Психосоматика
Сами клиенты, имеющие психосоматические заболевания, склонны к реагированию на эмоционально значимые ситуации проявлением телесных симптомов вместо проговаривания своего отношения к ситуации, своих чувств, вместо осуществления собственной деятельности по изменению ситуации так, чтобы она перестала вызывать их недовольство и соответствующее ему страдание.
Это очень терпеливые люди. Они способны годами, даже всю жизнь оставаться в неудовлетворяющей их ситуации, в том числе в конфликтных отношениях, ничего не меняя. Мало того, они часто не говорят о своих страданиях тому человеку, кто является их причиной. Они склонны жаловаться, но не тому, от кого терпят, а третьим лицам: родным, знакомым, врачам и другим специалистам.
При этом они отрицают и не признают связь своих соматических симптомов как следствие или реакцию на эмоционально значимую ситуацию. Очень переживают за состояние здоровья и социальные трудности у близких им людей. Заботливы и склонны к постоянному контролю, опеке и одновременно к критике значимых для них лиц.
Облегчение своего состояния, ответственность за его достижение возлагают не на себя, а на других людей: на окружающих их значимых лиц и на специалистов (врачей, службы социального обеспечения, государство и т. д.).
Таким образом, ведущими психологическими защитами этих клиентов являются соматизация и отрицание собственных эмоциональных проблем.
Члены семьи клиентов, имеющих хронические соматические заболевания, склонны к заботе друг о друге, особенно в случае возникновения или обострения болезни у одного из них. При этом забота и уход организуются «по кругу» — каждый значительно больше заботится о другом, но не о себе самом. Исключение составляют семьи, где присутствует (обычно один) член семьи, который берет заботу как о других, так и о себе, — гиперответственная личность, Спаситель (по семейному мифу).
Открытые отношения, в которых каждая ситуация, прошлая или предстоящая, может быть обсуждена вербально, подменяются «угадыванием» состояния друг друга как главным индикатором эмоционально насыщенных отношений к ситуации и к поведению в ней других членов семьи. Появление болезненного состояния одного из членов семьи является сигналом к прекращению каких-то иных отношений или деятельности как самого заболевшего, так и других членов его семьи — вся их жизнь сосредотачивается на исполнении «предписанных» в семье ролей при появлении больного в семье.
Семейная система в целом при актуализации соматического симптома у кого-либо из членов семьи характеризуется повышением сплоченности. То есть симптом является стабилизатором, приостанавливающим развитие семьи в целом по ее жизненному циклу: вся жизнь в ней сосредотачивается на болезни одного из них.
При этом в семье психосоматических пациентов наблюдается значительная разница в реагировании здоровых членов семьи на болезнь друг друга: сплоченность всей семьи наблюдается больше вокруг того, у кого имеется хроническое заболевание, и как-то по-разному реорганизуется структура системы в случае заболевания других членов семьи. В этих случаях происходит реструктурирование имевшихся в семье стабильных коалиций. Образуются временные группировки, которые часто являются средством изменения дистанции привычно слитных отношений в семье. Таким образом, соматический симптом управляет иерархией семьи и, значит, является средством борьбы за власть.
Например, мать имеет хроническое соматическое заболевание. Все в семье знают: мама больна, о ней надо заботиться, ее нельзя волновать. Папа работает. Отношения между супругами достаточно дистантные. Дети вовлечены в заботу о маме и о доме. Мама всех контролирует и обо всем беспокоится. При любых ее волнениях о реальных или мнимых трудностях у членов семьи ее физическое состояние ухудшается, что служит сигналом к прекращению ими самостоятельных действий и выполнению всего «как мама скажет». Если заболевает ребенок, мама устанавливает с ним очень близкие отношения, еще больше отдаляясь от мужа, одновременно вовлекая его в обеспечение ее тесной коалиции с заболевшим ребенком. Ребенок, получив свою долю близости, вновь дистанцируется. Мама начинает себя плохо чувствовать, приближая теперь мужа и, с его помощью, врачей. Семья сплачивается — все ведут себя самым лучшим, по мнению мамы, образом и по отношению к ней, и в своих социальных и семейных ролях. Дистанция в семье выравнивается, становясь привычной.
Минухин С, Фишман Ч.: «Чувство сопричастности характерно для всех внутрисемейных взаимодействий. Однако у членов этих семей такие чувства слишком сильны. Сопричастность отодвинула на второй план функционирование каждого из них в качестве индивидуального целого.
Слабая сторона такой организации семьи состоит в том, что ее членам трудно развиваться в качестве дифференцированных холонов. Когда им приходится функционировать как самостоятельным единицам, это может вылиться для них в серьезный кризис. Когда дети вырастают и должны начать отделяться от семьи, это может привести к психопатическим срывам и психосоматическим заболеваниям».
Семьи, где имеются психосоматические проблемы, как отмечает С. Минухин, в процессе терапии похожи на воду — мягки, податливы и, казалось бы, идут навстречу, но не изменяются: протекают между пальцев терапевта как вода. Эти семьи легко принимают форму той социальной структуры, где живут. Они хорошо приспосабливаются, на первое место из всех жизненных задач ставя сохранение своего состава, неизменной структуры и сохраняя максимально привычные отношения — слитные, эмоционально зависимые. Люди в них часто очень чувствительны: даже на расстоянии чувствуют, что происходит друг с другом. Болезнь сплачивает их, впрочем, как и любая другая беда. Они способны быть очень дружными во время болезни кого-то из них и дистантными, даже отвергающими, когда у всех все в порядке.
Алкоголизация
Сами клиенты, имеющие пристрастие к употреблению алкогольных напитков, отличаются сложностями при переходе от одной деятельности к другой. В значительной мере это связано с наличием у них трудностей в осуществлении расслабления после окончания напряженной деятельности. Большое влияние оказывает на их поведение стремление самоустраняться, избегать эмоционально значимых ситуаций. Им характерны переживания чередующихся чувств вины и стыда, а также злости. Они стараются уменьшить эмоциональный дискомфорт путем приема алкоголя, который изменяет их восприятие реальности и отношение к ней. Для одних это способ избежать этих переживаний, забыться, и они в пьяном виде обычно засыпают. Другие, напротив, становятся способны отреагировать свои обычно сдерживаемые чувства. Они снимают с себя ответственность за свои эмоции и поведение в пьяном виде, забывая о нем, трезвея, — это агрессивные в пьяном виде люди. В любом случае, и те и другие не берут на себя ответственности за принятие решений и действия по изменению значимой ситуации.
Члены семьи лиц, злоупотребляющих алкоголем, эмоционально очень зависимы от них. Если они сами не алкоголизируются, то это очень заботливые и гиперответственные люди. Обычно берут на себя все обязанности по дому, а также по уходу за пьющим членом семьи, превращая его в «ребенка № 1», так как многое делают за него и вместо него. Когда партнер пьян, они переживают бурю эмоций: от жалости до стыда и ненависти. Не имея возможности донести сразу свое отношение к его пьяному виду, они выплескивают эти эмоции на партнера, когда тот протрезвеет. В своих обвинениях они поведение партнера описывают как черты его личности, тем самым создавая у него ощущение отвержения.
Беря на себя ответственность за те последствия, к которым привело его пьянство (грязь в доме, долги, пропуски работы, болезни и др.), они тем самым сообщают ему, что признают его неспособным сделать это самостоятельно. Созависимость жен алкоголиков проявляется, по большому счету, в виде двух аспектов. С одной стороны, они контролируют и управляют живущими рядом с ними близкими, не позволяя тем взять ответственность за свое поведение, деятельность, жизнь. С другой стороны, они неспособны организовать свое собственное существование удовлетворяющим их образом. Часто они даже не могут отдать себе отчет в своих чувствах, переживаниях, желаниях, не мыслят себя вне отношений, «где она так нужна всем». То есть они также не берут ответственность за собственную жизнь, что говорит о низком уровне их личностной дифференциации.
Кроме того, члены семьи алкоголиков часто не имеют достаточно полной половой идентификации. Члены семьи того же пола испытывает стыд от сходства с ним, а противоположного — не получают достаточного подтверждения своей полноценности. Например, у пьющего мужа и отца жена и дочь не чувствуют себя достаточно состоявшимися в роли женщины, так как вся жизнь их бесплодно связана с его пьянством.
Все это приводит к значительно сниженной самооценке членов семьи алкоголика, постоянно проигрывающих войну с его зависимым поведением.
Семейная система, в которой присутствует бытовое пьянство или алкоголизм, отличается тем, в ней больше, чем в семьях с другими зависимостями, наблюдается спутанность (инверсия) ролей членов семьи.
Выпивающий супруг занимает «место № 1» в сиблинговой подсистеме (холоне) его собственных детей. Супружеские (горизонтальные) отношения трансформируются в детско-родительские (вертикальные), так как второй супруг занимает место его родителя. Таким образом, супружеский холон практически отсутствует. Одновременно дети вовлекаются в родительский холон, обслуживая пьяного родителя. При этом дети и пьющий родитель меняются местами, а второй родитель оказывается в горизонтальных отношениях со своими детьми. Последние отношения, претерпевая изменения по мере развития семейной системы, взросления детей и старения родителей, могут принимать вид одного из трех вариантов: 1) ребенок становится «родителем» обоим своим родителям; 2) один из детей остается в роли «супруга» непьющего родителя; 3) нуклеарная семья алкоголика в полном составе (оба супруга и их дети) трансформируются в холон сиблингов, родителями которых являются прародители (родители супругов, чаще одного их них).
В случае алкоголизации одного из детей с ним чаще всего в слитной коалиции оказывается один из родителей, обычно мать. В процессе взросления и даже при заключении собственного брака сепарация их отношений остается незавершенной, что часто раскалывает его браки либо трансформирует в один из выше названных вариантов, причем нередко в последний. Матери пьющих с подросткового возраста детей, а еще чаще, если они употребляют наркотики, берут на себя воспитание их детей (своих внуков).
Наркомания
Сами клиенты-наркоманы в каждый момент времени больше всего нацелены на удовлетворение своих настоящих претензий. Неудовольствие у них часто выражается в мгновенно вспыхивающей раздражительности, агрессивности. Психоактивные вещества помогают им справиться с неприятными переживаниями и погружают в желанное состояние. Отмечена даже связь акцентуации характера подростка-наркомана и выбора им психоактивного вещества.
Битенский В. С. и др.: «Так, например, эпилептоидный тип проявляет особый интерес к галлюциногенам и ингалянтам; подростки с истероидной акцентуацией предпочитают приятное состояние или успокоение, вызванное транквилизаторами; при шизоидном типе проявляется тенденция к употреблению опийных препаратов и гашиша, т. е. желание вызвать у себя эмоционально приятное состояние» (цит. по: Березин С. В., Лисецкий К.С., 2005).
Одна из наиболее известных и неприятных для окружающих черта наркозависимых — это их патологическая лживость. Они лгут всегда и во всем. Однако определить, лгут они или говорят правду, окружающим обычно определить не удается. По словам же наркоманов, они всегда искренни. И это так, если принять, что наркоман постоянно бежит из настоящей реальности. В любой момент его собственная реальность истинна для него и часто не соответствует той, в которой он находится объективно или по наблюдению собеседника.
Поиск удовольствия, причем немедленно, здесь и сейчас, заставляет его отказываться от принятия настоящей жизненной ситуации, в которой есть ответственность, обязанности, трудности, где приходится ждать и даже самому добиваться результатов, которые удовлетворят его. Он уходит с помощью наркотиков в «мир удовольствий», кроме того, избегая неприятных переживаний из-за отрицательных оценок его поведения окружающими, особенно близкими ему людьми. Мир представляется ему не удовлетворяющим его требованиям и желаниям, а значит, виновным перед ним: все ему должны и обязаны, а он — никому и ничем.
Возвращаясь из наркотической реальности, он вытесняет те переживания, взаимоотношения, обязательства, которые были у него до этого. Он обесценивает усилия и действия других людей в отношении него, в том числе родственников и помогающих специалистов. Отрицает наличие проблем и трудностей, а также возможность получить удовлетворение и удовольствие от жизни в настоящем мире, без наркотиков.
Члены семьи пребывают чаще всего в состоянии растерянности и беспомощности. Они, по их словам, «перепробовали все возможное», пытаясь постоянно контролировать жизнь наркотизирующегося члена семьи. Искренне переживая за него, они в то же время дистанцируются от него и даже отвергают, когда тот находится среди них, предъявляя свои желания, чаще в виде претензий. Члены семьи наркомана также непоследовательны в своих действиях, как и он. Они, например, обычно не обращаются постоянно к одному и тому же специалисту, а мечутся, стараясь получить быстрый и стопроцентный результат. При этом, как и наркоман, они не склонны полностью выполнять все рекомендации. Поэтому все они, независимо от возраста, производят впечатление инфантильных безответственных подростков. Самой большой трудностью для родителей подростка-наркомана оказывается признать, что он уже взрослый. Похоже, они не готовы быть родителями взрослому человеку, будучи сами достаточно инфантильными. В такой семье детям повзрослеть крайне сложно, так как они не имеют примера взрослых взаимоотношений.
Семейная система, в которой имеется наркоман, транслирует социуму те же посылы, что и сам наркоман: сделайте за нас так, чтобы нам было хорошо; это мир виноват в нашей беде, поэтому нам все обязаны и должны; ответственность лежит вне семьи.
Спихивание с себя ответственности наблюдается и внутри семьи. Особенно это явно, если кроме наркомана имеется еще младший ребенок. Как показала в своем исследовании О. П. Зинченко, младший вовлекается в родительскую подсистему, причем не столько для воспитания старшего сибса-наркомана, сколько для поддержки родителей (Зинченко О. П., 1989).
Поэтому, как пишут большинство авторов, успешными оказываются только те реабилитационные и профилактические программы, в которых кроме наркоманов участвуют и члены их семьи, в первую очередь родители. Наши наблюдения также показывают, что отказ от наркотиков происходит стабильно, когда и наркоман берет ответственность за свое поведение и жизнь, и его родители по отношению к нему занимают ответственную родительскую позицию. Стойкий эффект достигается чаще всего, когда именно родители, а не любые другие родственники или иные близкие люди занимаются лечением и социальной адаптацией наркомана, в первую очередь собственных взаимоотношений с ним.
Пищевые зависимости
В данном разделе мы не делаем различий между конкретными нарушениями пищевого поведения. Автор в своей практике не работал со случаями, классифицируемыми как нервная анорексия и булимия, однако неоднократно сталкивался с семьями и отдельными индивидами, страдающими избыточным весом, чередующимися периодами обжорства и отказа от еды, а также истязающими себя бесконечными диетами.
Сами клиенты, имеющие сложные взаимоотношения с едой, раньше или позже в терапевтической работе обязательно называют чувство вины. Причем оно присутствует в их переживаниях глобально, как ведущее в создании образа собственного Я. Были ли это в прошлом прямые обвинения значимых лиц, в первую очередь родителей, или самообвинения при нарушении каких-либо норм, заповедей, правил, запретов — не важно. Главное, что чувство вины является ведущим в организации всей жизни клиента: его деятельности, взаимоотношений, собственного быта, планов на будущее. При этом они обладают полярной самооценкой: она либо занижена, либо сильно завышена, но никогда не бывает адекватной и устойчивой. Все ее колебания взаимосвязаны у них с едой.
Грюнвальд Б. Б., Макаби Г. В.: «Некоторые люди пытаются избежать проблем, замещая чрезмерной едой любую сложную и неприятную для них деятельность. У них может появиться постоянное желание что-нибудь съесть. Некоторые потакают этой слабости, поедая сладости и конфеты одну за другой, или пробираются в кухню и съедают все, что найдут в холодильнике».
Эти люди строят свои взаимоотношения точно так же, как они строят их с едой: очень слитные, зависимые, с точки зрения партнера спонтанно изменяющие дистанцию. Разрыв или конфликты в близких отношениях, вместо прямого прояснения ситуации в диалоге, сразу отражаются в изменении ими своего пищевого поведения (т. е. реализуется психологическая защита в виде смещения объекта фрустрации). При этом они часто отрицают, что причиной явились их эмоциональные переживания в конкретных отношениях, и находят логические объяснения своему перееданию или отказу от еды или нарушению здорового режима питания (например, при хроническом соматическом заболевании).
Члены семьи также фиксированы на теме еды, она их связывает. При этом они могут быть зависимы от еды все одинаково: например, все склонны к обжорству или постоянно ищут новые здоровые диеты. Могут быть члены семьи, осуждающие взаимоотношения с едой зависимого от нее. Однако у них чаще всего тоже есть свои пищевые преимущества, вплоть до жестких привязанностей. В таких семьях часто говорят о еде, иногда постоянно, часто в форме взаимных обвинений, что приводит к значительному ухудшению состояния зависимого. Иногда у каждого члена семьи имеется своя диета. С точки зрения степени созависимости здесь важно, кто именно эти все пищевые предпочтения обеспечивает: покупает, готовит. Максимально слитные отношения наблюдаются в семьях, где всем готовит один человек.
Семейная система характеризуется наличием множества ритуалов, связанных с едой. Часто присутствует культ еды: без нее не происходит ни одно значимое событие, будь то праздник или серьезный разговор. Тема еды организует и регулирует взаимоотношения в семье. Чувства напрямую не выражаются. Еда служит для выражения любви, признательности, а также для демонстрации отрицательного отношения. При этом личность и ее поведение не разделяются. Поэтому оценке подвергается всегда личность в целом. Самое серьезное наказание — отказ в еде. Эмоциональное состояние, которое сопровождается отказом от еды, расценивается как опасное для жизни, фактически как отказ от нее. Часто в истории такой семьи присутствует период выживания в условиях недостатка пищи (война, крайняя нищета), породивший страх смерти от голода, транслируемый сквозь поколения.
Азартные игры
Сами клиенты-игроки являются людьми легко увлекающимися, поддающимися внушению и самовнушению. Они склонны к фантазированию, интересуются всякими необычными явлениями, мистикой. Их мышление подчинено своеобразной логике, следуя которой они способны объяснить и доказать «истинность» своей идеи, фантазии, легенды. Они преподносят свою версию событий, настоящих или прогнозируемых ими, так ярко и убежденно, что вовлекают в свою логику собеседника. В отличие от наркоманов, они знают, что лгут, но делают это, во-первых, имея четко поставленную цель (добыть средства на игру), а во-вторых, так убедительно и эмоционально, что постепенно начинают сами принимать свои доводы как реальность.
Их можно считать людьми истинно верующими — они действительно безоговорочно верят в «случай, когда обязательно повезет». Отдельные выигрыши поддерживают их в этой вере, а проигрыши они обесценивают, отрицают и вытесняют. Вся их эмоциональность вкладывается в процесс игры: в это время игрок ощущает себя, по словам одного клиента, «богом, у ног которого вся вселенная, наполненная случаями, среди которых есть и мой шанс». И они действуют — играют, раз за разом вступая в диалог с этими случаями, пока... не кончатся деньги.
Тогда реальный мир обрушивается на них во всей своей ясности, требуя планомерно жить самим и участвовать в отношениях, а нередко и обеспечивать жизнь других. А «счастливые» случаи манят, заставляя верить в то, что «их существует великое множество», и поэтому надо опять действовать, добывая новые средства на игру: просить, скрывать, отбирать, обманывать, изощряться, превращая жизнь в игру по добыванию денег для азартных игр.
Интересно, что выигранные деньги никогда не вкладываются игроком в какое-либо реальное предприятие, отвечающее его жизненным планам (покупка квартиры, получение образования и др.). Они вновь тратятся на игру и растворяются в ней.
Игроки вырастают в семьях, где от них не требовалось участвовать в жизнеобеспечении семьи. Они были свободны от обязанностей. Часто они из очень благополучных семей в материальном и социальном плане. Им не надо зарабатывать на жизнь себе, все их требования удовлетворяются трудами других людей, а главное, им не требуется заботиться о жизнеобеспечении кого-либо другого. Им незачем ставить реальные цели, так как на каждый данный момент у них есть все.
Другой вариант — игрок из бедной семьи, который бежит от тяжелого труда. Однако и здесь он обычно является членом семьи, который не отличается трудолюбием и не несет на себе основную часть ответственности за жизнеобеспечение себя и семьи. Достигнув материального благополучия, значительно превышающего привычный ему в детстве уровень, он спускает «лишние» деньги на игру.
Члены семьи. Таким образом, игрок вырастает в окружении гиперответственных лиц. В дальнейшем он также окружает себя подобными личностями, от которых требует ответственного выполнения обязанностей, но делить их с ними не желает. Он увлекает их своими планами-фантазиями о прекрасном будущем, когда у него появятся «большие деньги». И действительно, в начале взаимоотношений, увлекаясь романтическим периодом ухаживания как игрой, он добывает средства и тратит их на своего избранника (чаще избранниц). Однако завоеванный партнер скоро становится неинтересен, кроме того, он обязан продолжать восхищаться им уже и без усилий со стороны игрока.
Итак, члены семьи игрока — это обычно гиперответственные личности, которые сами по себе не слишком эмоциональны, ориентированы и мыслят в категориях физического мира. Они обычно много и тяжело трудятся сами, требуя того же от живущих с ними путем жесткого контроля. Им недостает легкости и небрежности в отношениях с материальным миром, которая есть у игрока, что их и привлекает к нему. Одновременно их тревожит жизнь в постоянной неопределенности, поэтому они стараются ужесточить контроль над поведением, за процессом добывания и тратами игрока, сами прячут от него деньги. И жизнь их превращается в игру наподобие «кошки-мышки», в которой роли постоянно меняются.
Интересно, что они, как и игрок, оказываются легко внушаемыми людьми. Мало того, что они легко вовлекаются в его фантазии, верят и живут ими настолько, что зарабатывают, занимают или иначе достают для него средства. Они еще верят в то, что, возможно, счастливый случай в действительности посетит их игрока, «ведь выигрывает же он иногда, и даже не маленькие суммы» (из протокола бесед с женой и матерью игрока). И эта вера не оставляет их даже тогда, когда его проигрыши «ставят на кон» их жизни, когда игрок ударяется в бега, а его долги приходится выплачивать им самим.
Семейная система, в которой имеются игроки, отличается крайней недоверчивостью и стремлением контролировать действия всех, с кем она сталкивается. Это относится и к их контактам с психологом. Они хотят знать заранее, что им порекомендуют и что будет происходить на приеме. Из всех семей, где есть зависимые люди, труднее всего пригласить в полном составе именно семью игрока. Атмосфера на приеме остается все время напряженной. Они явно ждут подвоха и постоянно оценивают каждый шаг психолога. Созависимые лица не мотивированы на собственные изменения и не остаются в индивидуальной терапии, даже если и декларируют, что «готовы сделать все, чтобы он перестал играть».
Если все же удается побеседовать о принципах жизни такой семьи, то выясняется, что они в значительной степени зависимы от жизненных обстоятельств. Поэтому вера в «счастливый случай» — это миф всей семьи. Должно произойти что-то, и им станет хорошо. Например, правительство закроет все игорные заведения, и их игроку некуда будет ходить, вот он играть и не будет. Или психолог совершит «чудо» с игроком, и тот вместо игры разом станет социально успешным, хорошо зарабатывающим и заботящимся о близких.
Самой, пожалуй, продуктивной в нашей практике можно признать работу с игроками и их семьями в парадигме нарративного подхода. Выявление уникальных эпизодов потрясает их. Особенно когда психолог начинает разворачивать беседу о том, как им удалось отказаться на какой-то период от игры, стать социально успешными. Однако они сами не способствуют развитию этих эпизодов в альтернативные истории. Особенно сложно нам было организовывать технику свидетельствования. Члены семьи не поддерживают друг друга в конструктивных изменениях своей жизни, так как те осуществляются каждым из них в отдельности, т. е. не поддаются контролю и управлению со стороны другого. Когда игроку удается сопротивляться желанию пойти играть или перед игрой отложить «деньги на жизнь» и не трогать их, играя, — это для него становится действительно значимым шагом. Однако он не может избавиться от стремления контролировать, как эти средства будут потрачены его семьей. В результате приходит к выводу, что они их потратили зря, а сам он «этим планированием не занимается, не его обязанность». Члены же семьи хотят, чтобы «он просто перестал играть, а не постепенно изменял свое поведение» (из протокола встречи с семьей игрока юноши).
Нам ни разу не удалось провести с игроком или его семьей больше пяти встреч. Даже достигнув сразу положительных изменений, они прерывали терапию по собственной инициативе. Потом возвращались на одну-две встречи и пропадали вновь.
Компьютерная зависимость
Сами клиенты — это преимущественно подростки, и их приводят на прием родители. Все больше обращается и родителей взрослых молодых людей, по их словам, переставших выходить из дома и общаться даже с родными из-за того, что они непрерывно сидят за компьютером. Если сами юноши приходят на прием в психологическую консультацию, то мы общаемся с ними. Если же молодые люди (это, кстати, чаще мальчики и юноши, чем девушки) совсем отказываются выходить из дома, мы предлагаем родителям обратиться за консультацией к психиатру. К сожалению, иногда в этих случаях выявляется психическое заболевание, требующее медикаментозного лечения. Когда молодые люди начинают выходить из дома, мы встречаемся, если они согласны, с их семьей в возможно полном составе.
Грюнвальд Б.Б., Макаби Г. В.: «...Когда подростки перестают выполнять домашние задания, когда у них не хватает времени на общение со сверстниками, когда они отказываются спать и постоянно стремятся выйти в интернет, то тогда использование компьютера приобретает черты зависимости... это все же виртуальный, а не реальный мир... Легко утратить всякое представление о времени».
Действительно, часто проблема в том, что подросток не умеет распределять свое время, исходя из критериев «важное» и «срочное». Впрочем, как и большинство взрослых. Кроме того, эти критерии спутываются, когда он оказывается в компьютерном мире, который не только наполнен новым и интересным, но и полностью принимает подростка таким, какой он есть, что для него особенно важно.
Часто те, кто «прочно подружился с компьютером», испытывают значительные трудности в реальном общении, прежде всего со сверстниками. Во всех возрастах этим людям сложно строить отношения с противоположным полом, особенно долгосрочные.
Компьютер не делает замечаний, не прогоняет от себя. Если что-то не нравится, его можно и выключить. Это создает иллюзию управления миром, собственного всемогущества. Именно этого жаждут и не имеют подростки. Значительные гормональные изменения, постоянно изменяющие их тело, создают множество непривычных ощущений, неустойчивым становится эмоциональное состояние. Они постоянно ищут признание себе в окружающем мире, болезненно реагируя на порицания и замечания как в отношении их внешности, так и деятельности, поведения.
Компьютер позволяет им спрятаться от отрицательных оценок окружающих, но не спасает от страха их получать. Постепенно нарастает неверие в собственные возможности и стыд за неудачные попытки вернуть благожелательность мира реального, неуверенность в себе. Получив недостаточно хороший результат, они бросают начатое дело. Развивается безответственность в отношении взятых на себя обязательств. Им все труднее ставить реальные жизненные цели. Виртуальная реальность засасывает их. Они становятся очень раздражительными, когда их отрывают от компьютера, и в то же время страдают из-за отсутствия реальных отношений. Сами преодолеть эту зависимость они обычно не могут.
Члены семьи, где появляется компьютерная зависимость, к этому моменту обычно достаточно разобщены. Подростка, который увлекся компьютером, возможно, контролируют постоянно, но постоянных эмоционально насыщенных взаимной поддержкой отношений к нему нет. Этому имеется несколько, условно говоря, объективных причин. Сам подросток стремится обрести самостоятельность и отстраняется от близких. Родители же в этот период обычно достигли или как раз борются за стабильный социальный статус. У каждого в семье имеются свои интересы, дело, круг общения, которые не пересекаются.
Члены семьи значительно изолированы друг от друга. Самым главным для каждого становится обретение автономности, которое превалирует над стремлением к общению и совместному времяпровождению с семьей. Поэтому момент, когда увлечение компьютером перерастает в зависимость, обычно упускается. Кроме того, возобновление более тесного и объемного по времени контакта с подростком требует от родителей пересмотра их собственной налаженной жизни. Это вызывает у них протест, они всячески сопротивляются достаточно долгое время (2-3 года), пока не становятся вынуждены признать, что зависимость приобрела явные черты и не «проходит с возрастом».
Семейная система в период появления в ней компьютерной зависимости носит характер разобщенной. Если семья неполная, наблюдается значительная дистанция в отношениях ребенка и родителя. В полной семье чаще всего наблюдаются частые, иногда несколько раз в течение дня, чередования периодов близости и отдаленности членов семьи между собой. Они могут носить конфликтный характер, например между родителями со взаимными упреками в невнимательности друг к другу.
Подросток, сидящий за компьютером, таким образом избегает прямого участия в этих ссорах. С другой стороны, он явно демонстрирует желание каждого члена семьи иметь возможность самоизолироваться по собственному желанию на какое-то время от остальной семьи. Так как эти желания не обсуждаются и, соответственно, не удовлетворяются, в семье происходит борьба за то, «кто сколько себе позволяет». Соответственно, начинают превалировать стратегии контроля и управления всей системой, т. е. осуществляется борьба за власть.
Пребывание одного из членов семьи за компьютером значительную часть времени (в реальности чаще всего все-таки не все 24 часа в сутки) воспринимается как протест и неподчинение. С ним начинается борьба. Именно с человеком, а не с его зависимостью! Таким образом, и домашний мир дает ему отрицательную оценку, и он в ответ еще больше уходит в виртуальный мир.
Грюнвальд Б.Б., Макаби Г. В.: «Компьютер — прекрасное средство для исследований, учебы и веселья. Компьютер не критикует и стимулирует получение новых знаний. Однако для некоторых подростков он является средством, позволяющим убежать от болезненных переживаний и причиняющего неприятные переживания окружения. Тем не менее реальные проблемы остаются, и люди должны лично участвовать в их решении. Реальность ждет их».
Взаимоотношения
В своей практике автор встречается с зависимостью в отношениях различной структуры и ролевого распределения: между родителем и ребенком, супругами, друзьями/подругами, любовниками. Люди не могут жить без взаимоотношений, через которые реализуется потребность в эмоциональной привязанности. Она оказывается удовлетворенной, если отношения базируются на взаимном уважении партнеров, признании ими уникальности и достоинств друг друга, способствуют росту и развитию каждого из них, представляют собой ценность для обоих, существуют и развиваются параллельно с их отношениями с другими людьми. Аддиктивные же отношения оказываются ловушкой для их участников, замыкают их друг на друге и изолируют от других людей, ограничивают возможности и тормозят развитие личности обоих. Аддиктивные любовные отношения часто наполнены не столько любовью, сколько страстью и страхом потери, а нередко агрессией и ненавистью, недоверием и обидами.
Зависимый требует постоянного внимания к себе, восхищения и обожания, выполнения всех желаний и прихотей. Он не терпит, когда в его присутствии человек, от которого он эмоционально зависит, вовлекается в отношения с другими людьми. Он/она может удерживать около себя сразу несколько человек: мать, друга/подругу, жену/мужа, любовницу/любовника, требуя в каждых межличностных отношениях подчинения и удовлетворения своих потребностей, пусть даже в ущерб интересам их самих или других людей. Зависимость в вертикальных межличностных отношениях сопровождается инверсией ролей: зависимый родитель капризничает, как ребенок, зависимый ребенок руководит и указывает. Горизонтальные отношения зависимость превращает в вертикальные: один супруг/друг требует, чтобы другой обеспечивал его потребности, не считая нужным это делать по отношению к партнеру. В любовных отношениях больше, чем в межличностных, зависимый ревнив и эгоистичен. Он ждет подтверждения своей уникальности и восхищения и, не получая их достаточно, может параллельно заводить другие интимные связи, сам не допуская факта измены по отношению к себе. Они ищут и осуждают в других те качества, которые не принимают в себе.
Пил С, Бродски А.: «Аддикт может сформировать последовательные или одновременные отношения: или потому, что никогда не допускает себя до серьезной вовлеченности, или потому, что не может найти партнера, который бы полностью его принимал».
Созависимые участники аддиктивных взаимоотношений имеют потребность любить и ухаживать за другим, который будет принимать их внимание и заботу, эмоционально откликаясь и выказывая одобрение. Самым страшным для них является игнорирование, поэтому они за любовь принимают любое эмоциональное реагирование в свой адрес: и ласку, и грубость. Они самоутверждаются, получая подтверждение своей нужности, тем самым поддерживая чувство несостоятельности у зависимого и его эгоизм. Дети таких родителей навсегда остаются в позиции ребенка, которому недодали и обязаны обеспечивать его и дальше. Такие созависимые постоянно занимаются проблемами своих друзей, часто сами неся лишения. Такие супруги ухаживают за мужем/женой как за своим старшим ребенком, мешая им самим становиться родителями своих детей, а также сводя на нет свои супружеские отношения. Такие любовники потакают больше капризам партнера, чем зрелым духовным запросам, тем самым останавливая развитие своих отношений, не позволяя им наполниться всем спектром чувств и оставаясь на уровне страсти и/или физического влечения.
Фромм Э.: «Два человека, страстно влекомых друг к другу, принимают интенсивность влюбленности, это состояние "безумия" друг от друга, за доказательство интенсивности своей любви, в то время как это может доказывать только степень их предшествующего одиночества».
Семьи, имеющие в своей основе аддиктивные отношения, характеризуются односторонностью: один берет, другой отдает. Поэтому в них присутствует жесткое распределение ролей, не меняющееся со временем, без учета обновляющихся потребностей членов семьи. Коалиции «зависимый—созависимый» превалируют и противопоставляются нормальной структуре холонов: супруги и сиблинги разъединены в угоду слитности пары «родитель—ребенок» или любовной аддикции. Это замедляет и даже останавливает продвижение семьи по ее жизненному циклу, делая его естественные кризисы труднопреодолимыми, так как они сопровождаются различными симптомами у членов таких семей: болезни, поведенческие и химические зависимости, социальное неблагополучие (в карьере, во внесемейных отношениях).
Шопинг
Неконтролируемая трата денег на ненужные товары, неудержимое стремление ходить по магазинам и покупать, покупать, покупать...
Когда мы столкнулись с этим явлением в своей практике, то были обескуражены тем, что эта зависимость оказалась присуща не только достаточно состоятельной в материальном плане части населения, но и служащим государственных учреждений с очень небольшой заработной платой, и пенсионерам (вернее, пенсионеркам) с маленькой пенсией.
Сами клиенты, преимущественно женщины (мы работали лишь с двумя мужчинами-транжирами), все отличались импульсивностью в проявлении эмоций. Они способны длительное время быть сдержанными, например на работе, а потом «отрывались по магазинам». Особенно явно «неспособность остановиться, пока деньги не кончатся», наблюдалась у неработающих женщин, ограниченных в собственных средствах, когда им предоставлялась такая возможность, например супругом, любовником или работающими детьми.
В беседах с ними часто выявлялась их повышенная тревожность, которая нарастала, если не с кем было поделиться своими переживаниями именно тогда, когда они появлялись. Если это не удавалось, то позже им уже не хватало разговоров, нужны были активные действия, движение.
Стремление быть «как все и даже лучше» чаще было ведущим мотивом самоутверждения, который и реализовывался в «прогулке по магазинам», шопинге. Они с восторгом рассказывали о своих походах в магазины и, по их словам, вели себя там, как дети — непосредственно и эмоционально.
Они легко приобретают вещи и так же легко с ними расстаются: продают, дарят, выкидывают то, что накупили. То же относится к зарабатыванию денег — они никогда в полном смысле не остаются без них. Обязательно находят себе какой-то источник и непременно выделяют из полученного, «чтобы побаловать себя, любимую», но тратят нередко все полностью сразу или очень быстро. И вновь ищут деньги. Легко берут в долг. Отдают или не отдают его, в зависимости от требований окружающих.
Чаще всего отрицают у себя наличие этой зависимости, даже когда, растратив свою зарплату или пенсию сразу, как получили, вынуждены жить в долг. Их обычные ответы: «должны же у человека быть хоть какие-то радости» или «могу я хоть теперь себе наконец доставить удовольствие».
Члены семьи в значительной мере явно сходны с самими зависимыми. Им также характерны неразумные траты или жесткая экономия в одной сфере жизни и большие траты в другой. Они также могут быть достаточно долго сдержанны и взрывчаты при выражении эмоций. Зная за собой такие черты, организуют жизнь так, чтобы иметь возможность осуществлять эмоциональную разгрузку: спорт, развлечения, путешествия и др. Однако у них часто наблюдаются другие зависимости: курение, алкоголизация, обжорство, безудержное погружение в работу («работоголики»). Тогда между членами семьи много взаимных упреков — каждый осуждает зависимость другого. Консенсус наблюдается в основном в семьях, где оба время от времени позволяют себе «прогуляться за товарами». Однако потом также упрекают друг друга за избыточно растраченные деньги.
Семейная система лиц, склонных к неконтролируемым тратам материальных, физических, психических и иных ресурсов, отличается значительной нестабильностью своего эмоционального состояния, выражающегося в повышенном уровне тревожности и значительной реактивности как на внешние раздражители, так и на изменения внутри системы. Достаточно закрытые границы такой семьи в сфере общения с другими семьями и социальными институтами сильно проницаемы в обмене со средой материальными средствами. Кто-то из членов такой семьи или все всегда работают или получают иные доходы. Часто такая система достаточно изобретательна в сфере своего финансового обеспечения.
Так, в одной семье, где бабушка «тратит, сколько ей ни дай», женщины не работают, а мужчины занимаются частным извозом на собственных автомобилях. Причем на заработки они выезжают только тогда, когда семья сочтет, что средства истощились, а в остальное время «живут в свое удовольствие»: читают и обсуждают книги, смотрят видео, живут на даче.
В другой семье, где жена, по субботам оказавшись в магазине, «сметала все прилавки», муж имеет бизнес в области торговли алкогольными напитками.