Холиварофорум

Анон

Анон рассказывает рандомные обрывки историй [ус]

Здесь будет склад кусочков ориджей, которые я не напишу, но иногда мне приходит в голову что-то яркое.

Анон

Re: Анон рассказывает рандомные обрывки историй [ус]

Хелена пропала в пять вечера пятницы, за полчаса до обеда. Последний раз, когда муж видел ее, она стояла на пороге, собирая каштановые волосы под пластиковую розовую заколку, и улыбалась ему. Последнее, что Хелена ему сказала, было «Мы поговорим с коллегой пару минут, и я начну накрывать на стол». А затем она вышла из дома, притворила за собой дверь – и не вернулась ни через пару минут, ни через пять, ни через десять. Через пятнадцать ее муж открыл дверь – собирался пригласить их обоих в дом, раз уж разговор так затянулся, не дело это, стоять на холодном ветру, а Хелена была в одной футболке, в голубой футболке с далматинцами на груди…
Хелены не было.
На плитке у крыльца лежал ее розовый тапочек, упав на бок, и ее муж подумал сперва только – куда же она без тапочка, замерзнет… и только потом понял, что случилось на самом деле.
Потом, в полиции, он будет вспоминать этот тапочек снова и снова, и смертельно надоест им мальчику, который принимает у него заявление, пока тот будет пытаться добиться хоть чего-то про коллегу Хелены.
Не добьется ничего. Ее муж на него даже толком не взглянул, просто – тот спросил, можно ли увидеть Хелену, они работают вместе, и он крикнул в глубину дома – дорогая, это к тебе! Он пытается вспомнить, правда, пытается. Ему кажется, что этот человек был невысок, ниже даже его самого, а он уж точно не супергерой. Одет то ли в серое, то ли в коричневое. Обычный человек, как все. Когда ему представляют коллег Хелены – никто из них не признается, что говорил с ней в тот вечер – он только близоруко моргает на них, и никого не может ни узнать, ни вычеркнуть из списка. Ну, кроме руководителя отдела – тот каланча, на голову выше, с копной рыжих волос, тут уж не перепутать, а все остальные – такие и есть, то ли серые, то ли коричневые…
Мальчик предполагает, что у Хелены был любовник, и это так нелепо, что ее муж даже смеется от неожиданности. У нее не было никого. Все ее поездки – на работу, домой, в магазин – укладывались в нужное время до минуты. Нет, никогда не было никаких звонков, чтобы кто-то бросал трубку. Не было никаких «я задержусь на работе». Не было никаких писем. Не было ничего.
Ей угрожали, спрашивает мальчик тогда. Нет.
У нее были проблемы на работе? Нет.
Возможно, долги? Нет, повторяет ее муж, нет, нет, нет, нет.
Хелена была… обычной. Он любит ее, но она – самая обычная. Никаких страшных тайн. Никаких скелетов в шкафу. Единственное, что не как у всех – так это то, что у нее нет никакой родни. Никакой тетушки Элоизы, которая приезжала бы по праздникам, никакого беспутного младшего брата, даже про родителей Хелена ему сказала: мама с папой умерли, давно, и он понял, не стал лезть в душу.
В следующий раз он увидит Хелену два года спустя, на автозаправке, сквозь стекло магазина, когда покупает жвачку на кассе. Она стоит возле серой машины, на ней какие-то умопомрачительно короткие джинсовые шорты, из тех, что носят старшеклассницы, а волосы стали еще длиннее, и она заплетает их в тугую косу, но он все равно узнает ее сразу, потому что это Хелена, это его жена, и он не может ошибиться, пусть даже эти дурацкие шорты, и загорела она почти дочерна, но это она.
Хелена что-то говорит, улыбаясь, и он улыбается в ответ, не зная даже, о чем она, так подсолнух поворачивается к солнцу. Он уже бросается к двери, когда Хелена поднимает руку.
А в руке у нее пистолет, и этим пистолетом она вышибает мозги заправщику на стоянке посреди бела дня.
Все застывает. Солнечный день, Хелена с вытянутой рукой, заправщик, который все падает, падает, падает и никак не может упасть, все они застыли в солнечном свете, как в янтаре, и нужно только вдохнуть, а вдохнуть-то он никак не может, очень долго, очень, очень, очень долго.
Заправщик падает, и из-под его головы по серому асфальту течет ярко-красная кровь. Хелена проходит мимо ярко-красной колонки и садится в серую машину.
Он все еще стоит неподвижно у стеклянной двери и все пытается вдохнуть, когда машина отъезжает.
Очень режет в груди, думает он. Потом падает тоже.

Анон

Re: Анон рассказывает рандомные обрывки историй [ус]

В дверь позвонили поздним вечером, когда все уже легли спать, и Донна слышала, как мама шикнула на отца: «Лежи, мы никого не ждем!» Звонить продолжали, и квартира наполнилась резким звуком, похожим на свист чайника.
Мама, в конце концов, и не выдержала первая. Пошла к двери, Донна слышала ее сердитые шаги. Клацнул замок, мама что-то воскликнула – и тут же осеклась.
Донна задержала дыхание, словно уже знала, кто пришел, - хотя тогда она еще ничего не знала, конечно же.
- Донна, выйди! – позвала мама.
Голос у нее был такой, как когда Донна и Ирис в младшей школе сбежали с занятий через окно туалета для мальчиков, и весь день проболтались в районе дар-небрежных. Но только Донне давно уже было не семь лет.
Она выбралась из-под одеяла, накинула спортивную куртку Дана, которая валялась на стуле – там, где он ее забыл – поверх пижамы, сунула ноги в тапочки с розовыми помпонами, и, старательно не шаркая ногами, вышла.
У двери стояли двое мужчин в военной форме цвета хаки, а перед ними – мама, которая сразу показалась очень маленькой, и так стискивала губы, что они побелели. Казалось, в доме очень тесно.
При виде Донны один из мужчин улыбнулся ей, а другой показал удостоверение – хорошо знакомую темно-красную карточку. Такую же она надеялась получить сама после того, как закончит учебу, только не знала еще, как сказать маме, что вместо престижного университета собирается подавать документы в Департамент.
Она и сейчас не испугалась – дар она не активировала вот уже почти две недели, а последний раз это делала с разрешения, у Департамента к ней не могло быть никаких претензий.
- Донна Лисон, Р-5?
- Да, это я, - она зябко поправила куртку на плечах, сама себя поймала на этом движении и удивилась – все-таки нервничает?
- Объявлены учения, мы вас отвезем. У вас десять минут на сборы.
- Десять минут? – вспыхнула мама. – Она что вам, солдат? Она девушка! И что еще за учения?
- А куда ехать? – спросила Донна.
Тот снова ей улыбнулся.
- Закрытая информация. Девять минут.
Донна бросилась обратно в комнату, потеряла по пути тапочек и босой ногой пнула его в сторону кровати. Сдернула со стула штаны-карго, попыталась надеть, поняла, что все еще стоит в пижамных штанах, принялась стаскивать их. За дверью мама спрашивала:
- А теплые вещи нужны? И долго будут эти ваши учения? А почему заранее не предупредили? А если бы мы уже спали?
- По какому принципу собирают на учения? – вдруг спросил папа, который, оказывается, тоже пришел на шум.
Донна уже натягивала футболку поверх лифчика. Схватила со стола телефон, запихнула в карман штанов, в другие распихала учетную карточку, айди, ключи и – воровато оглянувшись на дверь – початую пачку сигарет и зажигалку. Сигареты она купила в магазинчике на углу, где у нее не спросили возраста, а зажигалку – украла у куратора неделю назад, и с тех пор часто трогала в кармане украдкой, словно окликала его по имени.
Помедлив, она снова вытянула телефон из кармана, оглянулась на дверь комнаты, за которой военные объясняли что-то ее маме с папой, и, промахиваясь по буквам, настучала: «За мнй приехвлт из департменита, говрят, учеения. вы подедете?»
Волосы она стянула тугой белой резинкой, накинула куртку Дана, сунула ноги в кроссовки с ярко-розовыми шнурками и выбежала из комнаты.
Через минуту Донна уже шла вниз по лестнице следом за военными, махала маме в лестничный пролет и чувствовала себя невероятно крутой. Ни за кем из тех, кого она знала, не приезжали посреди ночи из Департамента, чтобы отвезти на учения. Ей представлялось почему-то, как она, в своих карго штанах и майке цвета хаки – такие она видела в кино про новобранцев – бежит полосу препятствий, сама первая легко перелетая все преграды, взвивается в воздух, гибкая, сильная, и на нее смотрит, не отводя глаз… в жизни-то Донна и козла на физкультуре перепрыгнуть не могла и умирала на втором круге по спортзалу, но все равно…
Телефон в кармане завибрировал, Донна вытянула его, посмотрела на экран и разочарованно выдохнула. Писала Ирис.
«Донс, у вас тоже учения объявили?»
«и у тебя» - спросила Донна и поскользнулась на ступени, схватилась за перила. Военные обернулись на нее, и она помахала телефоном: все хорошо.
«Чистый цирк, - ответила Ирис. – Я даже глаза не накрасила нормально. Отец чуть из штанов не выпрыгнул, когда они вперлись».
Донна хихикнула, но писать больше ничего не стала. Она собиралась выйти из дома целой и невредимой. Появиться перед всеми с разбитым носом, потому что долбанулась с лестницы, было бы максимально обидно.
Внизу ее ждала машина – микроавтобус, в котором уже сидели незнакомые тощие близнецы годом или двумя помладше ее, девчонка в очках, прижимающая к себе рюкзак, и Эдна из группы куратора Дэвис, в нежно-розовом ажурном джемпере, который вообще не подходил ни для каких учений. Донна ее почти не знала, но они все равно кивнули друг другу и улыбнулись. Эдна подвинулась, давая ей сесть рядом.
Донна плюхнулась на сиденье, сжимая в руке телефон, покосилась на Эдну – ничего личного, просто она терпеть не могла, когда кто-то подсматривал ей в экран – и снова полезла в чат с Ирис. Та уже успела написать: «Прикинь, про вертолеты говорят. Мы полетим или что, я не поняла».
«спроси», - предложила Донна.
Ирис прислала стикер с фэйспалмом.
«Я спрашивала, не говорят ничего! Ты не писала Л?»
Машину тряхнуло на дороге, пока Донна печатала.
«написала, пока не отвееетил»
«Ну, если уж тебе не ответил!» - Ирис прислала новый стикер, с обезьянкой, разводящей лапами.
Она вечно говорила, что Донна его любимица. Та всегда спорила вслух, но в глубине души улыбалась при одной только мысли об этом. И это была правда, если честно. Однажды они с Ирис на спор написали ему одновременно шесть раз за три дня – и он каждый раз отвечал Донне первой. И читал ее сообщение первым.
Она вышла из диалога с Ирис и проверила: в этот раз он ее сообщение не прочел. Донна бы ему позвонила, если бы рядом не сидела Эдна, касаясь ее локтем, но сейчас почему-то постеснялась. Но телефон не убрала, продолжала вертеть его в руке, то и дело проверяя – вдруг она просто пропустила уведомление.
Окна в микроавтобусе были затянуты мелкой черной сеткой, и Донна почти ничего не могла рассмотреть снаружи – только мелькали и тут же пролетали мимо цветные огни фонарей. Она сморгнула раз, другой и почувствовала, что ее снова клонит в сон. До нее доносился шепот близнецов, но слов Донна не разбирала. Эдна склонилась над своим телефоном и быстро-быстро, хмурясь, что-то печатала. Экран освещал ее лицо, выхватывая его из полумрака салона, и Донна вдруг увидела у нее на скуле блестящую полоску бронзера.
Интересно, а откуда выдернули ее? В косметике, в этом розовом джемпере?
Донна откинулась затылком на стенку микроавтобуса, чувствуя, как она вибрирует. Она смотрела на профиль Эдны…
…А потом вдруг открыла глаза.
Она уснула. Когда она уснула? Проснулась она от холода, в салоне было очень зябко. Эдна спала рядом, привалившись к стенке и чуть приоткрыв рот, очерченный помадой. Близнецы привалились друг к другу, как нахохленные воробьи. Девчонка в очках упиралась лбом в свой рюкзак, стараясь не зацепить очки. Донна подумала, что ей, наверное, очень неудобно.
Сколько они уже едут?
Донна осторожно подняла телефон, развернула экраном к себе, стараясь не светить никому в лицо. На экране высветилось 2:05. Они ехали уже два часа.
Она проверила уведомления.
Ничего.
Не прочитано.
Вообще-то, однажды Донна написала ему в половине пятого утра, что этот тест по алгебре ее убьет, и он ответил через полторы минуты. А потом решал с ней алгебру до утра. Однажды Ирис позвонила ему в час ночи и, заливаясь слезами, попросила забрать ее из клуба, где к ней приставали какие-то уроды, и если бы она позвонила отцу – тот бы ее точно убил, потому что в клуб она прошла по чужим документам, специально выбрав день, когда тот на ночной смене. Он приехал через пятнадцать минут.
И ни разу, ни разу ни одно из ее сообщений не висело непрочитанным два часа подряд. Даже ночью.
Донна постучала сама себя телефоном по подбородку и, поколебавшись, написала Тахиру – третьему в их группе. Раньше у них вообще был общий чат, но с тех пор, как Дан и Элли ушли, они с Ирис туда никогда не писали. Тахир был арабом на пару лет старше их обеих (а казалось, что на все пять), и Донна никогда не могла понять, что у него в голове. На них обеих он обычно даже не смотрел, будто и не замечал.
«Привет! – написала Донна. – Извини, если разбудила. Тебя тоже сорвали на учения?»
Сообщение почти сразу отметилось прочитанным.
«Да».
Тахир и в жизни так говорил, коротко и тяжеловесно, словно за каждое слово ему приходилось платить.
«А куратор не с тобой?»
«Нет».
Донна уже положила телефон экраном вниз на колено, когда он завибрировал снова.
«Я думал, с тобой».
«Нет, - Донна поколебалась и добавила: - А ты не знаешь, куда мы едем?»
Если уж болтушка Ирис, способная разговорить кого угодно, до сих пор ничего не узнала, то вряд ли что-то мог знать вечно хмурый Тахир. Она спросила просто на всякий случай.
«Нет».
Донна вздохнула. В общем-то, ни на что другое она и не рассчитывала. Она осторожно повертелась, чтобы не разбудить Эдну, и попыталась хоть что-то рассмотреть сквозь сетку на окне. Не увидела ничего и снова закрыла глаза.
Спина затекла и начала ныть. Донна, не открывая глаз, получше укуталась в куртку. Она уже почти уснула, когда пришло новое уведомление.
Донна схватила телефон.
«Мы едем в аэропорт», - написал Тахир.
«Откуда ты знаешь?»
«Я доехал».