какими бы они ни были, подразумевают возможность посещения через окно.

— Вы помните, что сегодня теннисный турнир? — спросил Лионель, и Рокэ в кустах мог только угадать, как при этом вспыхивают его глаза.

— Я ценю, граф, как претенциозно вы называете турниром простую тренировку двое на двое, но на самом вопрос могу ответить утвердительно: да, помню.

— Вы несправедливы, Валентин. Это правда будет настоящим турниром. Более того, победителю достанется ваш платок.

— Мой платок? — растерянность в голосе Придда была самой неподдельной, и в кустах любопытство пересилило холод, так что Арлетта застыла и слушала продолжение разговора.

— Ваш. Как гостя. Подарите победителю тот шейный платок, который был у вас на шее сегодняшним днём.

— Что ж, — тон герцога Придда был учтив и совершенно равнодушен, — придётся мне самому побеждать в этом турнире. Этот платок само по себе является подарком, а потому крайне мне дорог. Так что при всей оригинальности затеи, именно его мне хотелось бы оставить себе.

Лионеля Савиньяка всегда было трудно сдвинуть с намеченной цели.

— Раз уж вы отмечаете, что затея оригинальна, не лишайте нас её исполнения, Валентин. Придумайте сам, какой именно приз вы могли бы вручить победителю. Кроме рябиновых бус, конечно. Это было бы как-то… как-то слишком.

Валентин тонко улыбнулся и убрал руку с колена графа Савиньяка.

— Вам всегда удаётся уговорить меня на любую авантюру. Что уж говорить о такой невинной затее. Обещаю, что подойду к решению вопроса со всем тщанием, и турнир не останется без своего завершения.

— Запонки, кстати, не подойдут, — сказал Лионель, пробежавшись быстрыми сильными пальцами по запястью Валентина, именно там, где полагалось быть запонками. — Боюсь, в этом смысле стили наших домов всё же несовместимы.

— Идите спать, граф, — Валентин легко шлёпнул Лионеля по пальцам, и тот тут же убрал руку от чужих запястий. — Негоже второй день подряд опаздывать к завтраку. Всем следует выспаться.

Лионель лихо спустился вниз, спрыгнул на гравий дорожки, мечтательно посмотреть в глубину трепещущего сада и отправился в сторону своих комнат.

Герцог Придд ещё некоторое время виднелся в светлом прямоугольнике окна, потом он вынул из кармана какой-то кусок ткани – издалека было не рассмотреть, галстук ли это, платок или что-то ещё – ненадолго приложился к нему губами, затем убрал обратно в карман и ушёл вглубь комнаты. Вскоре огонь лампы погас, и Рябиновая усадьба полностью погрузилась в сон.

8.
Арлетта, едва войдя в дом, позвала служанку и свистящим от холода шепотом велела передать буфетчику, чтобы тот срочно приготовил шадди и отнёс его в хозяйский эркер. После этого они с Рокэ заперлись там и держали военный совет, при этом герцог Алва выглядел как настоящий полководец, ведущий в бой войска, только вместе шпаги или сабли у него была кочерга, которой он время от времени активно действовал в камине, который срочно разожгли, чтобы графиня согрелась.

Шадди был выше всячески похвал, рассвет в окнах неотвратимо захватывал свои права, птицы щебетали, а разгадка отношений герцога Валентина Придда всё так же оставалась загадкой.

Решив, что в самом крайнем случае они прибегнут к решительным мерам – Алва напоит герцога и спросит в лоб – заговорщики допили шадди и разошлись по своим комнатам: уже вскоре следовало вставать к завтраку, где опять предстояло тщательно следить за всеми участниками истории, чтобы не пропустить ни малейшей детали, которая могла бы пролить свет на волновавшую их тайну.

Анон · 2023-11-22 11:26:03

83. Вальдмеер. У марикьяре жестокие обычаи, под райос убивают всех. Есть лишь одно исключение для законных супругов, к которым могут прилагаться их слуги и подчиненные. И это единственный способ для Вальдеса спасти Олафа Кальдмеера...

У Вальдеса и Кальдмеера нежная дружба, Вальдес вписывается за Олафа и пытается смягчить тяжкие для него моменты, а они есть. Драма со светлым финалом. 1673 слова

▼Скрытый текст⬍

В Хексберг стоит по-весеннему солнечный день, а Вальдес мечтает, чтобы скорее наступило завтра. Последние недели он воюет за Олафа против всего мира, и сегодня состоится решающее сражение.

Тот день в Придде как будто разделил жизнь на до и после. Когда от дриксов уже пришло подтверждение об обмене пленными, когда Вальдес проводил рядом с Олафом всё своё время, не желая терять ни минуты перед расставанием, когда он был уверен, что ещё немного и Олаф позволит обратиться к нему на ты - в Придду приезжает гонец из Кэнналоэ.

Есть те, кто следят за тем, чтобы законы марикьяре соблюдались, даже если соберано в заточении, и вердикт их суров. Прозвучали клятвы, был поднят райос. То, что Кальдмеер и Фельсенбург попали в плен не к марикьяре, а к фельпцу ничего не меняет. Когда поднят райос, для врагов это значит одно - смерть. Кто не погиб под пушками и не пошёл на дно, тем перережут горло во исполнение клятвы. Олаф, Руперт и ещё 53 человека, сумевшие выжить в битве при Хексберг должны быть убиты до весеннего излома.

Вальдес никак не мог осознать этот приказ. Олаф, возле которого Вальдес сидел часами, пока тот метался в лихорадке, Олаф, лишь через три недели в первый раз улыбнувшийся ему едва заметным движением губ, Олаф, которого Вальдес два месяца уговаривает не возвращаться на родину, где ему грозит казнь. Этот Олаф будет поставлен на колени и захлебнётся в собственной крови на глазах у Вальдеса? Невозможно, немыслимо.

Однако после разговора с посланником Кэнналоэ Ноймаринен хмурится и отменяет обмен пленными. По замку разносятся шепотки, что клятву нарушать опасно, особенно кровную, особенно в год Излома. Что если не выполнить её, тьма падет на флот Талига и все земли Марикьяре и Кэнналоэ, и чем это обернётся знают лишь древние хроники исчезнувших городов. Ноймаринен передает право решать судьбу пленных в руки представиля Кэнналоэ и Альмейды, и гонец отбывает в Хексберг. Готовить казнь, с ужасом понимает Вальдес. Остальные должны выехать в Хексберг через два дня.

Кальдмеер ещё не знает, Кальдмеер ласково встречает гостя, он ждал его, он привык, что вечером после ужина с офицерами Вальдес приходит к нему и остаётся допоздна. Как сказать ему, что обмен отменяется, что его адъютант умрет, что все они умрут, что Вальдес будет смотреть, как они умирают.
- Ротгер, что-то случилось? - Кальдмеер хорошо читает людей, и сразу замечает в нём перемену.
Вальдес молча опускается на ковёр возле кресла Кальдмеера, наполняет бокал, и откинув голову почти на колени адмиралу, закрывает глаза.

- Господин Вальдес, я знаю что не имею права просить вас ни о чем. Но… я прошу вас, помогите спасти Руперта. До границы с Дриксен рукой подать, он может уехать с вашей помощью.
Вальдес только мотает головой, слова застревают в горле. Если дать сбежать Руппи, то помочь Олафу уже не получится. И тогда все станет не важно.

Это был вечер отчаяния, пронзительной искренности, сердечной близости и к утру Вальдес знал, что не отдаст им Олафа без борьбы. Гонец из Кэнналоэ сказал, пощаду могут получить только пленные, которые являются близкой роднёй поднявшим райос. Кто считается близкими родственниками?
Отцы, братья, супруги, сыновья.
У дрикса точно нет родни среди марикьяре. Супруги? Могут ли они с Олафом стать супругами? Размышляя над этим вопросом, Вальдес разговорился с Райнштайнером и барон вспомнил, что во времена когда возникли законы марикьяре и клятвы райос, что-то такое было. Морской союз это называлось, так ведь? Моряки, проводившие всю жизнь вдали от суши, могли обменяться клятвами, это приравнивалось к родству. Как его заключить? Совершить ритуал: принести обеты и либо соединить кровь, либо разделить ложе. Тогда Вальдесу впервые за последние два дня стало легче дышать: можно просто резануть ладонь, дать клятву, и Олаф останется жив, останется с ним?

Следующее сражение за Олафа было с Альмейдой.
- Рамон, ты знал, что господин Кальдмеер когда не плывет жечь Хексберг, очень приятный в общении человек? Я жил с ним месяцы под одной крышей и нахожу, что он идеальный спутник жизни для меня. Любит и знает море, с ним интересно поговорить, он терпелив как ангел создателев. Кальдмеер меня полностью устраивает как товарищ и сосед.
- И как любовник? - Зло спрашивает Альмейда.
- Брось, у меня нечеловеческие вкусы, - Вальдес подмигивает и его глаза на мгновение вспыхивают синими искрами. - И то, что Кальдмеер не ревнивый тоже будет очень кстати! Я определённо хотел бы чтобы он остался жить со мной. Если для этого надо предложить ему браслет, я готов!
- Бешеный, лучше заткнись, пока я в тебя чем-нибудь не запустил!
- Но, Рамон, подумай сам…
Этот бой он выиграл. Альмейда чуть не размазал Вальдеса по стенке, когда понял, что тот не шутит, вжал его так, что он не мог вдохнуть, но согласился обсудить предложение с бородатым законником из Кэнналоэ.

Следующий раунд был тяжелее. Кэнналиец признал, что морской союз является законным для марикьяре, что супруг и его слуги будут защищены от гнева райос. Но категорически отверг возможность принесения клятвы на крови - они кровные враги, обмен кровью не годится.

Альмейда хищно улыбнулся:
- А знаешь что, Вальдес? Это и к лучшему. Хочешь поиграть в женитьбу? Хорошо, так слушай: должна быть обязательная консумация брака. Кальдмеер не сможет получить жизнь, свободу и прощение за просто так. Пусть хотя бы ноги раздвинет.
- А мы на это посмотрим! - хохотнул Берлинга.
- Точно! Публичная консумация!
- Нам демонстрировать свою неземную любовь на капитанском мостике? На балконе? Может, на площади, чтобы все желающие могли прийти посмотреть? - огрызнулся Вальдес.
- Достаточно будет твоей спальни. Присутствовать буду я, Аларкон и вице-адмиралы, кто захочет.
- То есть ВСЕ вице-адмиралы! - Зло подытожил Вальдес.
- Да кто ж пропустит такое зрелище!
- Ну вы и сволочи!
- Ты потом ещё спасибо скажешь, это единственный твой шанс переспать с Кальдмеером. Первая и последняя брачная ночь, во имя кесарии Дриксен! Больше он тебе никогда не даст.
- А с чего вы взяли, что давать будет он, а не я? - Вальдес игриво взмахнул ресницами.
- Он же дрикс! у него не встанет на марикьяре и бергера!
- У него в принципе не встанет на мужика!
- У него в принципе не встанет!
Они заливаются злым хохотом.

Осталось убедить Олафа принять предложение. Это не похоже ни на романтичные признания, которыми одаривают барышень, ни на деловые сделки с родителями невест. Вальдес говорит горько, яростно и искренне. Это единственный шанс спасти Руппи. Это единственный шанс спасти Олафа.
Кальдмеер бледнеет и садится в кресло обхватив ладонями виски.
- Я должен написать в Дриксен. - говорит он, наконец, мёртвым голосом.
- Зачем? Вам ведь никогда не разрешат подобного?
- О! - Невесело усмехается Кальдмеер - Не только разрешат, но и потребуют. Штарквинды сделают всё чтобы вернуть Руперта, а партия Фридриха будет в восторге от того, что я стану фрошерской подстилкой.
- Не говорите так! Я не притронусь к Вам более чем нужно для того, чтоб нас оставили в покое!
- Ещё и наблюдателя пришлют чтоб потом рассказал в Эйнрехте, как прошла моя брачная ночь. По крайней мере, к тому моменту, как притронетесь, я уже не буду адмиралом цур зее. И вероятно подданым кесарии тоже.

Олаф не ошибся почти ни в чём, ответным письмом из кесарии ему дают приказ заключить союз и отправить бывшего адъютанта на родину, а также лишают имущества и титула. Звание адмирала и подданство кесарии он должен сложить с себя после церемонии, когда его «слуги» пересекут границу с Дриксен. Тем вечером Олаф долго смотрит в огонь, и Вальдес садится рядом, осторожно гладя его по руке.

Сегодня им предстоит последнее сражение. Вальдес распорядился, чтобы к балдахину кровати повесили белые занавеси, достаточно прозрачные, чтобы были видны силуэты, достаточно плотные чтобы скрыть всё остальное.
Сама церемония проходит коротко и шумно в одном из залов адмиралтейства. Вальдес видит, как плохо Олафу, и просто хочет, чтобы этот день скорее закончился. Завтра им конечно всё ещё придётся выслушивать шуточки и смешки за спиной, но это чувство острого стыда останется в прошлом. Никто не виноват, что это единственный способ спастись.

В дом Вальдеса они заходят в окружении шумной толпы, в спальню с ними идут лишь несколько человек. Посланник из Дриксен, которого предсказывал Олаф, и Руппи остаются за дверью. Марикьяре разочарованы занавесями над постелью, и Вальдес шутливо разводит руками, мол, поймите и меня. Они с Олафом отгораживаются зыбкой тканью от всего мира.

По ту сторону - пьяный гомон, разговоры, смех. С этой стороны - бледное лицо Олафа, со складкой боли между бровей, его потухшие глаза и напряженные плечи.
- Ещё немного, и избавимся от них, обещаю, - шепчет Вальдес. - Ты готов, сможешь, как договаривались?
Олаф лежит на спине, он морщится и кивает. Вальдес скрывает свою тревогу и лишь мысленно взывает, чтобы у Олафа получилось, иначе… Вальдесу придётся перевернуть Олафа и взять его как жену. Вальдес боится, что это убьёт Кальдмеера, но эшафот, ещё не разобранный на площади, убьёт его ещё вернее. У Олафа должно получиться.

Не хочется раздеваться, не хочется пятнать друг друга прикосновениями, которые никому из них не нужны, и Вальдес предлагает оставить рубашки. Под подол можно не смотреть, и не видеть, как двигается рука.
- Я сяду на тебя лишь в последний момент, скажи когда, - шепчет Вальдес, и через несколько минут Олаф напряжённо выдыхает:
-Ротгер!
Вальдес перекинув колено через бедра Олафа в несколько осторожных попыток опускается на него. За занавесями звучит одобрительный гул и улюлюкание, но это неважно, они почти справились. Олаф откидывает голову, тихо, коротко стонет, и у Вальдеса гора падает с плеч. Себя до разрядки Вальдес доводит уже совершенно бездумно. Кальдмеер съёживается на постели, закрыв лицо сгибом руки, и Вальдес гладит его по плечу.
- Всё, пойду выгонять их.

Натянув самую беспечную улыбку он, выныривает из белого укрытия занавесей и нарочито довольно демонстрирует себя.
- Господа, остались ещё вопросы? Если нет, прошу нас поздравить и извольте валить отсюда!

Около месяца Кальдмеер не выходил из дома, прячась от насмешек и сплетен, но теперь, когда вице-адмиралы и их команды отбыли на Марикьяру, Вальдес наконец уговорил Олафа сходить к морю. Они гуляют в порту, вокруг стоит обычная морская суета, детвора оживленно болтает и разглядывает их.

Мальчишка лет шести звонким голоском неожиданно спрашивает:
- А вы тот самый дрикс, которого как мой папа говорит, вице-адмирал Вальдес …
Вальдес замирает от злости, если сейчас он услышит … которого Вальдес взял в жены, которого Вальдес валяет по ночам, которого Вальдес сделал своей подстилкой - мальчишка сегодня же станет сиротой.
- Которого вице-адмирал Вальдес полюбил всей душой вопреки всему? - Мальчишка распахнув глаза смотрит на них с детским любопытством.
- Да, это тот самый дрикс, адмирал цур зее Олаф Кальдмеер. - Твердо отвечает Вальдес и с теплом смотрит на Олафа. Тот поворачивает к нему своё лицо, самое дорогое на свете, и в его глазах отражаются блики солнца.

Отредактировано (2023-11-23 14:07:54)

Анон · 2023-11-22 22:23:18

122. Классический омегаверс с Диком-омегой, которого впервые накрыло течкой в особняке Алвы, а Алва — альфа, но внизапна! он ведёт себя порядочно: просвещает Дика про особенности анатомии и физиологии, утешает, успокаивает феромонами и мурлычет над ним. И они так и не поебались.

▼1170⬍

Если бы можно было слиться с каменной стеной, он бы слился. Или забрался бы в сундук в гардеробной и лежал там несколько дней, пока сумасшествие не прошло бы. Вот только оно все не проходило.

В паху зудело и мокло, хотелось просто до дрожи в пальцах. Дик не знал, что делать, не знал, как вести себя и предпочел не знать бы и дальше. Оказалось то, что мучило его в Лаик было только слабым подобием предстоящего.

Запах тянул его в кабинет. Дик знал, что этого не может быть, но оттуда пахло счастьем: морозное утро и листья мелкой дикой смородины. Горсть лесной малины и роса по утру.

Алва, встретив его на пороге, берет за плечи и отодвигает от себя.

- Вы знаете, что с вами?

Дикон не уверен:

- Это греховная страсть?... - Он едва стоит, операясь на ладони эра, его влечет и манит, он больше не может сопротивляться. Непослушными губами Дикон признается, - Я больше не могу, эр Рокэ. Я знаю... Знаю, что вы можете это прекратить.

Рокэ пахнет домом. Не тем выстылым Надорским замком, каким он стал после смерти отца, нет, но счастьем и детством. Найденным в окрестных скалах гнездом куропаток с маленькими едва оперившимися птенцами. Солнечным днем и мокрой травой.

- Прекратить не могу, но могу помочь. Зайдите.

Дик стоит и смотрит в камин, пока Рокэ готовит что-то на походной горелке. Строгий голос эра приводит в чувство:

- Что вы делаете?

Ричард замирает на полудвижении: он уже снял колет и принялся за завязки штанов. У Ричарда нет объяснения. Он понятия не имеет.

- Я... Я не знаю! Мне дурно. Так уже было в Лаик, но не так сильно...

- Я вижу. Ладно. Ничего страшного. Сядь и положи руки на колени. Нет. На подлокотники кресла.

Ричард делает как велено, о, как же хорошо, наконец довериться.
Закончив с отваром, эр ведет его в спальню и укладывает на свою кровать. Ричарду страшно, но разве не за этим он пришел сюда?

Алва снимает с него штаны, и Дик разводит ноги в стороны. Скорее бы. Но кожи на бедрах касается ледяная ткань, Ричард готов завыть.

Рокэ обтирает его изнывающую промежность холодной водой, Дику плохо, зябко, он съеживается под осторожными обжигающими прикосновениями, а сердце ликует: пожалуйста продолжай. Спаси меня от этого греха, не дай поддаться, избавь от этого жара так или иначе.

Вода со льдом немного помогает, но стоит заботливым рукам отстраниться, как Дик разводит ноги, сгибает в коленях и тянется сведенными пальцами между ног, запуская в себя, заполнить, имитируя такой нужный сейчас контакт.

- Карьярра.

Тихий смешок и запястье Дика перехватывают крепкие пальцы. Рокэ подносит к лицу руку, которую Дик только что толкал себе в лоно и... Целует пальцы? Ричард пытается отнять руку, но Рокэ отдает не сразу.

- Это помогло? В Лаик это тебе помогло?

- Нет... - соображать тяжело. О чем он спрашивает? - Я не осмелился...

- А что помогло? - настаивает Рокэ.

Дикон рассказывает. Он разбил часы, насыпал на пол в углу кельи песок из них и стоял коленями. Боль приводила в чувство и отпугивала греховные мысли.

Ему чудится тяжелый вздох:

- Бедный мой.

Лба касается влажная ткань. Чистой теплой водой Рокэ обтирает ему лицо и ладони.

Дику легче и теперь ему стыдно.

- Простите, меня, простите...

Алва обнимает его, устраивая у себя на груди и какое же нужное сейчас это объятие. Алва начинает тихо рассказывать:

- В том, что ты чувствуешь нет ничего ужасного, Дикон. Ты не должен просить прощения. В любви нет греха, в желании нет греха, если есть согласие обоих...

Он много говорит, рассказывает, что с Ричардом происходит и как теперь быть, что следует делать, чтобы не допустить впредь такого сильного приступа, Дикон силится запомнить все, а Алва, поняв, что сейчас ему трудно сосредоточиться, обещает позже рассказать еще раз. Его слова и рассказ немного успокаивают, только вот пальцы Дика сами собой тянутся к воротнику рубашки: развязать, стянуть одежду, голой кожей вжаться в такого желанного, такого горячего Рокэ, а его руки в волосах Ричарда, сами того не желая, пускают по телу нервную дрожь предвкушения.

- Потерпи, немного еще потерпи, - просит Рокэ. Он сидит рядом и дует на чашку, остужая отвар. Губ Дика касается фарфоровый бок, напиток горчит, но он теплый, а горло совсем пересохло и Ричард жадно пьет, доверившись.

Алва снова ложится ближе, чуть приподнимает и направляет голову Ричарда, уткнув его носом себе в сгиб шеи и линии челюсти.

- Вот так. Ты молодец, Дикон, ты прекрасно справляешься.

После теплого пряного отвара в голове немного проясняется, уже не так жжет между ног, но Алва отстраняется и без его запаха Дик чувствует себя как будто брошенным, одиноким и самым несчастным на свете. Дикон сжимает зубы, чтобы не хныкать, чтобы не умолять убийцу отца снова обнять его, погладить по щеке, обещая, что все будет хорошо, обещая, что Ричард справится с этим греховным, животным приступом.

Сев на постели Алва снимает рубашку с себя, а потом и с Ричарда. Дикон не очень понимает зачем тогда Рокэ поил его нежной горечью, но пусть, Дик согласен, пусть, пусть стянет штаны, забросит ноги Ричарда себе на плечи и войдет, прекращая пытку, о, он будет жалеть потом, он возненавидит себя или даже убьет, но это все будет потом.

- Эр Рокэ, пожалуйста, - просит Дик, забыв о гордости и чести, - пожалуйста возьмите меня, я хочу...

Наклонившись к нему, Рокэ снова дает вдохнуть свой запах, жадно нюхать себя за ухом, свои волосы и у основания шеи.

- Держитесь, Ричард, держитесь. - повторяет Рокэ ласковым тоном и Дик немного расслабляется в его руках, влекомый нежностью и предвкушением.

Но, как оказывается, Алва раздевал его не для этого: он надевает на Дика свою рубашку, пахнущую им рубашку. Она чуть велика, но это даже хорошо, Рокэ кутает в нее Дика, будто пеленает, обнимает и качает в объятиях, снова гладя его пылающий лоб, шепчет успокаивающе "Спите, Ричард, спите" и хвалит снова, сыплет нежностями, и от этого Ричард почти засыпает, плавая на волнах блаженства. Жар в паху утихает, чресла больше не ноют, прося вторжения, это отвар и запах Рокэ убаюкивают его наконец.

Ричард просыпается через час или два, Рокэ все еще сидит с ним, гладит лоб и по волосам, держит руку на плече, от этого молчаливого "я здесь, я не уйду, я с тобой" Дик снова млеет, расслабляясь в его чутких руках.

Второй раз Ричард просыпается в темноте, Алва лежит к нему спиной, Дику холодно и не хватает объятия, подобравшись ближе, он утыкается носом Алве в шею. Кожа у него холодная и влажная, его мелко трясет и Дику становится тревожно:

- Эр Рокэ?

- Все в порядке, - быстро и хрипло отвечает Рокэ, - Спи, прошу тебя спи.

Закрыв глаза, Ричард обнимает его, вновь засыпая, сквозь дрему чувствуя, как Алва, развернувшись, крепко обнимает в ответ. Его еще трясет, но скоро он, странно но не сильно дернувшись, замирает и опять наступает блаженная тишина.

Третий раз Дикон просыпается под утро, он лежит на плече у Рокэ, а за окном занимается рассвет. Приподняв бровь Алва интересуется:

- Вам легче?

Конечно он видит, что Дику легче, что тот больше не трогает себя не в силах сопротивляться инстинктам, и не трется промежностью об его колени, как безумный, но Дик прячет взгляд, вжимается ему в плечо и трясет головой: нет! Только не выгоняй сейчас, не лишай меня этой безмятежности, позволь побыть еще немного с тобой, твоим.

Рокэ понимает. Он обнимает Ричарда снова, запускает пальцы ему в волосы, осторожно поглаживая у виска.

- Спите, юноша.

Отредактировано (2023-11-23 12:53:15)

Анон · 2023-11-22 22:54:32

Анон пишет:

64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон

▼Часть 1/?, около 1400 слов⬍

Дом встретил их теплом, запахом испеченного хлеба, уютным скрипом половиц под ногами. Таковы все дома, по любую сторону границы. Тем удивительнее было после страшного боя, в котором сгинул Западный флот, на чужом, враждебном берегу вдруг на миг почувствовать себя дома, в безопасности.

— Сейчас вас разместят, — бросил взявший их в плен фельпец — если Олаф верно понял по его выговору, — и скрылся в комнатах, выкликая прислугу. Оставлять их одних, обезоруженных, но не связанных, он, судя по всему, не боялся. Да и куда им было бежать, даже если бы они могли?

— Нужно попросить врача, — стуча зубами от холода, сказал Руппи.

Олаф только кивнул, привалился тяжело к стене. Можно было бы сесть, но он не уверен был, сможет ли потом подняться без посторонней помощи. В голове мутилось, мелкой серой порошей мелькали перед глазами точки. По почерневшему от воды шерстяному сукну мундира расплывалось горячее, пахнущее металлом пятно, его было почти не видно. И хорошо, не стоило волновать Руппи.
Тот и так уже успел совершить то, за что Олаф не мог простить себя, но и не мог упрекнуть его. Забрал с гибнущей Ноордкроне своего раненого, не успевшего прийти в сознание после удара адмирала. И сдался. Что было удивительно, ведь пожаром рдеющий на мачтах талигойцев райос обещал бой без пощады.

— Кого ты привел? Раненых? Дриксов? — вдалеке послышались шаги, удивленный голос затих, раздался смех.

Олаф выпрямился как мог, прикусил щеку, чтобы укол боли на миг разогнал подступающую темноту. Ему нельзя было показать слабости, никак нельзя.

— Я не знал, куда их, — будто оправдывался давешний фельпец. — Не в крепость же? Одному нужна помощь. Если только после перевязки...

— Луиджи, — ласково произнес высокий марикьяре, в изорванной и запятнанной кровью матросской куртке, появляясь в дверях, — ты первый раз ходишь под райос, и может, не знаешь законов, но...

Он замолчал на полуслове, остановившись взглядом на пленных. Большие черные глаза удивленно расширились, он выпустил плечо фельпца, которого держал, увлекая за собой, будто в недоумении, встрепал свою и так буйную шевелюру.

— Вот так дела! — воскликнул он громко. — Ты не помнишь, тебя не целовали найери? Такой подарок выловить из моря! А я уж было хотел послать кого-нибудь за пистолетами...

Олаф молчал, стоял неподвижно, только щека, стянутая старым шрамом, едва заметно дергалась, выдавая напряжение. Рядом порывисто вздохнул Руппи, сообразив, как именно незнакомец собирался решить проблему ненужных пленных.

— Ах, я не представился! — оскалился в улыбке марикьяре, и было не понять, радостная она или злая. — Вице-адмирал Ротгер Вальдес.

— Адмирал цур зее Олаф Кальдмеер, — на то, чтобы сказать это, едва хватило дыхания. Олаф хотел еще поблагодарить за то, что их оставили в живых — не за себя, за Руппи, — но сил уже не хватило. Мир по бокам потемнел, оставив лишь лицо Вальдеса, потом исчезло и оно.

Перед тем, как неловко упасть, Олаф успел подумать, что попасть в плен к Вальдесу, Бешеному, о котором среди моряков Дриксен ходило немало страшных легенд, было той еще шуткой судьбы.

Очнулся он от того, что плечо резануло пульсирующей, горячей болью. Дернулся, попытавшись сесть, но тут же кто-то тяжело навалился сверху, не давая шевелиться.

— Тихо, тихо, — добавили еще несколько ругательств на кэналлийском, — лежите, нужно достать осколки.

Сморгнув невольные слезы, Олаф увидел, что над ним, лежащим на скамье, нависают трое. Незнакомый седой мужчина в кожаном фартуке хирурга деловито срезал с него мундир, и Олаф очнулся от того, что кусок сукна оторвали от раны. Тут же был Руппи, испуганный, хмурящийся от беспокойства, но крепко держащий Олафа за здоровое плечо. И Вальдес, смотревший сейчас в лицо Олафу со странной смесью удивления и любопытства.

— Осторожно отведите руки, нужно полностью срезать мундир, иначе я могу пропустить еще раны, — скомандовал врач, и Олаф лишь бессильно прикрыл глаза и в безнадежном ожидании непоправимого затаил дыхание.

Большие кривые ножницы, которыми пользуются врачи в таких случаях, скользнули холодным металлом по телу, разрезая сперва толстую ткань мундира, потом льняную рубашку. Когда они лохмотьями опали на пол, врач остановился на миг, уточнил:

— Когда была наложена эта повязка, вы не знаете? — а затем разрезал плотные бинты, стягивающие грудь.

Олафу показалось, что он слышит удары своего сердца — один, второй, третий, — они гулко раздавались в наступившей тишине.

Вальдес отмер первым, присвистнул: — Вы умеете удивлять, господин... госпожа адмирал. И я не могу сказать, что это неприятный сюрприз. Видимо, везет не только Джильди...

Неловко кашлянул врач, замешкался, но Вальдес приказал ему: — Мэтр, продолжайте, и думаю, позже стоит проверить, нет ли ранений ниже.

Олаф распахнул глаза, тут же столкнувшись взглядом с Руппи. Белым, как мел. Губы у него подрагивали, будто он хотел что-то сказать, но в итоге он лишь всхлипнул, глупо, по-детски.

— Отставить, — рявкнул Вальдес, да так, что звякнуло стекло в масляной лампе. — Держите плечо, от боли он может дернуться.
Врач щипцами, один за другим, достал из плеча с дюжину осколков. Кажется, Олаф терял сознание от жгучей боли, несколько раз, когда инструмент проникал в рану, чтобы подцепить новый кусочек металла. В конце врач туго перебинтовал плечо и заставил Олафа выпить маковой настойки.

— Я рекомендую сон, легкую пищу, и через сутки необходимо сменить повязку, — сказал он, собирая свои инструменты в деревянный чемоданчик.

— Да, будьте так любезны прийти завтра в это время, — Вальдес, сам помогавший врачу все время обработки раны, поднялся, задумчиво и неторопливо скользя взглядом по телу Олафа, единственной одеждой которого теперь были бинты на плече. По телу, не оставлявшему сомнений в том, что оно отнюдь не было мужским. — И я очень надеюсь, что об увиденном здесь будут знать только присутствующие, — он обернулся к врачу, и Олаф успел заметить на его лице широкую улыбку.

— Конечно-конечно, — торопливо и испуганно закивал головой тот. — Это не моя тайна.

Когда Вальдес вышел, провожая врача, Руппи, до этого неслышной тенью бывший рядом, сжал ладонь Олафа, опускаясь на колени рядом с лавкой.

— Мой адмирал, простите меня, — до него, видимо, дошло, что некоторые тайны лучше было бы унести с собой на дно моря. И что может быть участь страшнее, чем гибель на мостике гибнущего в огне корабля.

Олаф лишь слабо сжал его ладонь, надеясь, что он поймет — ни в чем из того, что будет, он не виноват.

Олаф Кальдмеер забылся тяжелым лекарственным сном на втором этаже дома Вальдеса, в чистой постели, одетый совместными усилиями Вальдеса и адъютанта адмирала цур зее, Руппи, в длинную рубашку, сообразную его, точнее, ее, полу. Руппи, на поверку оказавшийся аж целым фок Фельсенбургом, Вальдес в приказном порядке отправил лечить нервы вином в компании Луиджи, объяснив, что до обеда тревожить Кальдмеера не следует. Сам же Вальдес, пребывающий в наилучшем настроении, отправился в адмиралтейство.

— Рамэ, — сказал он грустно, но с затаенной в уголках губ улыбкой, входя в кабинет первого адмирала. — Я пришел к тебе в гости с подарком. И надеюсь, что ты вспомнишь заветы предков и не откажешься одарить и гостя.

— Ротгер, — Рамон Альмейда вздохнул устало, будто недовольно, но это был всего лишь их обычный ритуал. — Ты это сейчас о том, что вчера выжил, и мне не нужно теперь спасаться бегством от праведного гнева твоей тетушки? — на суровом, будто вырубленном из скалы лице лишь глаза мягко улыбались.

— Лучше, — Вальдес упал в кресло для посетителей. — У меня есть интересный пленный.

Альмейда недоуменно нахмурился: — Настолько интересный, что ты под райос вообще кого-то взял в плен?

— Это Луиджи постарался, — пожал плечами Вальдес. — Нежное создание, местами блаженное... Фельпец, что с него взять.

Альмейда хмыкнул понимающе, отодвинул от себя недописанный лист, от которого его оторвал приход Вальдеса.

— Их милостью в крепости уже есть с десяток пленных. Думаю, можно будет ближе к Зимнему Излому повесить. Они знали, на что шли, когда мы подняли райос.

— Вот с повесить... — Вальдес глянул на Альмейду искоса.

— Что? — удивился тот.

— Граф фок Фельсенбург собственной персоной, родич кесаря, будет украшением виселицы, как считаешь?

Альмейда тяжело поднялся из-за стола, прошелся по комнате. На лице его видны были тяжелые раздумья. Долг чести, долг крови требовал одного, но были и соображения о выгоде, которую мог принести Талигу такой пленник.

— Хорошо, отправь его ко мне, на переговорах он может быть ценной ставкой, — наконец вынес вердикт Альмейда.

Вальдес, до того с неуловимой улыбкой следивший за его метаниями, искусственно-жалобно вздохнул.

— Ну, что еще? — Альмейда подошел к креслу Вальдеса, заглянул в лицо другу.

— Ты не поверишь, Рамэ, я влюбился. А она... А она... — он сделал луками какой-то замысловатый жест, долженствующий показать всю непреодолимую силу обстоятельство, мешающую ему воссоединиться с объектом своей страсти.

— Во-первых, не поверю, что ты можешь влюбиться, — усмехнулся Альмейда. — А во-вторых, при чем тут я? Неужто надо представить тебя какой-то юной доре?

— Она в числе пленных, была переодета в мужское платье, — раскрыл карты Вальдес.

Менее озадаченным выглядеть Альмейда не стал.

— Забавная история, но что с того? Тебе нужно выписать особый пропуск в крепость? Или хочешь развлечься с ней дома? Бери, не забудь только вернуть к Излому.

Анон · 2023-11-23 22:34:39

Анон пишет:

110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора

часть 1 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14110412
часть 2 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14114392
часть 3 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14117121
часть 4 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14132958

Часть 5/???
747 слов

▼Скрытый текст⬍

9.
Турнир удался на славу – и как спортивная тренировка, и как интригующее событие. Во-первых, Арно и Валентин, молниеносно и в сухую продувшие два сета, отыгрались в двух следующих, так что пятый последний стал совсем напряжённым. Арно метался по их половине корта как молодой жеребец, колотил ракеткой с утроенной силой – что иногда приводило к удручающим последствиям в виде очевидных аутов и даже нескольких потерянных в кустах мечей. Старшие братья не сдавались, и борьба шла настолько всерьёз, что в какой-то момент Алва даже поймал словно растерянный взгляд Валентина. Внешне герцог Придд был единственным, кто оставался спокойным и невозмутимым, его движения ничуть не утратили изысканности и аристократической плавности – даже в те моменты, когда на мгновение становились молниеносно-резкими: в момент взмаха ракетки и сильного, внятного удара. Однако этот мимолётный взгляд сказал Алве многое: кажется, до того момента, молодой человек и не понимал, что вокруг него вьётся не только охваченная детективным азартом мать семейства, но и само семейство в лице всех трёх его представителей мужского пола водит какие-то ритуальные пляски всерьёз и по-настоящему. Рокэ даже задумался, а так ли правы они были, сбросив со счетов Эмиля – уж слишком средний Савиньяк усердствовал на корте. Это можно было бы списать на простой азарт, если бы не те странные взгляды, которыми он сопровождал каждый свой удар – и, самое главное, то, как принимает его молодой Придд.

В общем, тут было о чём подумать.

Погода словно разделяла мысли Алвы, который мрачнел всё больше и больше: стали сгущаться тучи, издали отчётливо доносились удары грома. Гроза приближалась со всей очевидностью.

Валентин, откровенно рисуясь, забил решающий мяч, невдалеке сверкнула молния. Рокэ, смотревший в этот момент на Лионеля, вздрогнул: ему почудился отсвет какого-то неземного пламени в глазах друга. Алва моргнул, и наваждение исчезло.

— Бежим! — воскликнул Эмиль, хохоча. Он схватил Рокэ за руку и потащил в сторону дома. В дальней части сада уже бушевал ливень.

Лионель подхватил мать, Арно и Валентин помчались следом, дурашливо пытаясь прикрыться от догоняющей их стихии ракетками.

Смеясь, они все вместе взбежали на крыльцо – Арлетта непривычно раскраснелась, глаза сияли – потом нарочито потолкались в дверях и отправились было каждый к себе: возможно, принять ванну, благо горячей воды в этом доме всегда было достаточно, согреться, переодеться и спуститься к обеду.

— А вы исполнили своё обещание, Валентин, — раздался голос Лионеля, и все замерли, чувствуя, как вокруг снова наползает то странное ощущение, которое каждый из них почувствовал на корте. — Именно вам принадлежит последний мяч, значит, победа ваша. Никто не удостоится чести получить из ваших рук – кстати, что именно должен был бы получить победитель?

Валентин медленно стянул с головы странного вида повязку, которая удерживала его волосы во время игры. Встряхнул её, расправляя. И повернулся к Арлетте, сохраняя свой великолепный надменно-равнодушный вид, который не портила даже лужа, которая успела натечь рядом с ним, как и со всеми прочими участниками веселья под дождём.

— Сударыня, — сказал герцог Придд, а потом был вынужден остановиться на несколько мгновений, чтобы переждать раскат грома. — Сударыня, для меня было великой честью использовать ваш шарф. Полагаю, что именно он принёс мне победу. С благодарностью возвращаю его законной владелице.

Арлетта протянула руку, а Алва готов был поклясться, что такой смеси растерянности, удивления, восхищения и возмущения на лице Лионеля он не видел до этого мгновения никогда.

10.
Графиня Савиньяк сидела в столовой, дожидаясь, пока к обеду выйдут остальные. Если любовь герцога Придда к водным процедурам была известным и уже давно никого не удивляющим фактом, то почему задерживается Рокэ, способный привести себя в порядок по-армейски быстро, было совершенно непонятно. Арлетта дала себе зарок подождать ещё несколько минут и решительно отправиться к нему в спальню, но тут герцог Алва явился перед ней собственной персоной. Волосы, всё ещё влажные, падали на плечи небрежными локонами, но Арлетте было не до любования его красотой.

— Что это вообще было?

— Почему ты дала ему шарф, зная об условии Лионеля?

Два вопроса прозвучали одновременно, и говорившие уставились друг на друга.

— Он взял его в прошлый приезд, — сказала наконец Арлетта.

— Вот как? — Рокэ изогнул бровь так вопросительно, что можно было подумать, будто он именно графиню подозревает в каком-то недостойном поведении.

— Да, вот так! — Арлетта была почти раздражена. — У него тогда заболевало горло, и я одолжила ему шарф.

Алва побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

— Но ты видела, какое лицо было у Лионеля? — спросил он вдруг, и Арлетта покатилась со смеху, вспомнив, какую гамму эмоций выражали черты старшего сына.

Когда спустя несколько минут Савиньяки и герцог Придд наконец спустились в столовую – причем на шее Валентина алел свежий засос – Арлетта и Рокэ безуспешно пытались прекратить хохотать. Они делали это так заразительно, что вскоре все пришедшие к ним присоединились, даже Валентин искренне и тепло улыбался.

Гроза миновала.

Анон · 2023-11-24 17:50:04

Анон пишет:

110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора

часть 1 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14110412
часть 2 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14114392
часть 3 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14117121
часть 4 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14132958
часть 5 https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p14170447

Часть 6/6

Спасибо анонам, которые говорили про Арлетту-Холмса и Алву-Ватсона
Это помогло назвать текст "Это элементарно, Алва!"
Да, банально. Но прикольно
Объясняю это потому, чтобы не было удивления внезапно вылезшему слово "элементарно" в тексте.

917 слов

▼Скрытый текст⬍

11.
— Может быть, уже скажем им? — Савиньяк выцеловывал длинную белую шею, время от времени легко прикусывая, от чего герцог Придд издавал такие сладкие стоны, что не было никакой возможности остановиться и спуститься наконец к ужину.

— Ты думаешь, они не в курсе? — Валентин смотрел удивленно и расфокусированно, взгляд откровенно плыл, так что Савиньяк решительно вернулся к своему занятию.

На ужин они, предсказуемо, опоздали.

За столом сидело всё семейство, оба брата буравили их откровенно недовольными взглядами, Рокэ бессовестно давился смехом, а Арлетта метнула такой взгляд, будто они только что её лично чем-то смертельно оскорбили.

— Первое впечатление всегда самое верное, — сказал Лионель, покручивая в пальцах чайную ложечку.

— И второе, кстати, тоже, — поддержал его Эмиль.

— Может, присядете уже? — Рокэ лучился радушием и ехидством в равных долях.

— Вы же не думаете, — герцог Придд ни на мгновение не растерял своего ледяного равнодушия, — что кто-либо из нас был бы столь неосторожен, чтобы совершить действия, которые помешали бы другому спокойно насладиться ужином сидя?

Эмиль, ровно в этот момент сделавший глоток вина из фужера, в котором старинный алатский хрусталь сочетался с витиеватой серебряной окантовкой — некогда Лионелю пришла в голову подобная эклектическая мысль, и Рябиновая усадьба получила подобный обновлённый серебром сервиз и фужеры — закашлялся, и старший брат, не меняя ледяного выражения лица, от души приложил его ладонью по спине.

Арлетта бросила на них рассеянный взгляд, а потом спросила:

— Вы разыгрывали меня все вместе? Или, — она перевела взгляд на Алву, — только ты?

Тот покаянно развёл руками, и Арлетта стукнула его по пальцам тяжёлой льняной салфеткой.

— Но должен сказать, — Рокэ поспешил дополнить свою пантомиму, — что уединяться с тобой в кустах или запираться в эркере было страсть как увлекательно.

— Да прекрати ты уже пить! — взорвался Лионель, опять стукнув вновь подавившегося Эмиля по спине. — Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?

— А что значила твоя фраза про первое впечатление? — перехватил инициативу Рокэ, и Лионель покорно ответил:

— Мы с Эмилем давно спорили, обратил ли герцог Придд свой сиятельный взор на этого раздолбая или всё же нет. Я говорил, что даже у идеальных статуй могут быть свои недостатки, Эмиль поддерживал меня по сути, но считал, что Арно тут не при чём. Однажды даже оказалось, что он был уверен, что я пытаюсь отвести подозрения от себя.

Валентин сел в кресло и закинул ногу на ногу. Арно прошествовал к балконной двери, достал портсигар с извивающимся осьминогом на крышке – он недобро поблескивал на всех красными рубиновыми глазами с золотой окантовкой – и закурил.

— Вы переделывали портсигар? — спросил Рокэ внезапно севшим голосом.

— Да.

— Я… я так и думал.

— Джастин вставил в крышку сапфиры, но…

Алва властно махнул рукой, и Валентин замолчал.

— Ну, —преувеличенно бодро сказал Лионель после затянувшейся паузы, — может быть, приступим, наконец, к ужину?

На правах хозяина дома он вооружился ножами и разделал поданного фазана. За столом по-прежнему висело молчание, постепенно становясь из странного привычно дружелюбным. Арлетта цедила шадди, Эмиль наконец-то спокойно воздавал должное красному вину. Валентин смотрел куда-то в сторону, Алва сосредоточенно разглядывал собственный герцогский перстень, но всем было очевидно, что они вспоминают одного и того же человека.

Арно докурил, зачем-то снова открыл портсигар, а потом преувеличенно громко захлопнул крышку. Этот звук будто пробудил всех обратно к жизни, и за столом снова возник было разговор, который снова перебил Лионель, повторив свой вопрос:

— Может быть, мне всё же объяснят, что это было?

Пока Алва излагал историю их с Арлеттой детективного расследования, брови Валентина взлетали всё выше и выше, а Арно откровенно давился от хохота.

— Не понимаю, чему вы удивляетесь, герцог! — Алва завершил рассказ и сразу перешёл в наступление. — За одно ваше кокетство в окне следовало бы присвоить вам статус сердцееда-интригана.

— Дело в том, — сказал Валентин, и его обычно равнодушные глаза откровенно смеялись, — что Арно в своё время наплёл мне изумительную историю. Мол, граф Савиньяк столь неравнодушен к теннису, что не терпит, если хоть кто-то относится к нему хоть немного несерьёзно. Я лишь поддержал тот тон, который показался мне уместным и позволяющим не выказать никакого небрежения к столь любимой графом игре. Мне показалось, что лучше позволить себе пройти по грани флирта, чем обидеть человека, если он относится к чему-то так серьёзно, пусть даже мне неизвестна причина подобного отношения.

— Причина подобного отношения, — сказала Арлетта, стискивая салфетку чуть сильнее, чем того требовала ситуация, — кроется в том, что Лионель учился играть в теннис с отцом. С тех пор он действительно слишком серьёзно относится к этой игре.

Валентин пошёл некрасивыми красными пятнами, а Арно порывисто вскочил и подбежал к брату.

— Я не знал! — выпалил он, стиснув спинку его кресла. — Я думал, это просто твоя очередная блажь, над которой можно знатно позабавиться!

Лионель поднял руку и накрыл пальцы младшего брата своими, успокаивающе похлопал.

— Всё нормально, — сказал он, а потом улыбнулся. — Всё нормально.

Спустя некоторое время Арно вернулся на своё место, беседа постепенно потекла своим чередом, ужин снова стал приятным во всех отношениях, как и полагается быть ему в приличном и достойном доме.

И только лакированная туфля герцога Придда, ласкающая ногу сидящего рядом виконта Сэ, вносила в этот ужин свою нотку неприличия. Но, благодаря длинной скатерти, никто этого не видел. Или, по крайней мере, искусно делали вид – ведь это были очень, очень воспитанные Савиньяки, которых не портил даже откровенно хихикающий и всё замечающий герцог Рокэ Алва.

12.
— По крайней мере, — сказала Арлетта, не забывая, впрочем, изображать, что она всё ещё дуется, — это было весело.

— О, да! Кстати, а чей это на самом деле шарф? — спросил Рокэ будто невзначай, настраивая гитару.

Арлетта уставилась на него во все глаза. Алва вопросительно изогнул бровь.

— Это ты забыл год назад, — сказала она наконец.

— Я?! Сама подумай, откуда у меня может быть персиковы…

Арлетта хохотала так громко, что Рокэ даже почти не обиделся. В конце концов, всё действительно было элементарно.

Отредактировано (2023-11-24 19:03:57)

Анон · 2023-11-24 17:50:38

Бонус для тех анонов, кто хотел савиньякоприддскую полиаморию.

862 слова

▼Скрытый текст⬍

11-а.
— Может быть, уже скажем им? — Савиньяк выцеловывал длинную белую шею, время от времени легко прикусывая, от чего герцог Придд издавал такие сладкие стоны, что не было никакой возможности остановиться и спуститься наконец к ужину.

— Ты думаешь, они не в курсе? — Валентин смотрел удивленно и расфокусированно, взгляд откровенно плыл, так что Савиньяк решительно вернулся к своему занятию.

— Конечно, в курсе, — Ли выступил из-за портьеры как всегда бесшумно, но Валентин тут же отреагировал на его появление: Арно в полной мере почувствовал это бедром, в который теперь упирался уверенный стояк.

Лионель так же бесшумно прошёл через комнату, будто задумчиво провёл тыльной стороной ладони по щеке Валентина, а потом, чуть сдвинув в сторону тут же недовольно вскинувшегося Арно, вдруг опустился на колени и прижался щекой к паху Валентина. От неожиданности тот всхлипнул и попытался схватиться за край стола, так кстати оказавшегося позади него, но тут в комнате появилось третье действующее лицо. Эмиль производил гораздо больше шума, чем Лионель, но в целом его движения были плавными и нежными. Он взял руку Валентина и вплел его пальцы в слегка растрёпанный хвост Лионеля, а потом сам чуть потянул брата за волосы.

Лионель расстегнул брюки Валентина, встретив со стороны Арно самую активную помощь в этом деле, стащил их ниже вместе с бельём. Поднял голову и посмотрел на Валентина тёмным, хищным взглядом, на что тот лишь крепче взял его за волосы. Лионель усмехнулся, провёл языком по уверенно стоящему перед его лицом члену, пощекотал языком головку, потом резко и властно схватил Валентина за бёдра и наделся ртом на его член сразу до самого горла.

Тот стон, который вырвался у герцога Придда в ответ на такое невероятное нарушение личных границ не шёл ни в какое сравнение с предыдущими — и если от тех, слабых, но сладостных, у Арно лишь сладко тянуло и ёкало в паху, то сейчас его моментально вставший член требовал обратить на себя внимание.

Эмиль, одной рукой так и державший Лионеля за волосы, вторую положил на талию Валентина и занимался тем же, чем недавно Арно — выцеловывал ему шею. Лионель самозабвенно сосал, иногда выпуская член Валентина изо рта с пошлым хлюпающим звуком, иногда дразняще проводя языком по поджимающим яичкам, а потом снова заглатывая до горла. Если он и хотел бы отстраниться дальше, то не смог бы: Эмиль с Валентином держали его за волосы, и если Эмиль ещё был хоть в каком-то состоянии понимать окружающее, Валентин, судя по всему, мог только отдаваться тому дикому возбуждению, которое было разлито в комнате.

По крайней мере, Арно понимал, что сам бы на месте Валентина ни на что другое способен не был, но герцог Придд и тут его удивил. Стоило Арно расправиться с застёжкой своих штанов, чтобы не оставаться в стороне от охватившего их всех любовного безумия, как поверх его горячих пальцев легли другие, прохладные и подрагивающие от возбуждения. Валентин успокоил тот лихорадочный темп, который попытался задать своей руке Арно, и ласкал его член с той выматывающей нежностью, которую Арно так любил.

Эмиль тем временем почти усадил Валентина на стол — но полностью этого не дал сделать Лионель, протестуя против смены удобного ему угла доступа к телу. Арно опустил глаза и тут же вспыхнул от увиденного бесстыдного зрелища: волосы Лионеля совсем растрепались от того, как тянули за них Эмиль и Валентин. Лионель двигался равномерно, то убыстряя, то замедляя темп, его рот охватывал член Валентина так идеально и так совершенно, что Арно почти дошёл до края от одного этого вида чуть припухлых, покрасневших губ брата на члене своего любовника.

Валентин застонал особенно громко и гортанно, выгнулся – и Арно увидел, как Эмиль откровенно трётся о его бедро своим пахом с внушительной выпуклостью. При этом брат продолжал оставлять на шее Валентина лёгкие поцелуи-укусы, что подводило того к финалу всё быстрее и быстрее. Совместное движение рук на члене Арно тоже убыстрилось, и, судя по тому как всхлипнул Валентин, забившись в держащих его рук, как вскрикнул, распахнув глазища, Эмиль, и как закричал сам Арно, уткнувшись лбом в плечо Валентина, кончили они все трое одновременно.

Лионель проглотил всё до капли, и лишь потом встал с колен. Валентин, уже вернувший ясность сознания и уверенность во взгляде, потянулся к нему поцелуем – и Лионель впился ему в губы так же властно и резко, как совсем недавно держал за бёдра. Арно и Эмиль действовали не сговариваясь: их руки встретились на застёжке брюк старшего брата, и они практически вырвали все пуговицы, стараясь скорее достичь того вожделенного, что возвышалось так уверенно и твердо. Они довели Лионеля до разрядки в несколько движений, и Арно краем сознания успел подумать, что Эмиль делает это настолько уверенно и привычно, что вряд ли сегодняшнее приключение с Лионелем было у него впервые. Эмиль поцеловал Лионеля в висок, почти без удивления отметив, что Арно сделал ровно то же самое с Валентином.

Что ж, пожалуй, пора было приводить себя в порядок и спускаться к ужину.

12-а.

Алва вышел обратно в коридор и плотно закрыл за собой дверь — Арлетта ничего не успела увидеть из-под его руки.

— Наш с тобой удел, — сказал он преувеличенно грустно, — распивать шадди из рук твоего восхитительного буфетчика. Оставим молодым их забавы.

Графиня Савиньяк прыснула, а потом произнесла, подпустив в голос интригующих ноток:

— Ты, мой дорогой, даже не представляешь, насколько хорош мой буфетчик!

Рокэ посмотрел на неё внимательно и сказал, глядя прямо в глаза:

— Ну так просвети же меня.

К ужину в тот вечер опоздали все.

Отредактировано (2023-11-24 17:51:15)

Анон · 2023-11-25 18:06:25

Анон пишет:

32. Алва/Ричард, юст, Ричард впервые замечает и понимает интерес Алвы к себе

Автор не уверен, что попал в заявку, так что если заказчик не примет, просьба не засчитывать исполнение.
Если читателям приятно для настроения иметь саундрек - писалось под композиции Estas Tonne.

▼Жеребенок (1354 слов)⬍

Катари ошибается. Конечно, она ошибается.
Монсеньор на него и не взглянет.
Что на Дика смотреть, он обычный. У него волосы цвета мокрой еловой коры и глаза словно зимние тучи. У него несуразные длинные ноги и руки с крупными, словно лапы щенка рыжей окделльской гончей, ладонями. У него по-девичьи нежная кожа в россыпи бледных веснушек, и ни в Торку с такой воевать – замерзнет, ни в Варасту границы стеречь – сомлеет от жаркого солнца. Герцог Окделл – неловкий, медлительный, чрезмерно мечтательный – кровь от крови и одновременно худосочное яблоко на древе крепкого своего рода. Алве он не соперник, зачем тратить на него взгляд.
Первый Маршал… он ярче кометы, сияющей на небосклоне – от него глазам больно и сердце сжимает ужасом и восторгом. Разрушительное стихийное бедствие, прекрасное и недоброе. Синеглазая смерть на вороном коне, буря, спящая в шелковых – наверняка шелковых – волосах. Как бы это ни нравилось Ворону – втаптывать в землю гордых – разве есть ему честь сейчас в такой дичи как он, Ричард Окделл? А о прочих резонах… о них и подумать нельзя.
Валентин Придд на диво хорош, ум и тонкость в чертах лица. А Джастин, старший брат, был, должно быть, еще прекрасней.
А у Дикона губы простудой обметаны, на лбу россыпь багряных от воспаления точек, синяки под глазами – сам-то в зеркало смотреть не хочет, да пушок этот нужно сбривать.
Катари зря тревожится. Она просто очень добра.

***
Оскар перед расстрелом горько предупреждал: не соперничай с Алвой, не люби королеву. Замолчал на мгновение, глядя на Дика, продолжил: никого не люби, пока Алва ревнует тебя.
Оскар не совсем прав. Алва… он не ревнует. Он жадничает. Алва властный, не терпит с ним пререканий, и кто думает, что он правит Моро мягко – не был при нем в походе. Моро – это его конь, и военные действия – в его воле. И он, Дик, герцог Окделл – его оруженосец. Негодный, неуклюжий, не способный подолгу выдерживать варастийское солнце и бессонные ночи советов, не умеющий не опьянеть от положенной стопки касеры, с трудом сдерживающий ранний завтрак в желудке, посещая шатер лазарета.
Алва смотрит с досадой: идите спать, юноша, толку от вас не будет; да снимите вы шляпу, повяжите косынку, не так, наклонитесь, я сам. Алва смотрит с насмешкой, пока оруженосец, борясь с головной болью, подскакивает по громогласному окрику и бросается подавать карты: “Видел бы вас сейчас презираемый вами генерал Манрик” – Дикон наскоро перестегивает черно-синий колет одной рукой, наливает другой монсеньору вина. “Прочь отсюда, сходите, умойтесь!” – и эр только хохочет коротко, стоит корнету Окделлу выскочить из палатки.
Но когда неумелый, ненужный, нелепый оруженосец сам смеется, дурачась с друзьями в нежно блестящей Рассанне; когда эр Эмиль Савиньяк отдает Дику какой-то приказ – или нет, спрашивает его, как об услуге; когда Дикон просит его отпустить на охоту за степной большеухой лисой…

…Проэмперадор делает шаг по берегу, и приятели Ричарда все, как один, как подсолнухи поворачиваются к нему. Рокэ – голый, бесстыдный, прекрасный и сильный – ведет Моро купаться, и Дикон, как конюх, вынужден помогать.
– Да снимите рубаху, – бросает Алва презрительно. – Чью стыдливость вы здесь бережете, господ адуанов?
Адуаны хохочут, конечно же. Почему Рокэ так часто с этими?.. Дик – смущенный, нелепый в промокшей и липнущей к телу рубашке поливает лоснящийся черный бок и не может придумать ответ. Монсеньор смотрит словно с подначкой, торжествующе и насмешливо.

– …Что вы замерли, юноша, выполняйте, – рявкает Первый Маршал.
Дик бросается искать Вейзеля, как его попросили – в унизительной спешке, расстроенный и испуганный.
– Рокэ, это же не было срочно! Понял-понял, – весело восклицает генерал Савиньяк, – не трогаю…
Дальше Ричард не слышит. Обида и гнев жмут горло. Он же и задержался-то – лишь улыбнуться Эмилю.

…Алва не отрывается от изучения карты.
– Вам нужно мое разрешение? Даже не представляю, как армия продержится целый день без вашей бесценной персоны, но ступайте уж, раз кому-то мой оруженосец нужнее.
“Не люби никого”. На охоту Дик не идет.

Оскар… он ошибался. Рокэ Алва не станет его ревновать, так относятся к равным. А Ричард для Первого Маршала…
Ричард смотрит на Моро – тот не позволяет гладить себя, но всегда требует, чтобы, приходя проведать Сону, Дикон постоял и с ним рядом.
Моро для Рокэ все-таки ближе к другу. Ричард – собственность. Хуже коня.

***
“Нашим коням недолго еще идти рядом”, – сказал ему Первый Маршал.

Дик сидит в темноте.
Это было так быстро. Он только заметил искру в ночи, а потом закричал – заржал – Моро, и они упали, и Рокэ, и его мориск. Ричард думал тогда…

“Недолго”.
– Ричард, цел? – голос Алвы был странный, высокий.
Моро страшно хрипел. Как его довели до конюшни? Что там делает Алва сейчас?

“Идти рядом”.
Дик обхватывает колени, сжимает. Его что-то ужасно тревожит. Он ведь начал уже понимать кэналлийский. Он живет в этом доме полгода, и все лето в походе со стрелками и личной охраной своего господина и…

“Недолго”.
…Это вряд ли звучало так, словно Алве хотя бы немного жаль. Только… как же это звучало? Дику чудится – почти обижено. Мнится, мнится, конечно – не может быть, чтобы Алва обижался на Ричарда Окделла, обижаются только на близких… Что же Ричард-то сам обижался на него весь военный поход?
Мигель быстро докладывал Рокэ, осматриваещему рану Моро, о результатах погони. В доме старой маркизы, сидели достаточно долго, целили в молодого… дора…
Дик хватается за голову. Он не может себя заставить встать, отправиться в свою комнату умываться, сидит здесь на ступеньках, как какая-то попрошайка на паперти, всей и разницы, что – внутри дома.

“Рядом”.
Рокэ сказал: ”я знаю”. И что-то добавил такое, чего Дик уже не разобрал – но его, Ричарда, уже спешно погнали домой, в особняк, потянули под локти сильными руками с темным кэналлийским загаром.
Может, Рокэ прощается? Конь – это друг. А для Алвы – может быть, и ближайший. Алва поднял на дыбы коня.

“Еще”.
Дик не знает, как проживет в том доме еще целый год. И что он станет делать потом. Когда клятвы не будет. Когда он станет Алве чужой.
А, ну да. У них будет дуэль. И что? Алва его учил только чтобы потом заколоть? Он для этого сейчас, возможно, теряет ближайшего друга?

“Нашим”.
Эр садится на ступени рядом.
– Моро выживет, – говорит он.
Говорит о нем, жеребенке, об убийце, которого взял из упрямства. Держит руку на плече – даже нет, не загривке практически – оруженосца, рассказывает.

“Нашим коням недолго”.
Большой палец легко поглаживает кожу прямо над воротником, под укрытием русых волос. Алва близко и вздрагивает порой, мелко и напряженно, как нервная лошадь. Ричард думает – он устал же.
Дик винится в потере караса. Доверил ему монсеньор древний меч – а он потерял камень из рукояти. Камень Скал, вот ирония-то, вот дурная примета.

“Недолго”.
– Позволите поискать?
Пальцы эра с силой зарываются ему в волосы, от затылка к макушке. Эр частенько в последнее время трогает его волосы, Дик привычен и клонится под руку, в общем-то, неосознанно. Ладонь Алвы горячая. И дыхание у виска.

“Рядом”.
На лестнице слишком темно. Бок – одежда намокла, Рокэ рану в ней промывал? – очень твердый, Алва хочет что-то сказать, но сперва сглатывает, прочищает зачем-то горло…

“Идти”.
– Разрешаю, – бросает его монсеньор, как-то нервно отпрянув в сторону. – Поищите.
Ричард чувствует, будто наказан.
Ричард чувствует себя безумцем.
Дикон чувствует себя глупцом.
Королева была не права.
– Прикажите слугам помочь, – герцог Алва встает, голос резок и хрипл, акцент только немного смягчает слова.
Оскар тоже… был не совсем прав.
Дик хватает его за рукав.
“Нашим коням недолго идти еще рядом”.

Они чистили Моро вдвоем. Эр смеялся ему и подначивал – и смотрел, и смотрел на него.
“Понял, понял, не буду! – весело раскаивался Эмиль. – Это только твое сокровище, я помню, какая ты жадина!”
Первый Маршал заставил Ричарда фехтовать с собой, потом разбирать карты, потом велел оседлать Сону и поехал смотреть на окрестности с местных гор, и Дик не помнит дня, когда он улыбался бы еще столько, как тот в день, когда лиса так и не поймали.

“Нашим коням недолго идти еще рядом”.
Ричард, герцог Окделл, подается к нему, вперед, к ненавистному кровнику и… тычется лбом в плечо. Укрощенным диким конем. Прирученным убийцей. Доверившимся юнцом. Попрошайкой на паперти.
“Сделай меня себе равным”.

Пальцы Алвы касаются его волос, зарываются в них, обхватывают его мутную голову и…

Они были неправы. Катари или матушка. Эйвон и Штанцлер. Оскар и Эстебан. Или Рокэ.

– Можно? – тихо спрашивают в темноте.
Так не спрашивают ни у собственности, ни у жертвы, так не спрашивают у докучливого ребенка.
– Можно.
Губы у эра жесткие, потом мягкие - как рука, что сжимает повод. Ричард тянется ближе, обнимает, поддерживает.
Неправда. Рокэ тоже ошибся.
…Жмет к себе его, Дикона, словно дорвавшись до давно желанного.
Им долго теперь – идти рядом.

Отредактировано (2023-11-25 18:53:08)

Анон · 2023-11-25 22:29:09

Анон пишет:

64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон

▼Часть 2/?, ок. 1300 слов⬍

Пробуждение было не самым приятным — глухо ныло плечо, тело было слабым, будто ватным. Но и не таким плохим, как могло бы: Олаф обнаружил себя на чистой постели в дорого обставленной комнате, а не на каменном полу где-нибудь в подвалах крепости. Олаф скользнул взглядом по занавешенным окнам, резному столику у кровати, на котором стояла батарея аптекарских склянок.

Вдруг вспомнил: Руппи! Сердце зачастило — где он? Родича кесаря фрошеры не должны тронуть, ведь так? О себе Олаф уже знал — остаться в живых не удастся. Если бы не ранение, еще, возможно, стоило бы рассчитывать на почетный плен, но теперь фрошеры не отпустят, вцепятся мертвой хваткой. О том, что именно его ждет, он решил не думать.

Дверь приоткрылась едва слышно, так что Олаф даже едва не пропустил этот момент. Он повернул лицо к двери, ожидая, кто войдет. Видимо человек понял, что Олаф уже очнулся, потому что створка распахнулась шире, пропуская в комнату высокого марикъяре. Вглядевшись в живое, улыбчивое лицо, Олаф узнал Вальдеса.

— Как вы себя чувствуете, госпожа адмирал? — он присел на край постели, тронул шершавой ладонью покрытый испариной лоб Олафа, от чего тот вздрогнул.

Вальдес не обратил на это внимания, будто это было совершенно нормально и привычно для него, сидеть у постели пленного врага.

— Благодарю, — голос сорвался на хрип.

Вальдес тут же потянулся за кружкой, стоящей на столике. Обняв за плечи, приподнял с постели, из своих рук помогая напиться теплого отвара каких-то ягод. Это отняло большую часть и так небольших сил Олафа. Он устало откинулся обратно на подушку.

— Хотите о чем-то спросить? — Вальдес был сама предупредительность. Только глубокие черные глаза смотрели в лицо Олафа слишком пристально, с каким-то жадным вниманием.

— Чем закончилось сражение? Мои люди... — Олаф постарался, чтоб голос не дрогнул от слабости. И замер, ожидая слов Бешеного, как приговора.

— Сначала Альмейда, потом шторм, мало кто из ваших смог уйти. Западного флота больше нет, — Олафу показалось, что отвечал Вальдес с внутренним нежеланием, его слова падали как камни. — Что до пленных, вы сами знаете, холодная вода, кровная месть... В крепости дюжина, позже дам вам взглянуть на списки.

Если до того он еще мог надеяться, что цена его ошибки будет тяжела, но хотя бы не фатальна, то теперь не было и этого. Внутри Олафа наступила тишина. Она глотала все звуки, мир тонул в ней, стремительно теряя краски и становясь плоским, как гравюра.

Но что-то мешало окончательно остаться в ней. Олаф поднял глаза — Вальдес смотрел на него пристально, морщинка залегла между нахмуренных бровей. Тот ждал чего-то, чего-то хотел, и Олаф не мог понять, что же ему еще нужно.

— Благодарю вас, — сказал бесцветно. — Если это возможно, позовите моего адъютанта.

— Ваш адъютант переведен в крепость, — помолчав, тихо ответил Вальдес, а потом взял в ладони левую руку Олафа, сжал, будто желая согреть.

Олаф подумал о том, что остался один. И что, может быть, это и к лучшему. По крайней мере, среди других пленных Руппи будет в большей безопасности, чем тут, в доме Бешеного. Возможно, на него уже есть планы по обмену. И еще подумал о том, что некоторые вещи не стоит видеть, когда тебе едва минуло двадцать лет.

— Тогда могу я остаться один? — спросил Олаф.

— Конечно, как пожелаете. Только после смены повязок, — кивнул Вальдес, поднимаясь. Руку отпустил словно бы нехотя.

Не вышел и во время осмотра врачом, сам помогая ему, подавая щипцы, корпию, а потом обмывая липкое от больного пота тела губкой. Олаф сначала взглянул было на Вальдеса с тенью удивления, но движения его были мерные, отстраненные, и вскоре Олафу стало все равно.

***

Когда Вальдес утром заявил Руппи, что через четверть часа прибудет конвой, чтобы сопроводить его в крепость, только его, он сперва растерялся, потом пришел в ярость. Бросить своего адмирала одного? Сейчас?! Руппи даже сгоряча отказался последовать приказу, на что Вальдес обидно рассмеялся, а потом легким тоном уточнил:

— Вы хотите, чтобы ваш... ваша адмирал осталась жива?

Руппи до того мерявший отведенную ему комнату шагами замер, будто натолкнувшись на стену.

— Должен же быть обмен пленными, так? Или выкуп! Ведь это возможно?

Вальдес снова рассмеялся, и Руппи сник, будто из него разом вынули жизнь. Ведь не могло быть так, чтобы он зря спасал адмирала? Не могло?!

— То, что вас взяли в плен, еще не отменяет законов кровной мести, — пояснил Вальдес. — Всех пленных казнят в ближайший праздник, таковы традиции. Конечно, сейчас уже не то, что раньше, без затей вешают. А вот попадись вы нашим предкам...

Руппи, который в детстве нередко сидел над пыльными фолиантами со старинными преданиями разных народов, резко замутило.

— Но вы предлагаете спасти адмирала? — прозвучало недоверчиво и требовательно, сердце щемило. — Зачем вам это нужно? И... на каких условиях?

Вальдес прошелся по комнате, не давая ответа сразу. Подкинул и поймал кольцо, полюбовавшись на зеленую искру изумруда. Будто сомневаясь в принятом решении.

— О том, что именно адмирал цур зее в плену и жив, знают трое, не считая меня. Вы, врач с «Астеры» и Луиджи, — начал он. — Остальные видели, что в мой дом доставили двоих, один из них был ранен и очень плох. Нет ничего удивительного, если он скончался до утра, не перенеся кровопотери, не так ли? Если вы не станете болтать лишнего, никто не усомнится в этой версии. Почтенный мэтр, скажем так, должен мне. А с Луиджи будет проще всего разобраться. Что до того, зачем мне это... — он замолчал, посмотрел на фок Фельсенбурга, ухмыльнулся уголком рта. — Боюсь, упустить из рук такой трофей я не намерен. Слишком долго длилась наша война, слишком много крови в Устричном море. И то, что Ледяной оказался женщиной, открывает весьма, я бы сказал, соблазнительные перспективы.

Руппи передернуло от отвращения. Но прежде, чем он успел начать гневную отповедь, Вальдес остановил его резким жестом. Лицо его вдруг из насмешливого сделалось суровым.

— Вы думаете, что адмирал выбрал бы смерть? Возможно. Но он предпочел бы и смерть в бою плену, не так ли? А вы лишили его этого, выбрав за него — жизнь. Зачем было это спасение, если впереди казнь? — он подошел к Руппи вплотную, положил руку на его плечо, больно сжал пальцы. — Возможно, война закончится к весне, и будет мир и обмен всех пленных. Возможно, адмиралу удастся бежать. Пока человек жив, есть и надежда. Я, по крайней мере, позабочусь о том, чтобы госпожа Кальдмеер была здорова и ни в чем не нуждалась. Решайте теперь, жить ей или умереть?

Руппи ушел с конвоем из дома Вальдеса, так и не увидев адмирала на прощание. Вальдес не позволил, сказав, что ее нельзя тревожить. Ушел, так и не успев попросить прощения за то, что предал ее второй раз.

***

Вальдес пришел, когда часы на ратуше били полдень, а Луиджи только привел себя в порядок. Он был непривычно тихий, так что даже Луиджи, знающий его всего ничего, встревожился.

— Что-то случилось? — воскликнул он, пытаясь сообразить, не умер ли кто-то. Дриксенский адмирал? Точнее, оказавшаяся им...

— Ничего, пока ничего, — бесцветно сказал Вальдес. Посмотрел в окно, на гряды красных крыш, тянущихся до серой полоски моря. Потом вдруг мотнул головой, зажмурился, и лицо его исказила боль. — Ее казнят, Луиджи. Повесят на площади к Зимнему Излому. Наденут петлю на шею, и может, позволят самой отдать команду... Кровная месть не разбирает, мужчина, женщина или ребенок, есть только враг, — голос его, в начале набравший силу, стих.

Пораженный его словами, Луиджи не мог найтись с ответом. Он и сам вчера был впечатлен мужеством этой женщины, оказавшейся дриксенским адмиралом, но то, насколько всегда насмешничающий Вальдес проникся ее судьбой, удивило его.

— Но разве адмирала не захотят обменять? — робко вставил он.

— Альмейда не позволит. Особенно когда узнает, кто она, которая чуть не взяла Хексберг, не приди он. Нет, он отыграется за свой позор, — безрадостно улыбнулся Вальдес. Потом посмотрел в глаза Луиджи, — Смейся, как я смеялся над тобой. Ротгер Вальдес влюбился, что может быть забавнее? А я завидую тебе. Ты никак не мог спасти Поликсену, тебе не пришлось выбирать, а я сам отдам ее палачу...

Боль, которая навсегда поселилась в груди, резанула бритвой. Вспомнилось лицо Поликсены в обрамлении темных волос, показалось, что в ее глазах был укор.

— Не может же быть, чтобы ничего нельзя было придумать! — решительно и громко сказал Луиджи. — Если потребуется моя помощь, я готов.

Анон · 2023-11-26 16:14:04

155. Альдо и Робер успешно организовали оборону Агариса от морисков. Нападение жители и гости города отбили, мориски понесли большие потери. Альдо решил не пытаться сесть на трон в Талиге, а связать своё будущее с Агарисом.

Анон с заявкой, не знаю, этого ли ты хотел. Альдо и Робер у меня получились пилотные, большие потери несут обе стороны, в тексте на трон Талига Альдо не забил, но, скорее всего, в самом деле претендовать не захочет.
Предупреждения: альдоробер, ООС, пилотные персонажи, не совсем книжный Агарис, многочисленные смерти ноунейм персонажей и третьих лебедей, открытый финал. 4156 слов.

▼Скрытый текст⬍

Осада Агариса

Мориски идут. Слухи об этом возникли вдруг и ниоткуда, занесенные в город промозглым западным ветром. А что случилось? Совсем ничего. Вот, разве что, исчезли из города гоганы. Никто не видел, чтобы они уходили, никто не заметил ничего подозрительного: ни стража у городских ворот, ни портовые службы, ни многочисленные прознатчики, наводнявшие святой город. Но в одно серое дождливое утро не открылись двери гоганских лавок, не задымили печи принадлежавших им трактиров, не поднялись тяжелые железные ставни на окнах меняльных лавок. Гоганы ушли, следы их замыло дождем - а слухи о морисках остались.
Никто им не верил. Да полно, сто лет не появлялись здесь эти окаянные еретики и нечего им тут делать, сидят в своих Багряных землях, молятся идолам с четырьмя лицами, режут друг друга кривыми саблями. У кого вера крива, у того и меч не прям, говорили священники, а воины ордена Славы, сталкивавшиеся с шадами-пиратами, добавляли, что просить пощады у мориска - все равно что у камня. Отчего именно из еретических Багряных земель прибывают в порты Золотых земель пряности и благовония, ковры и ткани, золотые украшения и жемчуга, раздумывать было нечего. Вон, в Кэналлоа тоже еретики живут, и на улицах, говорят, у них вечно поножовщина, зато вино тамошнее - закачаешься.

Западный ветер нес шторма, взбивал на волнах бурую пену, раздувал паруса морисских фациесок, а Агарис доживал последние беспечальные дни. Альдо Ракан, король без королевства, принц без царя в голове, продал янтарные четки, чтобы скрасить хорошим обедом жизнь себе и своему другу, Роберу Эпинэ, маркизу Эр-При. Сам маркиз не смог бы оплатить ни обеда, ни даже хвостика от морковки – жизнь изгнанника не бывает изобильной. По этой причине Робер был мрачен и за бутылкой Вдовьих слез (поддельных! проклятый кабатчик!) ошеломил Альдо новостью: магнус Леонид предложил ему место в ордене Славы. Сперва Альдо смеялся: ты уже доказал, что тебя не напугает обет бедности, но как насчет целомудрия? И ногой толкал под столом ногу Робера, потому что обет целомудрия эти два друга частенько нарушали в общей постели. Но Робер только хмуро глянул на него поверх стакана, и стало не до шуток.
- Я запрещаю тебе, - сказал Альдо. – Я твой сюзерен, и ты не можешь меня бросить, ты обещал.
И добавил почти яростно:
- Ноги твоей не будет в их кошкином ордене, клянусь.
Клятвы Альдо Ракана никогда не были особенно надежны, а эта последняя продержалась и всего ничего – один день.

Первыми из города бежали гоганы, вторыми - крысы, третьими – истинники. Но эти уже опоздали. Город проснулся на рассвете и не увидел моря, только лес мачт, десятки, нет, сотни чужеземных кораблей, увидел, как первые язычки пламени лижут крыши складов и кабаков на портовых улицах. На суше, в направлении дорог, ведущих в Алат, Талиг и Гайифу, поднимались столбы дыма, несли запах спаленных домов и жареной плоти. Мориски все-таки пришли.
За тучные годы Агарис раздобрел от богатств, расползся по земле и морю, пояса городских стен не удержали его. И все, что лепилось к внешней стороне Новой (тоже уже столетней) стены, теперь превратилось в закатное царство, где метались перепуганные люди, а на них бросались пламя, дым и мориски. Мориски шли как огонь - багряноземельцы в алых плащах и золоченых доспехах, пестро одетые, коричневые от солнца пираты и какие-то совсем черные люди в черных плащах, орудовавшие короткими парными клинками. Как пожар, они убивали все, что встречалось им на пути, как пожар, они нигде не задерживались. Городские ворота еще не открылись с ночи, рожки и барабаны звали стражу на стены, но людей было слишком мало, и они слишком медлили, ошеломленные вторжением. Новая стена не продержалась и часа, и алая волна хлынула в город.
Однако даже за неполный час можно многое успеть, если тебя зовут Матильда Ракан.

- Альдо! Проснись и вниз! Горим!
Из спальни что-то пробурчали.
- Я не шучу! Мориски в городе! – Матильда еще раз стукнула в дверь внуковой башенки, для верности пнула ее каблуком и ринулась вниз.
Зареванная Пакетта, причитая, металась по гостиной, хватала то платье хозяйки, то шкатулку, то бесформенный сверток с собственным добром. Франко шуровал в кухне, оттуда доносились стук, звон и брань. Ошалевшая от непонятного переполоха Мупа выла.
- Уймись, дура!
Пакетта и Мупа разом замолкли, оглянулись на Матильду, уставились совершенно одинаковыми перепуганными глазами.
Матильда отобрала у растяпы шкатулку, вытряхнула в салфетку последние еще не проданные драгоценности, завязала тряпку узлом и решительно сунула за пазуху. Ничего, сегодня ее декольте уж точно никого не заинтересует.
- Бросай тряпье, бери окорок и бегом! Франко, кот тебя обоссы, оставь вино! Муку бери, сыр, что там еще из съестного?..
С лестницы скатился взъерошенный внук, а следом за ним – кто бы удивился – очень смущенный Робер Эпинэ. Леворукий знает, почему они с Альдо были уверены, что ловко скрывают свой дурацкий роман от бабки и слуг, когда весь дом был в курсе еще с прошлых Весенних Молний.
- С недобрым утром, - буркнула Матильда, пристраивая за поясом пистолеты. – Порт уже полыхает, если повезет, успеем укрыться в цитадели. Мупа, за мной!

Над Агарисом гудели, кричали, хрипли от звона колокола. Сердце города, Теонова цитадель, готовилась к осаде. Отряды солдат со львом и эсперой на значках и шлемах раздвигали толпу беженцев, пробивались из цитадели наружу – к Старой стене, окружавшей самую древнюю и богатую часть города. Старая стена была выше и прочнее Новой, ее усиливал ров, полный воды, у ее защитников был шанс.
Робер в юности успел послужить в Торских горах и понимал ясно: если Старая стена падет - город погиб. Какое-то время, возможно, еще смогут продержаться главная цитадель и семь орденских резиденций вокруг нее. Но что толку им держаться? Если морисков пришло хотя бы десять тысяч – а их может быть и гораздо, гораздо больше – они разгрызут крохотные крепостицы как орехи, одну за другой. Сожрут и не подавятся. По сути, мы все покойники, если падет стена, думал Робер, помогая принцессе Матильде продираться через толпу. Нет смысла сидеть в церкви и ждать конца. Когда-то Робер бежал от безнадежного сражения, от ржавых болот Ренквахи, но Ренкваха пришла за ним в Агарис, спустя четыре года. Робер выучил свой урок, он больше бегать не станет.
Давка у ворот под Старой стеной была особенно жестокой, но они выдержали, они оказались внутри: Матильда с измученной Мупой на поводке, полуобморочная Пакетта, Франко с фонарем под глазом и Альдо, кудри которого теперь были не просто взъерошены – они стояли дыбом. Робер глянул на него напоследок – солнце превращало светлые волосы в золотой нимб, как у святого Бастиана. Сказал:
- Альдо, веди своих в цитадель. Я на стену, вечером попробую вас найти. Держитесь поближе к часовне святого Роха.
- Я сам тебя найду, - услышал он, уже отворачиваясь, уже разыскивая взглядом знамя со Львом и свечой.

- Мосты поднять! Запереть ворота! – надрывались капитаны и полковые трубы на стенах.
Мосты поднять, хотя по ним бежит, цепляется, падает в ров толпа перепуганных горожан. Ворота запереть, отрезать путь опоздавшим: купцам и слугам, дворянам и трактирным служанкам, кормилицам с младенцами, нищим с сумой, горожанам и матросам, шпионам и паломникам, всем, кто не успел, кто проснулся на пять минут позже, оступился на лестнице, растерялся на перекрестке, у кого не хватило сил пробить путь к безопасности локтями и кулаками.
Чтобы выжили те, кто успел, а может, чтобы они умерли несколькими днями, но позже – мосты поднять, запереть ворота.
Робер видел, как крутятся тяжелые барабаны, наматывая мостовые цепи, Робер слышал вой за стенами и никогда его не забудет. Роберу посчастливилось, он искал капитана орденской стражи и предлагал ему свою службу, он не был наверху и не видел резни, когда мориски добрались до Старой стены. Когда он поднялся к бойнице на первом ярусе, под стеной были только мертвые тела – и живые мориски.
Но они были слишком самоуверенны, слишком полагались на свою стремительность, их избаловала легкая Новая стена. Команда, залп сверху, пули и картечь, и между горожан легли на площадь, обнялись с ними алые, черные и пестрые.
А те, кто не был убит, отступили, затаились в домах – слишком близко к стене построены эти дома, оттуда тоже можно ловко стрелять, целиться в солдат эсперадора. Багряноземельцы били метко, но не так, чтоб часто, берегли порох. Готовились к штурму.

Капитан Иларий из ордена Славы использовал передышку, чтобы наладить оборону. Его отряд состоял из братьев ордена, полубратьев – молодых послушников нижней ступени, гарнизонных солдат и добровольцев. Была среди них, кроме Робера, пара солдат в урготской форме, несколько молодых парней – то ли работников, то ли погонщиков, пожилой дворянин с лихо подкрученными усами, еще какой-то тощий тип в алатской шапке и трое юнцов, похоже, с восторгом сбежавших от своих маменек на настоящую войну. Капитан Иларий не прогонял никого.
Монахам Славы не нужны были приказы, они действовали дружно и точно, будто ждали осады Агариса всю свою жизнь. Рассредоточились по стене, укрылись возле бойниц с ружьями, притаились возле пушек. Полубратьев и солдат капитан Иларий разделил – кого-то расставил в посты, кому-то велел устроиться в башнях возле ворот, отдыхать, их очередь придет часа через четыре. Добровольцам сказал:
- Я вас не знаю. Если не готовы умереть сегодня, вы тут не нужны. Если готовы, будете делать, что прикажу.
И превратил их всех в обозную команду: таскать на стену рожки с порохом, ядра, ведра с водой, провизию. Мальчишек назначил курьерами и гонял по всей южной стене цитадели, сообщался с капитанами других отрядов.
Потом был штурм, оглушительная пальба, жирный пороховой дым, лестницы и веревки с крючьями, женщины, которыми прикрывались мориски, подбираясь к стене, сами мориски – оскаленные, темноглазые, ловкие как кошки – и смертные, как люди. Снова, после долгого мира, Робер сражался. Рука ничего не забыла, а душа, мозг, тело требовали: убей, убей, убей! Как будто смертью этих морисков можно было отменить другие, давние смерти, как будто можно было разменять трупы в пестрых куртках и черных балахонах на долгую счастливую жизнь для Альдо.
Штурм отбили, все затихло, и нужно было уносить сверху убитых и раненых, снова тащить наверх воду и порох, а Робер силой заставлял себя обтереть шпагу и вложить ее в ножны. Откуда в нем это бешенство? Он не знал и не хотел знать.

Потом он сидел на пустом пороховом бочонке, закрыв глаза, ни о чем не думая.
Его хлопнула по плечу рука такая знакомая, что Робер сперва спросил:
- Альдо, зачем ты явился? – и только потом открыл глаза, повернулся к своему принцу.
- Конечно, чтобы воевать рядом с тобой, - Альдо никогда не испытывал сомнений, принимая решения.
- Ты с ума сошел? Здесь убивают, ты что, не видишь? – Робер кивнул на четыре тела на соломе под стеной. Раненых они уже унесли, раненые были в госпитале святого Кассиана.
- Не меня. – Альдо был бессмертен, по крайней мере, в собственных глазах. - Ты ведь не думаешь, что я буду сидеть с Матильдой, молиться и перебирать четки. К тому же, четки я продал. А Матильда не молится. Добилась аудиенции у Адриана – это сейчас-то! И очень может быть, что бабуля выйдет оттуда с генеральским чином и при шпаге. Нет, жаль, тебя там не было, такое зрелище: она – в сапогах, в штанах, с пистолетами за поясом, - и эти серые сморчки из эперадорской приемной.
- Альдо...
- Робер. Ты сам учил меня владеть шпагой. Мне девятнадцать, я должен увидеть войну своими глазами, ты же не хочешь, чтобы я стал никчемным королем, который сидит во дворце и о мире знает только, что там, за окнами, иногда бывает зима, а иногда лето. Я хочу быть здесь, я никуда не уйду, даже если ты совсем себе губу отгрызешь.
Робер вздрогнул, перестал кусать губы, провел рукой по лбу.
- Что я могу запретить своему сюзерену? Но лучше бы ты сюда не совался...

Старая стена продержалась двенадцать дней. Четыре дня понадобилось чужеземцам, чтобы подвезти и разместить поближе тяжелые орудия с кораблей. Еще восемь – чтобы превратить стену в руины. Она была построена четыре столетия назад, она честно защищала город от лестниц, крючьев, катапульт и стенобитных башен. Но за четыре сотни лет в мире появились пушки, а для них стена была слишком высокой и недостаточно широкой. Чугунные ядра ломали ее легче, чем кухарка - ребра цыпленка. Пушки били, не умолкая, ответный огонь со стен наносил морискам мало урона, у них было много людей, много пушек, и много, очень много пороха. Стена рассыпалась, все сильней напоминая беззубую старческую челюсть.

Они делали все возможное. Отбивали штурмы и устраивали вылазки. Латали бреши под вражеским огнем, забивали камнями, щебнем, досками, мешками с землей, перчатки не спасали, руки Робера, нежные руки Альдо покрывали мозоли и ссадины. Стреляли и наводили орудия, капитан Иларий перевел их из обоза на боевые посты, и это не было повышением. В обозе теперь числились женщины, мальчишки и старики, а все, кто мог сражаться, стоял на стене. Старый город был мал по сравнению с Новым, и все-таки слишком велик: людей не хватало.
Они спали урывками, они говорили только о необходимом, они не видели ни Матильды, ни знакомых из прежней жизни до осады. Иногда появлялся Франко, то с окороком (тем самым, из палаццо), то с парой бутылок вина (отменного, видно, из эсперадорских погребов). Принесенное Альдо делил на всех, кто оказывался рядом, а Франко велел передавать принцессе, что жив, благополучен и благодарен. Задумываться, вспоминать, сомневаться возле стены не стоило, можно было сломаться, и Робер видел, как ломались другие. Самому Роберу эта новая жизнь давалась легко, он удивлялся только, что и Альдо ее выносит.
Иногда Робер пытался уговорить принца отправиться к бабке, в конце концов, кардиналы тоже не сидят на стене, и сыночков местной знати у пушек что-то не видно. Альдо сперва обижался на такие разговоры, потом огрызался, под конец только пожимал плечами. Даже его, сияющего, война понемногу обгрызала и мусолила, соскабливала позолоту корявыми пальцами. Альдо убивал и видел смерть, Альдо получал раны. По счастью, легкие: рваная царапина на предплечье от скользнувшей мимо пули, разбитое колено, проткнутая саблей кожа на боку. Альдо недосыпал и недоедал, мерз по ночам, валясь отдохнуть на солому под парусиновым навесом тут же, возле стены. Из всех бед только от холода Робер мог его спасти: ложился рядом, обнимал, даже немного подгребал под себя, и Альдо переставал стучать зубами, бормотал что-то усталое и довольное, засыпал.
Когда-то было важно скрывать их связь, но в новой, осадной жизни никому не было до этого дела. Другие тоже не скрывались, ни мужчины, ни женщины. Эта осень была последней, и никто не надеялся дожить до весны. Слухи – снова пришедшие вдруг и ниоткуда – утверждали, что эсперадор Адриан разослал призывы о помощи против еретиков всем государям, даже королю Талига, который и сам отъявленный еретик. Но в Талиге хотя бы верят в Создателя, как и в Агарисе. Однако, гласили слухи, помощи ждать не от кого, кроме Гайифы. Император собирает флот, целых сто кораблей, семь тысяч солдат.
Правда, у явившихся в Агарис морисков кораблей и людей не меньше, и еще неизвестно, чья возьмет. Правда, флот еще только вооружают, и в Агарисе он появится к концу Осенних Ветров, значит, через месяц с лишним. А может, и через два. А может, и вовсе не появится, потому что император не дурак, и в совершенно безнадежном случае не станет вступать в битву с багряноземельцами. Одним словом, помощи ниоткуда не ждали. Месяц длиной равнялся с годом, а то и с Кругом, люди под Старой стеной не загадывали дальше, чем на один день.

На двенадцатый день Франко примчался перепуганный, всунул Альдо в руку записку: «На западе прорвались. Уходите».
- Беги к Матильде, скажи: я понял. – Альдо протянул записку Роберу, возившемуся возле бронзового единорога. Тот глянул, наклонился, поджигая запал, а когда отгремело, ответил:
- Иди. Я скажу Иларию.
- Сам иди.
Робер не отступит без приказа, можно было и не предлагать! Альдо кинулся на поиски капитана. Иларий был еще более предсказуем, чем Робер. Прочитал, бросил:
- Я не вижу тут печати магнуса Леонида.
И пропасть бы им всем на этой кошкиной стене из-за солдафонской глупости, но завизжали, еле перекрывая пальбу, рожки и трубы. Ираклий вслушался и все-таки скомандовал отступление.

А надо было удирать сразу! От стены до резиденции Славы было всего-то шагов четыреста, но заморские твари оказались проворными, видно, хлынули в брешь, как саранча, и теперь за каждый шаг приходилось сражаться.
Альдо не боялся драки. Что ему сделают, он ловок, силен, он отменный фехтовальщик, он противника затылком видит, вот каждый раз чувствует: надо обернуться и парировать. Но Альдо боялся за Робера. На уроках фехтования было не так, там Робер был хладнокровен, методичен, смотрел на Альдо ясным взглядом, комментировал шаги и выпады. Сражался в бою он иначе, в первый раз Альдо даже подумал, что Робер свихнулся. Надо же соображать, что ты делаешь! А Робер, похоже, терял рассудок, рубился, как бешеный, не берег себя, не рассчитывал – просто резал. И глядел как пьяный и в бою, и после, и Альдо это сильно не нравилось. То есть, если подумать, ему нравился Робер в бешенстве, но тут же не постельные игры, тут же мориски. Его однажды точно убьют, если он и дальше...
Но в том сумасшедшем отступлении Роберу всего лишь проткнули левую руку выше локтя. А вот суровый капитан Иларий до спасительной резиденции своего ордена не добрался, вообще мало кто добрался из отряда. Спасибо еще, что монахи сделали вылазку, помогли своим, а не заперли ворота при первых сигналах о прорыве. Могли бы и запереть, думал Альдо. Не могли бы, ведь в этот раз под стеной был я.

Старая стена пала, и пухлое, улыбчивое лицо города Агариса поплыло, стираясь, обнажая кости черепа. Город торговал, молился, интриговал, развратничал – и исчез, только дым стелился над ним, в побуревшей воде каналов плавали трупы, да возвышались над пепелищем восемь последних убежищ – Теонова цитадель и семь орденских резиденций вокруг нее. В прежнее, мирное, время их ворота были открыты для паломников, пилигримы шли и видели не укрепления, а веселые мозаичные фасады храмов, сияющие эсперы, свечи, золотых львов и агнцев, серебряных единорогов и сов, видели тихие садики и фонтаны, крохотные лавочки с освященными четками и текстами молитв. Теперь мишура исчезла, остались одни стены: угрюмые, почерневшие, упрямые.
За стенами укрывались четыре сотни монахов ордена, столько же солдат, полубратьев и просто мужчин, способных держать оружие, да еще столько же тех, кто воевать не мог: женщины, дети, раненые и дряхлые. Крохотный гарнизон, капля в морисском море, разлившемся вокруг, и вряд ли дело обстояло лучше в других резиденциях. Но, пока семь бастионов стояли, пока у них были пушки и заряды, Теонова цитадель пребывала в безопасности. И все, кто укрылся в ней, - не то десять, не то пятнадцать тысяч, оставшихся от стотысячного Агариса, - были живы, пока стояли ордена.
Это понимали все, и прежде всех - мориски. Они не спешили, действовали расчетливо и наверняка. Мясо с костей уже было срезано, оставшееся предстояло не резать – дробить. Опять лошади и люди потянули пушки на новые позиции, опять начались канонады, опять захрустел камень стен, полетела мелкая белая пыль. Осада продолжалась.

Первым погибло Милосердие, и Робер подумал: есть в этом что-то правильное, что-то пророческое. Милосердию не место в умирающем, проклятом мире. Разбитые укрепления захлестнула волна атакующих, со стены полетели ее защитники и знамя с серебряным голубем, потом резиденция запылала, а со стороны Теоновой цитадели донесся одинокий голос колокола храма Семи свечей - эсперадор прощался с магнусом Юнием и его братьями. Вторым рухнуло Знание, выигравшее для цитадели еще шесть дней жизни. Третьими должны были стать они – мориски стягивали артиллерию к Славе, прикрывавшей ворота цитадели.
Странно, что устояла Истина, ведь там укрылись одни рядовые братья. Магнус Клемент и все высшие магистры ордена бежали накануне осады, а потом их отрезанные головы прилетели через Старую стену. Мориски любили зарядить свои пушки таким подарками защитникам, и в головах у них недостатка не было. В первые дни это порождало панику, особенно у новобранцев. Но здесь, в резиденции Славы, Робер увидел Рикардо – мальчишку-добровольца, одного и уже единственного из троих, отправившихся воевать вместе с ним, - поднимающего изуродованную голову какого-то монаха будто святую реликвию. И почувствовал, как в груди распускаются горечь и гнев, как из них рождается ненависть. Странно, Робер не знал ее раньше. Странно, она дала ему больше сил и проницательности, чем прежнее смирение с судьбой.

Все было странно в те дни, но не было сил удивляться. Ядра били в стены, и дрожь от ударов ощущалась даже в церковных криптах, в подвалах, где прятались мирные жители, куда приползали на краткий отдых воины.
Дрожь, грохот и пыль на зубах, вот что наполняло их дни и ночи, и Робер понял, что сбился со счета.
- Какой сегодня день? – спросил он Альдо шепотом.
Был их черед спать, и они лежали, обнявшись, на жестком соломенном тюфяке. Тюфяк на полу куда лучше кровати, он не трясется от близких разрывов.
- Второе Осенних волн, - отозвался Альдо, крепче утыкаясь в шею Робера. И добавил:
- Ты оброс, как дикий каданец.
И снова ткнулся, уже губами, чтобы Робер понял: он нравится Альдо и обросшим тоже.
Робер понимал. Он вообще начал понимать многое, особенно о себе и об Альдо. О жизни. О мире. Не было только слов, чтобы выразить знание, но Роберу этого и не требовалось. Альдо понимал его без всяких речей.
Альдо доживал свою короткую жизнь королем.
Это началось еще у Старой стены, когда Робер услышал, как шепчутся за их спинами бывшие урготские солдаты, Вико и Джакомо: «Это Ракан. – Король? – Ну да». Это началось, когда, приняв из рук Альдо ломоть окорока или кружку с глотком вина, добровольцы и полубратья, а потом и монахи-воины все чаще говорили: «Сердце» или складывали ладони сердечком. Тогда Альдо и Робер удивлялись, даже смеялись, но однажды Альдо шепнул ему на ухо:
- Сердце мое в руке моей. – И горделиво вскинул подбородок.
В резиденции Славы Альдо был никем – добровольцем, одним из многих, но именно вокруг него собрались остатки отряда Илария. Робер уже потерял счет услышанным обрывкам разговоров: это король, истинный король, было еще такое пророчество насчет конца Круга, вы помните?
Вокруг верили, что Альдо приносит удачу, верили, что они под надежной защитой. Верили, что, раз с ними вместе истинный король, то все закончится хорошо. Так легко поверить во что угодно, когда уходит последняя надежда.

Но были ли верящие так уж неправы? Когда на рассвете морисские пушки пробили брешь у Второго бастиона, когда они бросились на штурм, все думали, что пришел последний день Славы. Рубились на развалинах, в лужах крови, резались отчаянно и насмерть, терять было нечего, надеяться было не на что. Робер стрелял и колол, резал и бил, спотыкался, левая, проколотая, рука под конец висела плетью, глаза заливало потом и кровью, он вытер их и понял, что никто на него не нападает, что стоит непривычная до звона в ушах тишина. Огляделся и увидел Альдо.
Альдо, перемазанный кровью и грязью, наклонился, на миг Робер с ужасом подумал: убит! – Но Альдо разжал пальцы мертвого знаменосца и поднялся, со штандартом Славы в руках. Воткнул древко в груду битого камня, поднял к серому небу голову и завопил – не слово, не имя, а один бесконечно долгий, торжествующий звук.
- Ыааааааа!
И солдаты Славы, в крови и копоти, еле живые и умирающие – подхватили и понесли это страшное «ыаааа», и Робер понял, что сам орет, вторит Альдо, исторгает из себя нечеловеческий, дикий крик. Крик зверя.
Штурм захлебнулся, в тот день они победили.
Цитадель всеми своими колоколами чествовала их победу, мориски молчали до самого вечера, будто впервые засомневавшись. А ночью Альдо трясло, и это был не холод, и объятия Робера ничего не могли поделать с этой дрожью, и с той ночи Альдо стал говорить во сне.

Они залатали брешь кое-как, даже дети и немощные старухи таскали камни. Рук не хватало, из тех, кто сражался утром, выжил едва ли каждый четвертый, и из уцелевших почти никто не остался невредимым. Эйфория схлынула. Мориски начнут все сначала, будут обстрелы, а потом второй штурм, а если его не хватит, то третий, четвертый...
Альдо днем улыбался, вселял надежду даже в самых угрюмых, Сам магнус Леонид, лежащий в полубреду с пробитым пулей бедром, осенил его благословением:
- Слава с вами, молодой Ракан.
Альдо ночью трясся и шептал во сне: «...если... и если...» - И Робер думал, что его сны – продолжение яви. И ошибся, на третью такую ночь Альдо проснулся, задохнувшись, вцепился в Роберовы плечи, разбудил, вытащил из сновидения, в котором все горело и плавилось. И зашептал хрипло, многословно, как раньше:
- Робер, Робер, ты думаешь, Гайифский флот еще может успеть? Потому что уже Волны, месяц прошел, даже больше... как ты думаешь?
Только спросонья можно так поглупеть, подумал Робер и ответил честно:
- Думаю, не успеет. Не уверен, что они вообще придут.
Альдо это не утихомирило.
- Волны... это ведь не случайно, верно? Тебе тоже такое снится? Как будто на Агарис идет огромная волна и смывает всех морисков, весь город смывает к Вражьей матери, а мы стоим на стене и кормим волну с рук хлебными крошками.
- Что?.. – Кормить море хлебными крошками не пришло бы Роберу в голову ни наяву, ни в самом фантастическом бреду.
Альдо вздохнул, замолчал. Потом сказал тихо, обыкновенно:
- Мне кажется, я знаю, что она придет. Эта волна. Я только не знаю, что будет потом.

Утро началось с дрожи и грохота, но грохот этот был так непохож на привычную пальбу, что Робер с Альдо вылетели из подвала, не тратя времени даже на то, чтоб протереть глаза. Никто ничего не понимал, цитадель яростно гудела колоколами, даже со звонниц Истины и Домашнего очага доносился дробный, нервный перезвон.
Они выскочили на стену, забыв пригнуться, любой мориск с ружьем мог бы сейчас продырявить им головы, вот только морискам было не до стрельбы по мишеням.
Море превратилось в стену. Темный, закипающий белоснежной пеной, вал входил в бухту Агариса, отменял бухту Агариса, превращая ее в дно морское. Фациески рвались с якорей, опрокидывались, исчезали в белом кипении, исчезали в нем набережные, улицы, бесполезная Новая стена и изуродованная Старая. Волна накрывала морисков, несла и мяла их шатры и лошадей, утягивала водоворотами на дно, ломала хребет свирепой армии, как мышонку.
Альдо широко распахнул глаза, глянул на Робера, в небо, в зеленовато-коричневую воду под стенами Славы. И рассмеялся, доставая из кармана горбушку хлеба.
- Она пришла, Робер. Давай ее покормим.

Отредактировано (2023-11-27 11:20:50)

Анон · 2023-11-26 17:59:23

100. Вальдмеер
Вальдес соскучился по Кальдмееру и выпросил у ведьм возможность увидеть его на 10-20 минут. Он попадает в разгар жесткого допроса в Дриксен, но никто его не видит и не слышит, и он ничего не может сделать. Или может, на выбор автора.

834 слова, открытый финал, вальдмеер в воспоминаниях Вальдеса

▼Скрытый текст⬍

Ротгер не просит ничего, ведьмы сами к нему приходят. Танцуют в неверном свете свечей, зовут с собой.
- Нет, - отвечает им Ротгер, - я не могу. Мой человек сейчас далеко, я скучаю.
- Зачем скучать? - ведьмы не знают, что это такое, да и не хотят знать.
- Мы покажем тебе твоего человека.
И остальные отзываются:
- Да, да, покажем.

Первое, что Ротгер замечает, это светлое пятно посреди мрачной тюремной камеры. Олаф стоит на коленях, низко опустив голову так, что отросшие неровные пряди закрывают лицо. Тревога неприятно колет сердце. Ледяной никогда бы не стал на колени по своей воле. Даже находясь в плену и переживая последствия ранения, он оставался преисполненным собственного достоинства.
- На дыбу! - коротко командует некрасивый носатый человек, и Вальдес сразу понимает, кого он будет ненавидеть даже больше, чем своего заклятого врага Бе-Ме. Олафа, его Олафа, два дюжих палача подталкивают к пыточному орудию. Неприятный дрикс ухмыляется.
С Кальдмеера срывают одежду и, привязав к дыбе, подтягивают к потолку.
- Говори! Рассказывай!
Олаф мотает головой, не проронив ни слова. Он живой, он в сознании! Ротгер сначала радуется, а потом понимает, что никому от этого не легче. Кроме, пожалуй, палачей. Неприятный дрикс подходит ближе и брезгливо поджимает губы, словно увидел что-то грязное и боится испачкаться.
Олаф не грязный, совсем нет. Его старательно поливают водой из вёдер. Вода, должно быть, холодная, но, Вальдес уверен, Ледяного этим не проймешь. Ведра большие и неудобные, один раз палач не рассчитал, и край ведра со стуком врезался Олафу под ребра. Но даже стон не вырвался из его крепко сжатого рта.
Ротгер вспоминает, как целовал этот рот, тонкую линию губ, как Олаф целовал его в ответ, и его губы, такие жёсткие, были самыми мягкими и любимыми. А сейчас Олаф висит на цепях, и наверное, останется след, как от обручального браслета. Ротгер винит себя, что не подарил ему свой браслет раньше, чем дриксенские ублюдки надели на него железные и грубые.
У Олафа тонкая белая кожа, на ней легко проступают синяки, на ней порезы и гематомы расцветают картой. Ротгер тянется, чтобы дотронуться до кровавых подтеков, но не может. Печальная ведьма кружится рядом, она словно хочет помочь Ротгеру, но не знает как. Он и сам не знает, как себе помочь. Да и плевать на себя! Как помочь Олафу, если он может лишь бессильно наблюдать за пыткой?
Из тени выступает ещё один человек. У него крысиные черты лица и крысиные же повадки. Шмыгая носом, он нудно зачитывает перечень обвинений бывшего адмирала цур зее Кальдмеера. От этого "бывшего" тянет холодом больше, чем из могилы.
"Нет, нет, - думает Ротгер, - даже не надейтесь. Это вы - бывшие. Бывшие живые, а скоро станете мертвыми."
- Говори! Признавайся! - требует дрикс, и голос его заглушает свист кнута.
У Олафа много шрамов, Ротгер любит их целовать. Однажды он сцелует их все, сделает кожу Олафа белоснежно чистой, словно не было долгих лет, оставивших после себя эти неприглядные следы.
Кнут свистит, срывая кожу, оставляет красные полосы. Ротгер смотрит на некогда белую кожу и чувствует боль, словно каждый удар приходится и по нему. Он мечтает разделить все страдания с Олафом, но не знает, как. Но ещё больше он хочет вытащить его из темной камеры и снова поселить его в своем доме. Выхаживать, каждый вечер приходить, садиться в кресло, что стоит возле кровати Кальдмеера, подолгу разговаривать с ним, мечтая взять за руку, и обмирать от восторга каждый раз, когда Олаф улыбается своей невозможной сдержанной улыбкой. Ротгер не понимает, почему кэцхен не просят эти улыбки вместо скучного серого жемчуга.
- Признайтесь, Кальдмеер. - устало требует крысеныш, - Признайтесь, и ваши мучения закончатся.
Палач замахивается кнутом в очередной раз. Олаф выгибается от страшной боли и обвисает в цепях, спасаясь счастливым беспамятством. Однако палача это не останавливает. Он продолжает размахивать кнутом, пока неприятный дрикс его не останавливает.
В камере темно, сыро и страшно. Ротгер привык к морскому простору, ему хочется вырваться из темницы, попросить морскую ведьму унести его отсюда. Но он не может оторвать глаз от Олафа, растянутого на дыбе, боится, что если он уйдет, то Олаф уже не очнется никогда.
- Пойдем, - просит ведьма, - я не хочу тут быть. Я хочу танцевать на воле.
Но Ротгер не может уйти, Олаф умрет, когда Ротгер отвернется. Поэтому он не моргает, смотрит на него - побитого, окровавленного, умирающего. Нет, он не умрет, потому что Вальдес его спасет.
- Пойдем, - отвечает он ведьме.

В тот же вечер он снова их зовёт. Ротгер сидит на краешке стола, задумчиво подкидывает кольцо и, когда комнату наполняет знакомый звон колокольчиков, наконец решается:
- Помогите мне, - просит он, нет, молит о помощи, - перенесите его сюда. Я знаю, вы это можете. Я заплачу любую цену, все, что хотите.
- Все, что хотим, что захотим, - весело смеются ведьмы, и Ротгеру становится страшно. Он молит Создателя, в которого не верит, чтобы он не знал того, кого ведьмы изберут в качестве платы.
- Все, что захотите. - твердо говорит он и закрывает глаза. - Верните мне Олафа Кальдмеера.
Где-то далеко в темнице звякнули разбитые цепи, а совсем в другом месте один человек умер в своей постели с улыбкой на лице.

Анон · 2023-11-26 23:28:02

Анон пишет:

156. Кальдмеер/Вальдес, Вальдес симпатизирует Кальдмееру, Кальдмеер это понимает и, зная что у марикьяре связи между мужчинами не осуждаются, расчетливо растит симпатию в нечто большее и пользуется, не ради мелочей в быту, но ради чего-то большего: военная обстановка, устройство обороны Хексберг и т.д.(как управлять кэцхен)))))) Вальдес ему конечно напрямую тайны не рассказывает, но в их беседах много то, что в Дриксен не знали, не думали об этом с такой стороны и т.п. Альтернативная концовка: Кальдмеера на родине не казнят, в результате новой стычки уже Вальдес в плену у Кальдмеера, который спокойно отдает приказ о повешении

Автор дико извиняется, но это онгоинг. Не уверен, что именно это нужно заказчику, если что, сразу прошу прощения :please: Драма, Кальдмеер соответствует заявке - вас предупредили.
Пока не бечено.

▼Часть 1/?, около 1800 слов⬍

Ведьмы существуют — первая мысль, когда он приходит в себя. Внезапная, странная, неуместная... Это Альмейда, вынырнув с морем алых молний из тумана, уничтожил его победу и разрушил множество далеко идущих планов. Но есть вражеские линеалы, а есть кое-что иное возле славного города Хексберг, о чем не докладывают прознатчики, которые могут сослаться лишь на непонятные местные верования и легенды. Есть порывы бури, рвущие крепкие ванты, бросающие корабли из линии против направления ветра, есть загадочные короткие шквалы, что не дают разведывательным судам подойти к определенным участкам берега или швыряют обломки рея по немыслимой траектории прямо вам в лицо. Альмейда — знакомый враг, испытанный и проверенный в стычках, однако таинственные силы возле Хексберг — новый и пока неизведанный фактор в этом уравнении.

Об этом думает Олаф Кальдмеер, открывая глаза и первый раз взглянув на незнакомый ему потолок темного дерева прямо у него над головой. Не корабль. В Дриксен белят потолки даже на юге. Далеко уйти не могли, похоже на частный богатый дом. Плен. Вероятно, в Хексберг. Он знает это, прежде чем Руппи успевает ему сообщить.

Ротгера Вальдеса Олаф встречает лишь на следующее утро. Тот либо достаточно деликатен, чтобы дать пленникам время опомниться, либо намеренно заставляет их потомиться; скорее, впрочем, он просто слишком погружен в празднование своей победы. Торжество пляшет в его взоре, когда он улыбается, сжимая бутылку. Вальдес невероятно любезен с ними — почему бы нет? Он может себе это позволить. Олаф прямо называет ему свое имя: марикьяре уважают стойкость, а Вальдес, без сомнения, и сам все выяснил. Иначе он зря ел бы хлеб талигойского командира. По быстрой вспышке в насмешливых глазах Олаф понимает, что был прав, и Вальдес отвечает ему шуткой, что мог бы и не узнавать. Они оба знают, что это не так.

Сражение совсем не завершилось, когда скрылись алые флаги. Олаф это знает, как наверняка помнит и Вальдес. Тот, победитель, вдосталь наслаждается своим положением: доклад вице-адмирала Вальдеса адмиралу Кальдмееру воистину нечто особенное, ибо когда еще выпадет возможность сообщить вражескому военачальнику, подробно и с удовольствием, как умирали его корабли? В иное время Олаф вернул бы пару уколов, но сейчас он слишком слаб, измучен и потрясен. То, насколько всё плохо, он понимает сразу, когда Вальдес без проволочек сообщает пленникам, что их не намерены отправлять в Закат. Большего он не говорит, но это и не нужно. Раз: собираются пытать. Два: флот уничтожен целиком либо настолько, что его уже не боятся. Лечат, Руппи рядом, дом, а не крепость. Значит, два.

Олаф хочет знать, и Вальдес ему отвечает — объясняет, с этим довольным ликованием в глазах, откидывает штору, позволяя самому в полной мере оценить творящийся за окном Закат. Крепкое дерево шторм переламывает, словно тростинку. Олаф сжимает зубы. Его корабли потрепаны битвой и в открытом море, без защиты берега или бухты. Он может представить, что это значит. Буря в половину такой силы на севере разбивает два корабля из трех.

Вальдес выжимает из своего торжества всё, что возможно, сумел бы и больше, если б не очевидная слабость Олафа. Пленника пока не намерены погубить, а то, что Руппи остается при нем и дальше, укрепляет Олафа в его выводах. Флот им больше не угроза. Вальдес, пообещав сперва жизнь, впрочем, не осведомляет их о дальнейшей участи целую неделю, хотя Олаф убежден, что все было решено еще в самую первую ночь. Ему нетрудно провести эту неделю, он все равно не помнит большей ее части. Иногда Вальдес появляется перед глазами. Возможно, он ждет, что Олаф наконец заговорит о своей судьбе, но Олаф никогда этого не делает. Хотели бы пытать — уже бы было иначе. Олаф, снова и снова, спрашивает о своих людях, и есть ли вести с севера. В новостях Вальдес скуп, но действительно приволакивает ему список пленных, от которого у Олафа темнеет в глазах. Позже Руппи читает ему немногочисленные имена вздрагивающим голосом, пока Олаф не отсылает его прочь, и этой ночью сквозь мутный бред он обнаруживает, что кричит, а чьи-то теплые руки мокрым платком стирают пот с его лица.

Когда лихорадка от ранения отступает и Олаф способен поднять голову с кровати, Вальдес приходит и наконец сообщает, что после Излома пленных пошлют к регенту для дальнейшего решения их судьбы. Это, разумеется, почти формальность. Марикьяре не склонны отдавать другим собственную добычу, так что с пленниками к Ноймаринену наверняка отправится предложение, которое ему останется официально подтвердить. Руппи сразу думает о выкупе, но Олаф легко представляет, что происходит, когда Вальдес осведомляет его, что до сих пор в Дриксен не возвратилось ни одного корабля, кроме «Верной Звезды» Вернера фок Бермессера, которая недавно бросила якорь в гавани Метхенберга. Со своим невероятным талантом самосохранения Вернер увернулся от шторма и теперь явно постарается использовать со всей выгодой то время, пока Олаф до него не доберется. Олаф прикрывает глаза, чтобы не выдать Вальдесу слишком многого. Внутренняя свара вместо того, чтобы восстанавливать флот. Умно. А с ним еще наследник Фельсенбургов, которого Бермессер оставил умирать. Когда Штарквинды и Фельсенбурги сцепятся с Фридрихом, разразится буря.

Вальдес возвращается снова и, по его просьбе, все же приносит крохи тех вестей, что постепенно добираются с севера. Об обломках, выброшенных на берег, о разрушенных до основания остовах кораблей. О найденных телах... лишь очень немногие из которых еще живы и все равно в конце концов оказываются в крепости Хексберг. Олаф, слушая его, закрыв глаза, вычитает из списка свои корабли. Марикьяре, без сомнения, делают то же самое.

Адмирал Альмейда удостаивает его своим визитом лишь один раз. К счастью, в то время, когда Олаф уже способен встретить его стоя. Альмейда уделяет ему ровно две минуты, и все то, что он сообщает, уже знакомо Олафу от Вальдеса. В спокойном взгляде глубоких черных глаз нет и намека на райос, адмирал смотрит на Олафа как на полезный предмет, которому нашли применение, и осталось лишь отдать приказ. Мысль, что Альмейда уже вычеркнул его из соперников, неожиданно болезненна. Олаф испортил своим врагам достаточно крови, чтобы не ожидать пощады даже из практичных соображений, а среди достоинств марикьяре — немногочисленных, по мнению Севера — никак не значится великодушное милосердие. То, что он жив, означает лишь, что в нем более не видят угрозу. Его намерены использовать, но они не верят, что ему еще доведется подняться на борт корабля.

Олаф не опускает взгляда — ни перед Альмейдой, ни перед Вальдесом или кем-то из тех, кто после посещает его дом и желает поглазеть на него, будто на иноземного зверя — но он никому не позволяет заподозрить свои мысли. Половина Северного флота может вернуться уже к лету. Больше, если удастся договориться с Флавионом. Две верфи Севера готовы, одну можно запустить за месяц. Весной побережье будет беззащитно перед марикьяре, но летом их ждет сюрприз, особенно, если они ошибутся и станут нападать малыми силами. Марикьяре могли бы кое-что узнать, если бы дали себе труд расспросить его как следует и он почему-то стал бы им отвечать. Но они настолько уверены в себе, что даже не попытались.

Его оставляют в доме Вальдеса, словно положив на полку до нужного применения. Как гостя, будто совсем недолгое время назад они не старались отправить друг друга на дно залива и способны об этом забыть. Вальдес оказывается прекрасным и доброжелательным хозяином. Он навещает Олафа почти каждый вечер, и Олаф ждет его визитов, хотя сведения, которые он приносит, обычно не менее болезненны, как тревожащая рану перевязка. Олаф не знает, какой в этом Вальдесу интерес — быть может, снова насладиться его поражением, той болью, которую он скрывает так хорошо, как только может. Для Вальдеса, верно, это демонстративное милосердие к злейшему врагу должно быть великолепной местью. Он даже держит руку на плече Олафа, когда сообщает о новом найденном корабле, из экипажа которого никто не выжил.

Олаф не может представить себе, чтобы Вальдес позабыл о собственной участи в случае успеха Олафа, и если бы те самые корабли, о чьей судьбе он говорит с таким сочувствием, остались на плаву. Бешеный Вальдес не зря получил свое прозвище, он сражается так, будто не наступит утро, и его враги не припоминают от него доброты. Но все же с Олафом он необыкновенно предупредителен, старается создать для него нужные условия и заботится о его лечении, словно бы Олаф был для него добровольным, желанным гостем. Олаф вынужден признать, что, что бы он ни полагал о намерениях или желаниях Вальдеса, поведение того внешне безупречно. Это сбивает с толку и смешивает его расчеты, но со временем Олаф приходит к выводу, что, как бы то ни было, благосклонность Вальдеса в их положении пойдет им только на пользу.

Он нескоро — очень нескоро! — понимает причину действий Вальдеса, и когда эта мысль приходит к нему в первый раз, Олаф чувствует себя потрясенным. Позже, впрочем, он поражен, как не опознал этого сразу. Последние недели заволокли болью его разум, а северные народы непривычны к мужеложеству, в отличие от развращенных южан. И все же, если подумать, здесь невозможно ошибиться. Вальдес слишком близок к нему все последнее время. Он так свободно переходит границы, легко прикасается к Олафу, будто из необходимости. Вальдес с его пристальным взглядом темных глаз, что приходит к нему по вечерам, приносит лучшее вино, смеется и берет за пальцы, будто так ему и подобает. Вальдес, который запросто может устроиться на ковре у его кресла, прислонившись головой к его коленям. Олаф до сих пор списывал это на южную непосредственность, и не дело пленнику указывать тюремщику на его поведение, однако теперь он вспоминает, что с Руппи, например, Вальдес никогда не обращается подобным образом.

Это даже не особенно странно — для марикьяре связь между мужчинами довольно обычное дело, как Олафу известно из его времени, проведенного на юге. Мужскую любовь называют гайифской, однако именно на Марикьяре и в Кэналлоа относятся к ней проще всего. Тем более, на флоте. Горячий южный темперамент, не слишком много приличий и длинные военные переходы — все это сводит вместе немало одиноких мужчин. То, за что на севере осудили бы, а в самых суровых племенах забили камнями, для марикьяре — небольшая интрижка. Удивляет не то, что Вальдес способен вожделеть мужчину — Олаф, скорее, глубоко поражен, что объектом страсти смогли выбрать его. Он уже не юн, не особенно красив, и точно никак не привлекательнее симпатичного благородного юноши вроде Руппи. У Вальдеса должен быть своеобразный вкус, если он и вправду питает подобные чувства.

Ответ, впрочем, прост, и найти его нетрудно. Трофей. Бешеный Вальдес, который легко нарушает все запреты и готов к любой авантюре — Олаф для него, верно, необычайно притягательная, экзотичная добыча. Связь с самим вражеским адмиралом — что может быть роскошнее, дабы потешить самолюбие? Победить врага не только на поле битвы, но и в постели. Вписать его имя в свой список завоеваний, ведь кто еще сможет похвастаться, что получил подобный приз?

Вальдес легко мог бы взять, однако он даже не спрашивает. Ни разу не говорит он ни о чем подобном, хотя его действия более чем определенны, и пленник в его власти едва ли смог бы ему противостоять. Олаф припоминает внимательный взгляд Вальдеса, пристальный и задумчивый, который ловил на себе не раз — будто Вальдес чего-то от него ждет. Вальдес, быть может, хочет, чтобы Олаф ответил на его... ухаживания, и пришел к нему сам? После всего, что случилось? Вальдес и в самом деле настолько безумен, как о нем толкуют?

Олафу следовало быть оскорбленным, и, возможно, в прежние времена так и бы и произошло — когда у него был флот. Но в тот вечер, когда, сидя в своем кресле и глядя на умирающий за окном закат, Олаф сознает возможные чувства Вальдеса, он со всей холодной отчетливостью понимает, какую пользу смог бы из них извлечь.

Отредактировано (2023-11-26 23:37:07)

Анон · 2023-11-26 23:39:31

Анон пишет:

64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон

▼Часть 3/?, ок. 1000 слов⬍

Не иначе, как чудом, лихорадка, обыкновенно случающаяся при таких ранениях, обошла Олафа стороной. Он начал подниматься с постели уже на третий день, сначала лишь по нужде, затем — чтобы умыться, выпить густого бульона, предписанного врачом. В комнату, помимо Вальдеса и врача, все это время входила лишь одна служанка, немолодая бергерка, всегда с поджатыми недовольно тонкими губами, старающаяся как можно быстрее покинуть Олафа.

На четвертый день утром воду для умывания и накрытый тканью поднос с завтраком принесла не она, а лично Бешеный, сияющий белозубой улыбкой. Олаф, без удивления и интереса воспринимавший присутствие Вальдеса рядом в эти дни, внезапно встревожился.

— Сегодня прекрасное утро, госпожа адмирал, — сказал тот, ставя кувшин на столик для умывания. Олаф едва заметно поморщился от этого обращения, но ничего не сказал. — Как вы себя чувствуете?

— Благодарю, мне лучше, — Вальдес не был врачом, и Олаф ответил лишь то, что тому нужно было услышать.

— Это просто замечательно, мэтр определенно заслужил хорошую награду за такую чистую работу! Я уверен, и он порадуется своему успеху сегодня во время перевязки, — Вальдес наполнил водой из кувшина медный таз для умывания, подал Олафу, еще сидевшему на постели, чистое льняное полотенце. — Вам помочь подняться?

— Благодарю, — Олаф проигнорировал протянутую ладонь, поднялся сам, одернул длинную рубашку, которая довольно хорошо скрывала очертания тела, даже без бинтов на груди.

Умылся теплой водой, стараясь делать все медленно, ничем не выдавая, что чувствует пристальный взгляд Вальдеса спиной. Потом, глядя в зеркало, прибрал волосы в привычную короткую косицу. Из отражения глядел на него немолодой, с жестким лицом и тронутыми сединой русыми волосами человек. Олаф Кальдмеер. Если бы не ранение...

Он обернулся резко, тут же получив короткий приступ головокружения, но успев поймать заинтересованный взгляд Вальдеса. В груди заворочалось глухое раздражение, — неверное, первое чувство, не припорошенное пеплом, за последние дни.

— Вы все пытаетесь разглядеть во мне женщину? — спросил он ровно. — Или в женщине адмирала цур зее?

Вальдес фыркнул как кот, будто услышал что-то донельзя смешное.

— Я уже понял, что одно неотделимо от другого, — он отошел к столу, сдернул ткань с подноса. — Завтрак, госпожа адмирал.

— И все же, если вас не затруднит, я бы предпочел более привычное мне обращение, — Олаф опустился на стул, но не притронулся к пище. Присевший за противоположный край стола Вальдес никак не способствовал повышению аппетита, которого у Олафа и так не было.

— Простите, — Вальдес повинно склонил голову, но в голосе звенел довольный смех. — Но меня так радует это обстоятельство, что я просто не могу удержаться. Оно открывает такие... ммм... возможности... Кстати, а давно ли вам привычно такое обращение?

Серая пелена, что накрыла мир после сражения в бухте, разорвалась, разошлась обрывками дождевых облаков, уступая место чистой ярости.

— Вижу, вы все еще не чувствуете себя победителем, — тихо и очень ровно сказал Олаф. — Или дело в том, что так хотите только вашей, не адмирала Альмейды, личной победы? Над женщиной, в койке, вам хватит? — он кивнул на неприбранную постель.

Вальдес не обиделся выпаду, черные глаза расширились на миг, будто Вальдес подумал «Вот как вы можете!», а с губ не пропала легкая улыбка.

— Не оскорбляйте меня обвинением в том, что у меня такие ужасно скучные вкусы, — он наклонился к Олафу, оперся локтями о стол. — Уверяю вас, будь адмирал Кальдмеер мужеского пола и при рождении, это ничего не поменяло бы в моих намерениях. Но то, что вы женщина, делает все проще. Для Рамона.

***

Вальдес, заявившийся в адмиралтейство одетым по всей форме, и не в день какого-нибудь великого праздника, вызвал переполох. Об этом феномене Альмейде усели доложить до того, как виновник переступил порог его кабинета.

Рамон хотел было встретить его шуткой о том, что ношение парадной формы в будний день верно предсказывает неприятности в виде скорого явления любимой тетушки, но Вальдес успел нанести удар первым.

— Господин адмирал, — он отдал честь по всем правилам, и это в кабинете, наедине с другом, вместо того, чтобы запросто спросить «Рамэ, ты успел соскучиться по мне?» и усесться на край стола, чтобы быть немедленно согнанным оттуда. — Разрешите подать вам прошение?

Если волосы и не зашевелились на голове у Альмейды, то только потому, что были убраны в хвост и туго перевязаны алой лентой.

— Разрешаю, — сказал он осторожно.

На стол легли, тут же норовя свернуться обратно в кольца, две бумаги. Альмейда осторожно взял одну, бросил косой взгляд на Вальдеса, замершего у стола, а затем начал читать.

Слова исправно складывались в строки, но все вместе не имело никакого смысла.

— Ты просишь позволения жениться? Ты? — на всякий случай уточнил Рамон, чтобы проверить, что глаза его не обманывают.

— Так точно, господин адмирал, — с самым серьезным видом кивнул Вальдес.

— На подданной Дриксен?

— Так точно, господин адмирал.

— Не дури! — Рамон ударил раскрытой ладонью по столешнице, подскочили карты и бумаги, рассыпались перья из перевернутой подставки, но Вальдес даже не вздрогнул. — Да что за девка там такая, что ты трахал ее три дня, и уже готов на все?

Вальдес, зараза, поднял глаза на Рамона, ухмыльнулся уголком рта, сказал только:

— Ты дочитай.

Сдержав порыв разорвать кошкино прошение, Рамон прочел вслух:

— ...с девицей Кальдмеер.

Озадаченно помолчал.

— Это что же, дочь адмирала? Я не слышал, чтобы он был женат. Внебрачная? Или родственница?

Перед глазами представилась почему-то Дева Дриксен, Гудрун, внушительная, златокосая, как ее изображали на портретах, немало гравюр с которых затерялось в карманах и сундучках дриксенских моряков. Первое возмущение нарушением привычного порядка вещей в мире уже схлынуло, и Рамон подумал, почему бы, собственно, и нет? Вальдесу, всегда интересовавшемуся только кэцхен, пошла бы такая, земная, женщина.

— Не мог найти здесь? Мало кто из девиц отказал бы, — уже сдаваясь, не смог не уколоть Альмейда. — Или тебе нужно было, чтобы выбирали между твоим хуем и петлей палача?

Анон · 2023-11-27 00:00:02

★ ТУР ЗАКРЫТ! ★
Спасибо всем прекрасным авторам, что приносили на него исполнения по чудесным заявками.
Теперь можно деанониться (или нет, как пожелаете). Напоминаю, что после завершения тура можно и нужно продолжать приносить исполнения :heart:

▼СПИСОК ИСПОЛНЕННЫХ ЗАЯВОК С ССЫЛКАМИ НА АО3\ФИКБУК⬍

16. Алвадик, R-NC-17, Реверс с обнаженным Алвой на пути на эшафот (вместо Алвы за какое-то предательство/ошибку к казни и публичному унижению приговорили Дика. Алва в числе наблюдающих (недобровольно)), внешность алвадиков любая
Фикбук

12. Вальдмеер, NC-17, драма, Олаф после всех событий стал совсем бессилен в постели, но Вальдес найдет способ доставить удовольствие, кинк на сухой оргазм.
Исполнение 1: Фикбук || АО3
Исполнение 2:

111. Паоло/Ричард первый раз в Лаик или, если Паоло выжил, где-нибудь ещё.

159. Лабиринт, посмертное испытание: глюки с родными, любимыми, незаконченными делами, потаенными страхами и т.д. Рейтинг, жанр, кинки, сквик - любые . Персонаж - по выбору автора. Концепцию Лабиринта и посмертия можно трактовать и вертеть как угодно. Заказчик на строгом следовании канонической системе ни разу не настаивает
Исполнение 1:
Исполнение 2:

21. Алвамарсель, херт/комфорт. После несчастного случая у Алвы оказываются повреждены кисти обеих рук. Ему приходится заново учиться держать оружие и писать, и справляется он с этим плохо. АО3

129. Кэцхен урурукают над тем, что Вальдес нашёл подходящего человека, любит его и любим им. Но на всякий случай проводят с Кальдмеером разъяснительную беседу: что будет, если тот их мальчика обидит
Фикбук

59. Арлетта\Лионель, NC, инцест, порка. Из канона мы знаем, что одна из предыдущих графинь Савиньяк приказала выпороть самого Дидериха. С тех пор порка стала семейной традицией и прерогативой графинь. Лионель уже давно не ребёнок, но всё ещё даёт себя наказывать.
АО3

139. Отец Герман (книгоканон)\ кто-то из унаров. Отец Герман в тайне любит наказывать унаров весьма нестандартным способом. Телопредало, развратный священник, юноша, который хочет ещё.
АО3

37. Близнецы Савиньяки трахают Ричарда, Рока наблюдает (или нет). Можно дабкон, тело предало, немножко больноублюдочнсти.  Жанр любой, таймлайн любой, рейтинг от R и выше. Ричарду должно понравится.
АО3

73. Вальдмеер, NC-17, драма, из Кальдмеера выбивают сведения в подвалах крепости, dark!Вальдес влюблен в его стойкость, но своеобразно, нон-кон.
АО3

30. Вальдес привозит Кальдмеера на Марикьяру и знакомит с родителями. Первоначальная острая реакция на то, что сын приволок в дом варитского гуся, и постепенное принятие. Можно юмор.
Фикбук

8. Алвадик, таймлайн Раканы, Дик выходит на поединок с Алвой за Альдо, оба ранены, но в итоге живы. Фиксит бодяги с кровной клятвой.

54. "Вредные задачи" Остера в переложении на условия и персонажей из Талига. Персонажи любые, рейтинг любой, юмор.
АО3

70. РоРо, пост-Ракана, лунатизм, возможно, сомнофилия. Робер не просто видит кошмарные сны о прошлом, он во сне ходит (и не только). Рокэ узнает об этом и пытается что-то сделать. Рейтинг на вкус исполнителя, стекло можно, но без совсем уж черного финала.

17. Любой пейринг или джен, и любой временной промежуток, главное без смерти персонажей. АУ, в которой сломанный Абсолют не засчитал смерть Эгмонта и попытался выпилить Ричарда, как «неудачного» Повелителя Скал. Не удалось, но Ричард в результате остался искалечен - недостаточно сильно, чтобы это мешало ему жить, но достаточно, чтобы привлекать внимание и мешать (шрамы, хромота и т.д).
Исполнение 1:
Исполнение 2: АО3

110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора,
AO3

64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон.
Исполнение 1: Фикбук || АО3
Исполнение 2:

41. Приддоньяк, ПВП, афродизиак. Что бы скомпромитировать Валентина, ему подливают в напиток афродизиак. На людях Валя держится, но когда он остаётся один, ему становится совсем плохо. Арно предлогает помочь, уверяя, что в этом нет ничего особенного.

83. Вальдмеер. У марикьяре жестокие обычаи, под райос убивают всех. Есть лишь одно исключение для законных супругов, к которым могут прилагаться их слуги и подчиненные. И это единственный способ для Вальдеса спасти Олафа Кальдмеера...
АО3

122. Классический омегаверс с Диком-омегой, которого впервые накрыло течкой в особняке Алвы, а Алва — альфа, но внизапна! он ведёт себя порядочно: просвещает Дика про особенности анатомии и физиологии, утешает, успокаивает феромонами и мурлычет над ним. И они так и не поебались.
Фикбук

32. Алва/Ричард, юст, Ричард впервые замечает и понимает интерес Алвы к себе
АО3 || Фикбук

155. Альдо и Робер успешно организовали оборону Агариса от морисков. Нападение жители и гости города отбили, мориски понесли большие потери. Альдо решил не пытаться сесть на трон в Талиге, а связать своё будущее с Агарисом.
АО3

100. Вальдмеер. Вальдес соскучился по Кальдмееру и выпросил у ведьм возможность увидеть его на 10-20 минут. Он попадает в разгар жесткого допроса в Дриксен, но никто его не видит и не слышит, и он ничего не может сделать. Или может, на выбор автора.

156. Кальдмеер/Вальдес, Вальдес симпатизирует Кальдмееру, Кальдмеер это понимает и, зная что у марикьяре связи между мужчинами не осуждаются, расчетливо растит симпатию в нечто большее и пользуется, не ради мелочей в быту, но ради чего-то большего: военная обстановка, устройство обороны Хексберг и т.д.(как управлять кэцхен)))))) Вальдес ему конечно напрямую тайны не рассказывает, но в их беседах много то, что в Дриксен не знали, не думали об этом с такой стороны и т.п. Альтернативная концовка: Кальдмеера на родине не казнят, в результате новой стычки уже Вальдес в плену у Кальдмеера, который спокойно отдает приказ о повешении

Отредактировано (2023-11-29 13:20:37)

Анон · 2023-11-28 00:14:04

Анон пишет:

97. Приддоньяк. Арно, с отношением к сексу легким, как у Эмиля, соблазняет Валю, которого считает девственником (ошибается). Хочет унизить и обидеть, но любовь нечаянно нагрянет, хэ. Хотелось бы, чтобы Арно не был солнышком.

1647 слов
Никаких званий, потому что автор не определился с таймлайном.
Ну и вообще.

▼Скрытый текст⬍

Тем утром всё с самого начала пошло как-то не так.

Во-первых, Арно совершенно сам не заметил, как оказался втянут в идиотскую разборку с каким-то теньентом, потом умудрился поцапаться с Эмилем, появившимся буквально на несколько секунд, а затем и подавно сцепился с Заразой.

Все три события были удручающими не по причине испорченных отношений — на теньента было откровенно плевать, старший-младший славился своей отходчивостью и пониманием, а Придд и подавно не был достоин никакого другого отношения, кроме отвратительного, но по сути своей. Арно не так давно обещал себе вырабатывать характер, который помог бы ему стать если не похожим на старшего-старшего брата, то, по крайней мере, лучше понимать его и вообще научиться хорошей достойной сдержанности. Не такой противной и ледяной, как у упомянутого Придда, а интересной и интригующей, каковая встречалась только у Лионеля и ни у кого другого.

Ни одна из стычек не повлекла за собой никаких последствий – Эмиль просто потрепал Арно по плечу и умчался, теньент шипел что-то по углам, но не рисковал подходить ближе, скользкая приддская Зараза предсказуемо струсил и, отпустив пару шпилек своим замороженным тоном, удалился, не удостоив больше ни взгляда. И вот за это особенно сильно хотелось смазать по его длинной противной физиономии. Зажать в углу, как зажимал в Сэ служанок, чтобы с наслаждением увидеть, как в противных рыбьих глазах появится страх. А, может быть, даже и пойти дальше, завалить, как заваливал те же служанок, только вот не ради удовольствия, а ради собственного торжества и его, Заразы, унижения.

Пришедшая мысль была дикой, но чем больше Арно об этом думал, тем приятнее и заманчивее она казалась.

Заманить Придда, распалить, сделать вид, что сам ему поддаёшься – а потом перехватить инициативу и показать, кто тут главный, кому принадлежит мужское первенство. Конечно, вряд ли хоть кто-нибудь до сих пор согласился обжиматься с отмороженным Спрутом, так что он, скорее всего, вообще девственник, а такого развести проще простого. Ещё будет сам просить и скакать на члене, подставляться и умолять поглубже. Может, конечно, какая-нибудь обозная девка и согласилась по-быстрому отбежать с ним за угол, но в имперской любви Придд явно ничего не смыслил, тем интереснее будет отыметь его до звёзд перед глазами, а потом изображать, что они едва знакомы. Позорить его перед сослуживцами Арно, конечно, не будет, но сам натешится вволю.

Утвердившись в этой мысли, Арно отправился в комнату, которую занимал Придд: для того, чтобы нападение было изящным, следовало подготовить его тщательно. В данном случае, можно было даже снизойти до извинений – пусть и насквозь фальшивых.

Зараза обнаружился у себя: сидел без мундира за столом и читал какую-то очередную нудятину, откуда он черпал превыспренные мысли, выдавая за свои. Арно побаранил пальцами по косяку, привлекая внимание. Придд заложил книгу лежавшим на столе кинжалом и поднял голову.

— Чем обязан? — если бы Арно умел так выверенно изгибать бровь и так тщательно дозировать презрение и равнодушие, подпущенные в голос, то считал бы себя весьма приближенным к Лионелю по вожделенным умениям. Однако не хватало ещё начать находить в Придде достоинства и привлекательные черты — для того, чтобы завалить того в койку, Арно это вовсе не требуется.

— Я пришёл принести свои извинения, — сказал Арно, проходя в комнату, будто его пригласили, и присаживаясь на край стола с весьма уверенным видом. Бровь Заразы поползла выше и остановилась, рискуя удалиться за пределы спрутьего лба.

— Ну а что, — жизнерадостно плёл Арно, — я высказался о вашей сиятельной персоне весьма нелестно. Был неправ и сожалею.

Придд медленно встал из-за стола и одёрнул рубашку таким же чётким движением, каким одёрнул бы мундир.

— Принимаю ваши извинения, — сказал он, и явно хотел добавить звание и фамилию, а потом выставить обнаглевшего гостя за дверь, но вдруг лицо Спрута осветилось какой-то несмелой, неумелой улыбкой, и он добавил, дрогнув голосом: — Это правда, Арно?

К такому повороту событий Арно был совершенно не готов, хотя успел подумать, что его цель стала гораздо гораздо ближе, Зараза, оказывается, сам был не против более близких, чем уставные, отношений. Поэтому быстрее, пока Придд не отморозился обратно — а всё его лицо выражало готовность не только замкнуться в привычную броню, но и удесятерить её, щедро сдобрив ещё большим, чем обычно, презрением — Арно слез со стола, шагнул вперёд и сказал, глядя Заразе прямо в глаза:

— Правда, Валентин.

А потом провёл рукой по щеке застывшего Придда, обозначая недвусмысленность своих намерений, после чего шепнул на ухо:

— Кстати, я успел запереть дверь.

Валентин почти отпрянул, но Арно успел схватить его за плечи и снова смотрел прямо расширившиеся от удивления глаза.

— Пойдём, — следовало ковать железо, пока оно горячо, так что Арно решил в полной мере воспользоваться замешательством противника, чтобы приступить к исполнению плана.

Он довёл Валентина до его собственной кровати, быстро скинул сапоги и недвусмысленно улёгся на спину. Валентин стоял столбом, так что Арно решительно потянул его на себя — следовало заманить жертву в ловушку подальше, а уж потом он успеет перевернуть их обоих.

Валентин, удушливо краснея, позволил почти уложить себя на кровать между приглашающе разведённых ног Арно, но отвечать на приветственные ласки не спешил. Это совершенно не удивляло, ничего другого от замороженного девственника Арно и не ожидал.

— Удивлён? — спросил Арно, стараясь как можно жарче выдохнуть Валентину в ухо, и тот лишь кивнул, будучи не в силах выдать свою обычную словесную конструкцию, которая в подобной ситуации заморозила бы всё живое, включая их обоюдное и очевидное возбуждение.

— Люблю удивлять, — ухмыльнулся Арно, а потом потянул Валентина ещё больше на себя и вовлёк в поцелуй, который получился долгим, странным и удивительно приятным.

После поцелуя, который они как-то вдруг и одновременно закончили, Валентин навис над Арно на локтях и долго внимательно всматривался в его лицо – то ли хотел увидеть ложь, то ли запоминал изгибы и линии, то ли просто имел что-то в виду, чем обычным людям, не Спрутам, не понять.

— Нравлюсь? — спросил Арно, откровенно рисуясь, и Валентин снова лишь кивнул, шумно сглотнув.

Арно самодовольно усмехнулся.

Валентин вдруг прижался губами к его виску: мимолётно и очень нежно. А потом неожиданно уверенно накрыл его губы своими.
Дальше Арно вдруг будто выпал из реальности, помнил лишь, что они целовались, как безумные, избавляя друг друга от одежды. И только когда прохладные длинные пальцы, смазанные маслом, вдруг оказались там, куда Арно никого не пускал и пускать не собирался, он вернулся к осознанию окружающего мира.

Глядя, как Валентин размазывает масло по уверенному стоящему члену, Арно вдруг понял: то, что сейчас произойдёт — произойдёт именно с ним, а не наоборот, как он думал, изобретая от злой скуки всю эту историю.

Арно дёрнулся, и Валентин с предупредительной готовностью сразу ослабил объятия и отстранился, но в глазах мелькнула такая горечь, что Арно вдруг снова подался за поцелуем, а потом закинул руки за голову и потянулся всем телом — с удовольствием чувствуя, как движения его мышц улавливают каждую реакцию тела Валентина, его напряжение, его возбуждение, его попытку понять, что происходит: стоит ли отстраниться дальше, или принять это движение как приглашение. Арно усмехнулся, а потом вдруг закинул ноги Валентину на поясницу, и тот, кажется, даже ахнул от такого очевидно подтверждённого согласия — теперь уже окончательного.
Валентин ласкающе провёл пальцами по внутренней стороне бедра Арно и снова вернулся к тому сокровенному, где никто раньше не осмеливался побывать, и куда ещё сегодняшним утром Валентин тоже не собирался проникать.

Арно хотел бы схватить его за руку — не чтобы отодвинуть от себя, нет! — но постеснялся своего странного порыва: это было стремление испуганного существа схватиться за того, кто старше и умнее.

Валентин снова ласково поцеловал его в висок и легонько расслабляюще подул на сведённые в гримасе хмурые брови. Арно расслабился, снова доверился его рукам, и вскоре Валентин уже растягивал его двумя, а потом и тремя пальцами: нежно, неторопливо, но уверенно. Арно больше не зажимался, а затем и подавно начал двигаться навстречу, подмахивать, постанывать и насаживать, движением умоляя о большем.

— Попроси, — обжигающе шепнул Валентин ему едва слышно, и Арно сначала возмутился и подумал, что всё-таки нужно найти в себе силы встать и уйти. Уйти от Валентина – и от себя, от этого затянувшего в омут Спрута, от тонких и нервно-ласковых пальцев, от глаз с золотыми отблесками — будто это отблески его, Арно, золота. Уйти — и не вернуться. И от одной этой мысли Арно охватила вдруг такая пустота и безнадёжность, что он обеими руками обхватил Валентина за плечи, посмотрел ему прямо в глаза и жарко, жадно выдохнул, почти всхлипнув:

— Возьми меня!

На лице Валентина мелькнула и пропала торжествующая, ликующая улыбка. Он медленно, в несколько долгих, мучительно нежных движений вошел в Арно, каждый раз давая ему привыкнуть к тому новому заполняющему его ощущению, которое было так непривычно и так несвойственно ему – но оказалось таким непонятно приятным.

Валентин повёл бёдрами, и Арно подкинуло на койке, а из его глотки вырвался полустон-полувздох. Валентин внимательно посмотрел ему в глаза, потом снова поцеловал в висок, провёл носом по линии челюсти, а потом, вдруг как-то озорно встряхнув волосами, прошептал Арно прямо на ухо:

— Быстрее?

И Арно смог только кивнуть и снова всхлипнуть, а потом он мог только стонать, кричать, умолять и насаживаться на такой восхитительный, такой нужный, такой важный для него член, который снова и снова двигался внутри него, заполняя до отказа и распирая изнутри.

Кончили они одновременно, причем Арно даже не пришлось прибегать к помощи рук — захлёстывающих его эмоций и с головой накрывающего наслаждения хватило. Валентин излился где-то глубоко внутри, а потом упал лицом ему в плечо и лежал так, глубоко и рвано дыша, будто загнанная в скачке лошадь.

— Что это было? — спросил Арно, едва отдышавшись и пытаясь сфокусировать взгляд на лице Валентина.

— Это я принимал твои извинения, — ответил тот, изобразив фирменную улыбочку Заразы, и Арно вдруг показалось, что перед ним разверзлась пропасть: он подумал, что, возможно, его собственная затея обернулась против него, что Валентин решил соблазнить его, а потом ухмыльнуться в лицо и бросить, что... Видимо, всё это так явно отобразилось у Арно на лице, что Валентин, тревожно и заботливо смотревший на него всё это время, зарылся носом ему в волосы у уха и стал нашептывать какую-то мало подходящую его сиятельной особе чушь.

— Поцелуй меня, — сказал Арно сипло, боясь сразу тысячи вещей: что он не совладает с голосом, что Валентин откажет в этой просьбе, что всё сейчас пойдёт не так, что случившееся вообще окажется сном.

— С удовольствием, виконт, — ответил этот Зараза, а потом поцеловал: властно, уверенно и жарко. Именно так, как, оказывается, и нужно было Арно все эти годы.

Отредактировано (2023-11-30 02:16:22)

Анон · 2023-11-29 16:18:44

Анон пишет:

64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон

▼часть 4/?, около 1000 слов⬍

Когда Вальдес заявил, что девица Кальдмеер никем не приходится адмиралу цур зее, а, собственно, им и является, Рамон сначала не поверил. Швырнул в кошкиного шутника подставкой для перьев, и потребовал рассказать, кому на этот раз Вальдес проиграл желание. Или с кем, чего доброго, заключил пари, сможет ли довести своего альмиранте до смертоубийства? Но, чего таить, под показной яростью было облегчение. Женатый Ротгер, пленный адмирал-женщина... все это было бы слишком для Рамона. И так хватало дел и тревог.

Когда Ротгер потребовал немедленно посетить его дом, Рамон предупредил его, что шутка затянулась. Но тот настаивал, и Рамон решил, что прямо из дома отправит шутника на гауптвахту. Предварительно поставив фонарь, чтоб освещал путь.

Вальдес молчал всю дорогу, благо, идти было недалеко, лишь подняться по крутой улочке-лестнице выше к подножию холма. У себя он сразу повел Рамона на второй этаж. Перед одной из дверей остановился, постучал. Потом, прежде чем войти, зачем-то подождал пару мгновений, посмотрел на Рамона непривычно-серьезно:

— Только руки... не распускай. Он ранен, и увернуться от того, что ты швыряешь, как я, не сможет.

Потом отворил дверь и вошел первый. Рамон шагнул за ним.

На постели сидел худой человек, в одной рубахе и накинутом одеяле. Кажется, он до того лежал, приподнявшись на стук Вальдеса. Он был не молод, короткие седые волосы, убранные в хвост, растрепались от подушки. А щеку перечеркивал старый шрам. Да не могло же быть...

— Первый адмирал Талига, Рамон Альмейда, — перебивая начавшего что-то говорить Ротгера, сказал Рамон. — Кто вы? Назовитесь.

В наступившей вдруг тишине тяжело упали слова:

— Адмирал цур зее Западного флота Кесарии Дриксен, Олаф Кальдмеер.

Рамон посмотрел на Вальдеса, замершего у окна. Спросил требовательно:

— Что за ерунду ты нес? И почему не доложил, что Кальдмеер выжил, сразу?

Вальдес вместо ответа пожал плечами, улыбнулся криво, посмотрел на дрикса.

— Госпожа Кальдмеер, снимите рубашку. Господину адмиралу требуются доказательства.

Рамон увидел, что, вместо того, чтобы удивиться такому непристойному требованию, или, чего лучше, послать Вальдеса к кошкам за такое обращение, пленный медленно откинул одеяло с колен и поднялся. Одна рука у него работала плохо, и он второй неловко собрал подол длинной рубахи в горсть, а затем поднял, обнажаясь.

Наверное, с десяток ударов сердца Рамон не мог поверить. Она была совсем не женственна. И вообще состояла из сплошных «не». Не было у ее жилистого, худого тела ни красивой крупной груди, столь ценимой на Марикьяре, ни крутых бедер. И кожа ее, во многих местах испещренная шрамами, не была гладкой и нежной. Разве что белой, но эта бледность была не холеной, а болезненной. А уж красивой ее никто бы не назвал. Разве что Ротгер...

— Достаточно, — бросил Рамон, круто развернулся на каблуках и вышел, если не выбежал, за дверь.

В гостиной, куда они спустились, на столе уже ждали вино и ведьмовка. Рамон выбрал последнюю, отметив предусмотрительность Бешеного. Когда горячее прокатилось по глотке и успокаивающим теплом осело в желудке, он наконец смог не зарычать, а сказать словами:

— Совсем двинулся, Бешеный? Ладно, Кальдмеер — баба, это... — он сделал еще глоток, вспоминая, сколько раз сталкивался с ним... ней в бою, и как далеко не всегда выходил из него без потерь. — Это можно запить, по крайней мере. Но ты — и жениться, на ней? Да чтоб тебе...

Выплюнув все ругательства, что нашлись в запасах и прикончив бутылку, он замолчал, все прокручивая в голове нынешнее положение.

— Повесить к Излому, и все, — медленно сказал он. — Пусть даже в ее мундире. Он... она была сильным, умным врагом, пусть будет закопана под тем именем, которое носит, — Рамон подумал, как отреагирует Кальдмеер, когда ему объявят о скорой казни. Представилось почему-то, что кивнет строго, и скажет «Благодарю», а в голосе будет искренняя признательность. Глупость! Хотя, после того, что Вальдес проделывал с ней последние дни... — Наверное, это будет милосерднее, чем оставить ее тебе, — закончил внезапно для себя.

Вальдес, до того слушавший Рамона молча, улыбнулся. Некрасиво, жутко.

— Отдай ее мне, Рамэ. И ее людей отдай, помнишь, по старым законам: не коснется того райос, кого приняли в дом, не коснется и людей, и рабов его, — процитировал он едва ли не нараспев.

Рамон сел за стол, кивком пригласил Вальдеса опуститься рядом. Ослабил узел шейного платка.

— Так ненавидишь? — спросил с вдруг удивившим самого брезгливым интересом. — Не хватило этих дней, хочешь еще? И чтоб ее дриксы смотрели?

— А ты не ненавидишь того, кто сжег бы Хексберг? — преувеличенно-укоризненно покачал головой Вальдес. — Стареешь, что ли? Сначала решил выменять родича кесаря, потом жалеешь Кальдмеера...

Альмейда поднялся, прошагал по комнате — десять шагов туда, десять обратно. Подумал вдруг, что, наверное, никогда и не знал по-настоящему Бешеного. Тот был всегда весел, злоязык, в любой компании вел себя так, будто был свой, но был ли когда-нибудь своим на самом деле? Синие искры в глазах смеялись. Разве такие бывают у людей? Но кем бы не был Вальдес, пусть он хоть крылья отрастит от танцев со своими ведьмами, он сказал то, что больно зацепило Рамона.

Он родился не в Хексберге. Но попав сюда в тринадцать лет, еще юнгой, полюбил город. Хексберг стал его родиной, его главной любовью. Его беленые дома под красными крышами, что сбегали с подножия хексбергского холма серо-свинцовому морю. Его гавань, защищенную ведьминой горой. Его прибрежные скалы, поросшие мхами. Его холодные, пронзительные ветра... Все, чем он жил, чем дышал, за что проливал свою и чужую кровь, хотел отнять Кальдмеер.

Так стоило ли жалеть его. И все же... Он остановился, посмотрел на вертящего очередную бутылку в руках Вальдеса.

— Ротгер, если уж вспоминать старые законы, то и я вспомню один. Только не наш, а бергерский. Но ты же дитя двух краев, так что и твой тоже. Супруга бесплодная отправляется в дом родителей, так? Если к осени Кальдмеер не понесет, ты станешь свободным. Она стара, не думаю, что это случится. Но ты можешь стараться, — улыбка, наверно, вышла кривоватой.

— Спасибо, Рамэ, — а вот Вальдес улыбался широко, благодарно.

Уже на пороге, собираясь вернуться в адмиралтейство, Рамон вдруг вспомнил о второй бумаге.

— Что ты принес кроме этого прошения? — нахмурившись, спросил он.

— Это уже неважно, — Вальдес достал из обшлага свернутый лист, и разорвал его на несколько частей. Свежий ветер тут же выхватил обрывки и унес их к морю.

— Ну что ж, — Альмейда проводил их глазами. — Отдай приказ выставить охрану для Кальдмеера, а потом отправляйся на гауптвахту. На четверо суток. За то, что не доложил про нее сразу. А мы от тебя отдохнем.

Анон · 2023-11-29 22:36:15

105. Что-нибудь по мотивам накура про спасателей. Модерн-АУ, приключения, мистика, джен, рейтинг любой.

в этой версии Рокэ откапали того, который прыгнул в дыру, все остальные переродились в себя) присутствует несколько матов
1137 слов

▼Две зарисовки про тот самый календарь⬍

- Дикон? Где ты, радость моя? С бригадой вроде не уехал, в общем зале нет, в комнату отдыха я сейчас иду, но я уже там был.

- А сколько времени? Блядь...

- Оу, птенчик, ты дома.

- Понятия не имею, как... Что со мной. Я сейчас приеду! Буду через двадцать минут. Создатель... Марсель, прошу тебя, скажи Варзову, что я сейчас буду!

- Ты один?

- Что?

- Ты там с кем-то?

- Нет. Я не... С кем-то, не с похмелья и трезвый, я... Просто проспал. Сейчас приеду!

- Дикон, да не суетись. Знаешь что? Позвони Матильде и скажи, что тебе срочно нужен день за свой счет. Ничего страшного в этом нет, тем более тебе она не откажет. Слышишь меня? Не переживай. Отдохнешь денек. Со всяким может случиться.

Дикон не хотел так делать, но осозновал, что проснуться и встать с кровати он сейчас совершенно не в состоянии. К тому же, он чувствовал себя так, будто им всю ночь играли вместо меча на кэналлийском пляже. Обидно было, что ничего вообще не предвещало подобный выверт организма. Дик ничего не пил вчера, лег вовремя, даже сны с ползущей каменной рекой уже как неделю его не мучили. Вот как вернулись из командировки так и отрезало.

Ненавидя себя и свою слабость, он тяжело опустился обратно на подушку и набрал номер кадровой службы. Было ужасно стыдно пропускать работу и просить внезапный выходной, все еще лежа в постели через час после начала рабочего дня, но сил встать не было никаких.

На переутомление было не похоже, да и с чего бы, ленью тоже Дик никогда не страдал... Матильда отнеслась с пониманием да и вообще, как будто не удивилась, а отнеслась одобрительно, что он с таким вопросом, а не, как обычно, с просьбой поставить ему еще смен.

Через два часа его разбудил звонок в дверь.

- Правда что ли спишь?

- Не знаю, может заболел... Никак не могу проснуться, - попытался как-то оправдаться Дик, пропуская Марселя в квартиру.

- А ты чего тут? - Дикон не стал подбирать вежливую формулировку мрачно глядя на внезапного гостя.

- Да так. Мимо ехал. Знаю же, что у тебя на обед опять что-нибудь быстрое и холостяцкое, вот и решил разнообразить. - Он поставил на пол у стола пакет, который привез с собой, - Но сначала, дай я тебя обниму. Ты кстати всех напугал, Матильда переживала за тебя и Альдо тоже.

Дик, вероятно спросонок, дал Марселю себя обнять, правда ведь так и не виделись толком после возвращения из командировки. Обычно он близкого общения с людьми сторонился, но с Марселем как-то дружили все. Тот мог и обнять, и, проходя, провести по спине ладонью и это не ощущалось, как что-то неуместное.

Достав из пакета какую-то закуску и бутылку "Слез", Марсель настоял на том, что надо обязательно выпить за встречу и, слово за слово, Дик обнаружил себя сидящим с бокалом вина и внимательно слушающим марселеву новую охрененую идею:

- ... И тогда я решил, а что? Гайифские коллеги такое делают каждый год! Чем мы хуже!

- Так. - Дикон, начав догадываться, поставил бокал и хмуро посмотрел на Валме. - Дорогой мой специалист по связям с общественностью. От меня то вы что хотите?

Отпираться Марсель не стал:

- Сделаем такой же. Даже лучше! Знаешь, как это повысит интерес к нашей работе? А интерес общественности это финансирование. На образовательные проекты и материально техническую базу, между прочим. Да и сам календарь! Представляешь какая будет штука?! Просто пушка-бомба, как говорит Альдо.

Наконец сосредоточившись и поняв про какие фото идет речь, Дик опять как мог более твердо посмотрел на Марселя и отрезал:

- Нет.

Но так легко Валме, разумеется, не сдался:

- Дикон, прошу тебя подумай, не отказывайся сразу! Ребята согласны, если ты участвуешь. Всего полчаса твоего времени. Пятнадцать минут! Там нужен-то один кадр.

- Марсель... - Дик даже растерялся, как объяснить, что идея сниматься топлес ему совершенно не нравится, как не посмотри. - У меня мать берет отпуск в Октавианскую неделю, чтобы помогать на службах в соборе! Представь, как она отреагирует если узнает?!

- Дикон, хорошо, персонально ты будешь в рубашке. Вот так только две пуговицы расстегнем и все! Ну не упрямься. Ты нам очень поможешь. Хочешь с Котиком? С Лово на руках? Как захочешь! В конце концов ты у нас сейчас главная звезда!

- Марсель, хватит, пожалуйста, мне рассказывать, как все были впечатлены! Я просто делал свою работу. И вообще. Ты куда-то, кажется, торопился? Вот иди.

Марсель в самом деле стал собираться, на ходу увещевая:

- Дикон, ты подумай все-таки. Да, все девчонки будут вешать этот календарь над кроватью, только чтобы любоваться на красивых парней, но вот их братья! Они захотят в пожарные, захотят работать в чрезвычайных службах, потому, что там такие классные ребята как ты! Ну что, я тебя убедил? Вижу что убедил Дик. Так что не отказывайся сразу, подумай. Один снимок, всего один, зато сколько пользы!

***

- О, вы здесь. Думал, придется искать вас по всей больнице. Опрашивать красивых медсестер или ловить по больничному парку. Там такие каштановые деревья. Через несколько месяцев зацветут, будет чудесное зрелище, вы посмотрите.

- Я не могу пошевелить даже пальцами на ногах.

Родич кусал губы, смотрел исподлобья и ему явно было тошно признаваться в своей слабости. Алваро замолчал на полуслове и поспешил извиниться:

- Рокэ, я шучу. Простите, ради Создателя. Я не хотел вас обидеть. Вы... Вы обязательно будете ходить, врач же сказал случай тяжелый, но ничего опасного. Они вас поставят на ноги к весне уж точно.

- Это из-за ваших снадобий, - Рокэ скосил глаза на капельницу, а свободной рукой сжал переносицу и, проведя по глазам, убрал ладонью злые слезы, - Иначе я не понимаю...

- Так бывает, вы правы, - Алваро уже знал, что не стоит объяснять сейчас что-нибудь про накопленный стресс и не призывать не сдерживать эмоции. Внезапно обретенный родственник являлся человеком очень далеких от современных понятий взглядов на жизнь.

- Мне лучше уйти? Оставить вас одного?

- Нет, я.. Нет, останьтесь. Просто Вы... Вы очень напоминаете... Вы напомнили мне отца, вы и так-то на него сумасшедше похожи. И... Шутки у него тоже всегда были такие же дурацкие.

Алваро улыбнулся, сел рядом и осторожно поинтересовался:

- Хотите, я попрошу врача, чтобы вам назначили психотерапевта?

Теперь Рокэ смотрел в потолок.

- Я догадываюсь, что это какая-то должность, но не могу понять какая.

- Психотерапевт? Это профессия, тоже врач. Вы можете ему рассказать, что вас беспокоит, свои страхи или переживания, он выслушает, что-то посоветует...

- Пожалуй, откажусь. - перебил Рокэ и отвернулся к окну.

Еще немного поразвлекав, или помучив, тут уж как посмотреть, родича разговором, Алваро понял: врач не зря предупреждал, что у больного сегодня не очень хороший день.

Уже уходя, Алваро глянул на стену, где висел новенький календарь. Наверное, Долорес принесла. Она переживала за Рокэ как за собственного ребенка и пыталась сделать его прибывание в больнице, как можно более уютным, не упуская при этом ни одной возможности помочь ему скорее адаптироваться.

- Рокэ? Я не сомневаюсь в том, что вы в здравом уме, просто хочу заметить - Весенние Скалы еще только через два месяца. Вы ведь это знаете?

Рокэ бросил на него непонятный взгляд, поджал губы и не ответил.

Когда в комнате уже затих отзвук вопроса, а от пристального взгляда на красную машину за спиной напечатанного юноши заслезились глаза, Рокэ тихо ответил уже никому:

- Да, я знаю.

Анон · 2023-12-01 06:44:31

Анон пишет:

102. Айрис/Иоланта. Айрис выжила (одна из сестер) и полноправная хозяйка Надора, который отделился от Талига.

Не бечено. Беременность, для которой, кажется, нет фандомного или биологического названия: подразумевается, что одна женщина забеременела от другой, без омегаверса или других подобных систем.
Айрис сияет за счёт того, что выжила только она.

▼ 961 слово⬍

Все, знавшие Айрис Окделл в столице и зубоскалившие по поводу её бурного нрава и громких речей, могут быть довольны теперь: громкой ей больше не быть. Не в речах по крайней мере, потому что когда Баловник вывез её бессознательную из рухнувшего Надора, вся правая часть её тела была словно измята, почти перемолота камнями, и лица это коснулось тоже. Даже когда кости срослись, как могли, шрамы на лице стягивали щёку и губы, и при попытках повысить голос герцогиня шипела от боли. Потом, много позже, она выучилась говорить тихо. Но так, что прислушивались все.
Сначала ей, конечно, было не до того. Сначала ей даже было не до себя, она очнулась, когда её снимали с коня, и с ужасом посмотрела на свою безвольную правую руку, но ужас был вызван словно не состоянием, а тем, что рука больше ничего и никого не держит.
- Нет, - сипло сказала Айрис Окделл и попыталась вскрикнуть, хотя сил у неё не было: - Нет!..
Создатель или оставшиеся вместо него оказались милосердны, и она лишилась чувств.
Но не памяти и не понимания происходящего. Когда она пришла в себя, и ей попытались объяснить, что все её домочадцы сгинули в разверзшемся под замком озером, она просипела только:
- Я знаю. Я там была.
Кто знает, стали бы её выхаживать в армии, воевавшей за Талиг, знай они, что последует дальше, но будущее никому открыто не было. И даже когда Айрис Окделл отказалась покидать Надор, испросив дозволения остаться в Лараке, никто не увидел в этом ничего особенного.
Когда Айрис Окделл начала собирать вокруг себя уцелевших надорцев – могли бы, но у Талига и так хватало забот.
Когда Айрис Окделл развернула отряд, привёзший Леопольда Манрика в качестве надорского губернатора, - самое время было осадить зарвавшуюся девчонку, но, на беду, начались новые землетрясения, и отряд спасся чудом и не весь, а Леопольд Манрик и вовсе бежал. Айрис Окделл же велела передать, что в отсутствие брата берёт на себя управление герцогством и, спасибо, в помощи не нуждается.
Ей прислали письмо, извещавшее о том, что её брат мёртв.
Она попросила доказательств.
Ей прислали человека, утверждавшего, что стрелял в него.
Больше этого человека никто не видел.
Когда в Надор въехал Эйвон Ларак и, запинаясь, объяснил, что он теперь герцог Надорэа, ведь его назначил таковым господин регент Талига, герцог Рокэ Алва… Айрис Окделл даже не стала скрываться. Никаких «случайно начавшихся землетрясений» и пропавших без вести людей, она просто указала на своего двоюродного деда и прошипела, дёргая изуродованной щекой:
- Отрекитесь от этих слов, и я вас пущу, а иначе – не пущу никого!..
Эйвон, герцог Надорэа, не отрёкся. И по движению руки Айрис, герцогини Окделл, на границе открылось новое соляное озеро – забравшее тех, кто не успел увернуться.
И очень сильно затруднившее доступ в Надор из Талига.
Айрис Окделл не верила обещаниям, что последовали после, и не боялась угроз. Сказала только, что уже прошла собственный Лабиринт и теперь будет идти по прямому пути.
Её прямой путь был в том, чтобы объявить Надор независимым королевством. Но Лабиринт, видно, она и правда прошла, потому что недра земли открывались и закрывались по её слову, и этому нечего было противопоставить.
Многие так и не заметили, как сильно она состарилась после этого бешеного, неистового применения литовых сил. Но под переплетением шрамов на её лице и мудрено было заметить.
Она хромает теперь, Айрис Окделл, новая королева Надора. Сильно припадает на ногу, слишком пострадавшую, чтобы срастись окончательно.
Она укрывает правую руку полой плаща, потому что от холода ноют кости, а Надор никогда не был жарким Югом.
Она носит высокие причёски, полностью открывая лицо, потому что его она не стыдится. Если спросить её, чего она стыдится, она скажет совсем о другом: о том, что разжала руку, в которой была чужая маленькая рука, и не важно, что разжать руку её заставил рухнувший сверху камень.
Айрис Окделл боялись бы гораздо больше, если бы рядом с ней не было её рыжеволосой спутницы. Союз Окделлов и Манриков, о чудо из чудес, он всё-таки случился, когда один род почти истребили, а второй втоптали в грязь!.. Иоланта Манрик носит розовое и зелёное и вызывающе утверждает, что больше никто не осмелится посягать на её права носить цвета её рода.
Она прямолинейна, как Айрис, но может быть громче. И всё же обычно не бывает: менторы вкладывали в её голову совсем другое поведение. Она не говорит за Айрис, но за себя постоять всегда готова. Она не возвращается в Красный Манрик и ведёт переговоры с дедом о том, чтобы Красный Манрик вовсе вышел из-под владычества Талига и вошёл в состав Надора.
Северное королевство, не любящее чужаков, процветает, как только может после всех разрушений, что выпали на его долю, и вопреки своим недоброжелателям.
- А я, видимо, не чужачка, - спокойно говорит Иоланта Манрик в ответ на вопрос. – Может быть, и правда, что в Манриках кровь гоганов. Только ведь те пошли от младшего сына Лита – как же мне быть чужачкой в доме потомков его старшего?
Она поправляет на Айрис плащ, когда ту донимают боли, и растирает её руки. Она помогает не оступиться, когда Айрис спускается под длинной лестнице. Она бестрепетно смотрит в украшенное шрамами лицо.
С возрастом Иоланта Манрик становится полнее и движется более плавно. Поэтому то, что она носит ребёнка, незаметно почти до самого конца, поскольку моду на корсеты они презрели ещё несколько лет назад. Конечно, первоначально из-за того, что жёсткий ус немилосердно впивался в тело Айрис. Но теперь пригодилось и так.
Той весной Красный Манрик присоединяется к Надору, и Айрис Окделл сохраняет за Леопольдом Манриком титул графа. Тот, впрочем, уже настолько дряхл, что говорит она обычно с его наследником.
Но до рождения ребёнка Иоланты Леопольд доживает. Он хочет дожить, и снова Создатель или те, кто остались вместо него, оказываются милосердны.
Девочка появляется на свет в начале Летних скал. У неё серые глаза и русые волосы, но Леопольд слабо говорит:
- Наша порода себя ещё тоже проявит, вот увидите…
Айрис Окделл не разубеждает умирающего старика.
Она и Иоланта называют дочь Женевьевой.

Отредактировано (2023-12-02 00:25:54)

Холиварофорум

Объявление

#1 2022-10-24 21:26:42

ОЭ-фест

#2076 2023-11-15 23:41:35

Re: ОЭ-фест

#2077 2023-11-16 01:21:44

Re: ОЭ-фест

#2078 2023-11-16 15:08:11

Re: ОЭ-фест

#2079 2023-11-16 20:49:41

Re: ОЭ-фест

#2080 2023-11-16 22:22:00

Re: ОЭ-фест

#2081 2023-11-18 16:43:39

Re: ОЭ-фест

#2082 2023-11-18 18:01:01

Re: ОЭ-фест

#2083 2023-11-19 01:10:28

Re: ОЭ-фест

#2084 2023-11-22 11:26:03

Re: ОЭ-фест

#2085 2023-11-22 22:23:18

Re: ОЭ-фест

#2086 2023-11-22 22:54:32

Re: ОЭ-фест

#2087 2023-11-23 22:34:39

Re: ОЭ-фест

#2088 2023-11-24 17:50:04

Re: ОЭ-фест

#2089 2023-11-24 17:50:38

Re: ОЭ-фест

#2090 2023-11-25 18:06:25

Re: ОЭ-фест

#2091 2023-11-25 22:29:09

Re: ОЭ-фест

#2092 2023-11-26 16:14:04

Re: ОЭ-фест

#2093 2023-11-26 17:59:23

Re: ОЭ-фест

#2094 2023-11-26 23:28:02

Re: ОЭ-фест

#2095 2023-11-26 23:39:31

Re: ОЭ-фест

#2096 2023-11-27 00:00:02

Re: ОЭ-фест

#2097 2023-11-28 00:14:04

Re: ОЭ-фест

#2098 2023-11-29 16:18:44

Re: ОЭ-фест

#2099 2023-11-29 22:36:15

Re: ОЭ-фест

#2100 2023-12-01 06:44:31

Re: ОЭ-фест

Подвал форума