Вы не вошли.
Бывают такие моменты, когда, сделав что-то, понимаешь, что вернуться обратно уже нельзя. Они называются «точка невозврата». Многое в жизни можно исправить – извиниться перед другом и начать жить, как будто ничего не было; извиниться перед любимым человеком и сделать так, чтобы об этой обиде никто не вспоминал, переписать контрольную, подклеить надколотую вазу, пришить оторванную пуговицу… Но иногда назад дороги нет. Ты шагаешь вперед, тем самым деля свою жизнь на «до» и «после», на прошедшее и будущее. Неизвестно, что нас ждет впереди. Загадывать на завтра – неблагодарное занятие. Но стоять на месте нельзя, надо непременно двигаться вперед. Чтобы глаголы будущего времени превращались в глаголы времени настоящего. И главное – не бояться своих поступков. Тех, что поделят твою жизнь на две неравные части – большого счастья и короткого несчастья. Потому что период счастья, какой бы продолжительности он ни был, всегда больше периода не-счастья.
Привет, это скучный чтец, и сегодня мы с вами, мои дорогие читатели, поделим нашу жизнь на две неравные части, и войдем в ту часть, в которой мы знаем о существовании этой книги. Это знание не изменит вашу жизнь. Это знание не дарует вам тайных истин, даже тех, что помогают высокорангово садиться в маршрутку. Вам будет скучно и грустно, и расхочется возвращать свой две тысячи седьмой. Но мы пройдём весь этот путь через школьные гопо-разборки, щедро сдобренные душком репортажа об опасных готах.
Гости не могут голосовать
Под окном выла собака. Долго, раздражающе долго.
Я лежала, слушала ее вой, и в душу забиралась тоска. Она вливалась в меня тоненькой струйкой, заполняя собой все. Слезы я почувствовала, только когда соленая капелька скатилась по щеке.
Наверное, у той собаки случилось несчастье. Умер хозяин. Или скоро умрет. Ведь собаки воют к смерти? И почему я вдруг вспомнила про смерть… Нет, нет, не надо о смерти!
Страшно?
Героиня долго и мучительно пытается в крипипасту о том, как на неё посмотрела покойница в церкви, мы послушно боимся.
Немного красот стиля.
Комната съежилась до размера письменного стола, освещенного лампой, смахивающей на удивленного удава.
Мне показалось или за окном мелькнуло чье-то лицо? Какой-то парень – темные волосы, глаза опущены. Слишком красив слишком правильной красотой.
Пока я соображала, грохнуться мне в обморок сразу или немного погодя, парень исчез. Как будто с той стороны к стеклу приложили картинку, а потом убрали ее.
Шутка про то, что Спайдермен мог бы разбогатеть на промышленном альпинизме, не в тему и не смешная, но я её пошучу.
Героиня доживает до утра:
Как здорово, что солнышко в первую очередь заглядывает ко мне! Как здорово, что сегодня ясно, что небо не закрыто тучами! Как здорово, что после ночи всегда приходит утро!
От долгого сидения на полу затекли ноги, поэтому до кровати я добиралась на четвереньках. Не успела я коснуться щекой подушки, как тут же уснула.
Разбудили меня автомобильные гудки. Утро! Солнце! Сразу захотелось улыбаться.
Очень важные сведения:
Май – это от мая, от Майи, от любого другого похожего имени. Мама любила все экстравагантное, в том числе как-нибудь заковыристей переиначить мое имя. Потому что она хотела, чтобы ее дочь звали необычно. А папа записал меня просто – Марией.
Моя мама уникум. Ей за сорок, а выглядит она не старше тридцати. И заметьте – никакой химии и подтяжек. Только здоровый образ жизни. По утрам энергетический коктейль собственного приготовления, на обед отруби с кефиром, на ужин – огуречная маска на лицо. Спортзал, бассейн, правильный режим, вечная улыбка. Иногда мне хочется быть на нее похожей. Но длится это недолго. Я не способна на подвиги с диетами и физкультурой. Мне хватает фехтования и верховой езды. По утрам же я люблю пить кофе, а не гоголь-моголь.
Я демонстративно громко поставила на стол чашку, щедро насыпала в нее две ложки коричневого порошка, залила кипятком, шлепнула на толстый кусок белого хлеба кружок вареной колбасы.
– Триста килокалорий, – прищурившись, оценила мой завтрак мама.
– Растущий организм.
Я надеялась, что мы будем читать драматические пиздострадания, но почему-то мы читаем жирострадания феечек.
Я глянула на свои пальцы. Да, ногти у меня не самые лучшие, легко ломаются. А еще я их раньше грызла. Теперь нет. Волосы у меня секутся. Сильно. Из-за того, что я постоянно затягиваю их в хвост.
Ах, она вся такая приземленная и обыкновенная.
Приземленная героиня, не грызущая ногти, ест, заставляет нас пройти через сцену с описанием одежды, выходит на улицу и видит, что к ним в подъезд кто-то заселяется.
Входят остальные персонажи.
Где-то сходят лавины. Где-то альпинисты штурмуют непроходимые горы. Где-то рождаются дети. Где-то прибой размывает берег. Где-то человек переезжает на новое место. А где-то все по-старому. Как говорится, «те же, там же».
Стешка Малинина, Катя Семенова и Галя Репина собираются с силами, чтобы пойти в школу. Делают они это во дворе моего дома, в точке пересечения трех путей. Сидят на детских качелях, курят, копят злобу, выделяют желчь, обсуждают новости.Когда-то Стешка мне нравилась. Я хотела с ней дружить и быть на нее похожей. Она высокая, красивая, уверенная в себе, неглупая. Она и сейчас такая, красивая, уверенная в себе и неглупая, но мне с ней скучно. Она постоянно находится в поиске идеального поклонника. Добившись чьего-то внимания или даже любви, не успокаивается, начинает искать снова. Даже пары дней не дает счастливчику насладиться победой. Оттого, что она все время боится упустить что-то важное, на лице ее застыло вечное раздражение. Года два назад наша дружба сошла на нет и превратилась в тихую Стешкину злобу. Малинина, наверное, специально каждое утро приходит сюда, ее задевает, что она мне больше не интересна.
– Что ты, светик мой, не весел? Что головушку повесил? – приторно-сладким голосом пропела Стешка. Ой, простите, Стефания Дмитриевна.
У Малининой все хорошо – богатые родители, модная одежда, поездки на юг и в Европу, мальчики (а как же!). Но ей этого мало, хочется еще больше внимания.
Нахуй вампира, ебитес!
Какой-то парень…. Темные волосы, высокий, худой, на лицо падает тень от козырька над входом в подъезд. В джинсах, джинсовой же куртке, в черных перчатках.
Мне вдруг стало жарко. Ладони вспотели, так что захотелось сунуть их под холодную воду. Сердце тревожно забилось, словно предупреждая об опасности. Я удивленно оглянулась. Сто лет знакомый двор, покачивающиеся от ветра качели, ржавая горка, пыльные машины, уткнувшиеся в пригорок, неуклюжий грузовик. Репина с Семеновой следят за Стешкой. Что это со мной?
Эдвард Каллен сексуален, аминь.
У Эдварда Каллена нет телефона, Стеша, только что с ним разговаривавшая, не может вспомнить его имя, мы ужасно заинтригованы (нет), Эдвард Каллен не отображается на фото.
– Фотку показывай, – напомнила Катя.
Не знаю почему, но я подошла ближе. Меня Стешкины дела, конечно, не касаются, но стало вдруг любопытно – кто это теперь будет у нас в доме жить?
Наманикюренный ноготок ткнул в клавиши телефона.
– Ну и куда же делось? – нахмурилась Малинина.
Девчонки тянули шеи, пытаясь заглянуть в экран. Там была одна чернота.
– Вот черт! Не сработало?
На душе снова стало тревожно, и я быстро пошла прочь. Что-то последнее время я уж очень впечатлительная…
Капелька лирики
Я сижу на крайнем ряду около окна и смотрю на березу, на ее поникшие плети с желтыми листьями, почерневшими на кончиках от утренних заморозков. Смотрю на истончившиеся ветки и потемневший ствол. И мне становится грустно. Все вокруг до того привычно, что неожиданно даже скучно. И эти перешептывания по классу, и постоянная игра взглядов, и плывущие по партам записки, и отношения, которые в своей неискренности стали пресными. И даже береза за окном. Что это со мной? Разве что-то произошло? Ничего. Обыкновенное утро. Обыкновенные разговоры ни о чем. Обыкновенная береза, каждый год по осени теряющая свои листья. Ну, люди приехали… Люди постоянно откуда-то куда-то едут. И я уеду. Куда-нибудь. Окончу школу, потом институт, сяду на поезд и исчезну. К тому времени все изменится. Совсем изменится.
А ведь насколько лучше эта книга была бы школьными гопо-разборками без упырей!
Героиня выделывается на уроке знаниями о поэзии, уходит пострадать, входит соперник Эдварда Каллена, и он даже не псина. (Псины ждут нас впереди)
Вместе мы ходим в секцию спортивного фехтования. Вернее, не так. Я уже год посещала секцию, когда там появился Пашка. О том, что учимся в одной школе, узнали неожиданно: мы просто столкнулись в коридоре. Он на год меня младше, но фехтует… загляденье. В него можно было бы влюбиться за молниеносную реакцию и точный глаз. Но я не собираюсь. Почему? Потому!
Постепенно все подруги в классе у меня сошли на нет, потому что появился Пашка. Последней, с кем я дружила, была Маркелова, но у нее начался период готства и собственной влюбленности. У меня же появились фехтование и Пашка. Так что с Маркеловой мы разошлись, не сильно тому огорчившись. Одиннадцатый класс раскидал народ по интересам – кто куда поступает, как представляет себе жизнь. Все запасаются учебниками, ходят, увешанные шпаргалками с английскими словами. Я пошла на подготовительные курсы филфака, а вот Маркелова учудила. Ляпнула родителям, что жизнь штука проходящая, что смерть неизбежна, а поэтому встретить ее надо по возможности достойно, без суеты вокруг мелких земных благ. Короче, поступать она никуда не собирается. Толкать такие речи в школе ей запретили. Но по упрямой Леркиной физиономии и так понятно, что своего она добьется. Хотя с ее мозгами легко можно поступить на исторический. Если она их, конечно, не окончательно зачернит своими готами. А еще у Лерки есть зверь, крыса Лариска, белоснежный альбинос с веселыми красными глазами. Лариска всегда с Маркеловой – когда не копошится за воротником, то спит в сумке, выставив наружу розовый хвост.
На самом деле для понимания текста эта цитата не нужна, но наконец-то появился персонаж, который вызывает интерес, и это крыса Лариса.
Героиня приходит домой, сталкивается в дверях с Эдвардом Калленом:
Красота и печаль больших светлых глаз убили во мне всякую способность мыслить.
Он оказался рядом. Мелькнула рука в перчатке, берущаяся за ручку двери. Темнота холла распахнулась передо мной, дохнуло сыростью, и я шагнула к лестнице. Дверь закрылась, забрав с собой остатки света.
И лишь в тот момент я с ужасом вспомнила, что не сказала «спасибо».
С этого дня собачка Соня стала ужасно вежливой и, пробегая мимо незнакомых собак, всегда говорила:
— Здравствуйте, спасибо и до свидания!
Жаль, что собаки ей попадались самые обыкновенные. И многие кончались раньше, чем она успевала всё сказать.
Тренировка. Пашка. Разговоры.
Пашка, кстати, называет нашу Машу Мишлен. Почему-то никто не называет её Мушулёк.
Светская беседа:
– А пацаны из нашего класса на кладбище ходили, – растерянно пробормотал Колосов, садясь рядом со мной на лавочку.
– Хочешь сказать, что они ту собаку выкопали из могилы?
Знаю я их походы. Наверняка пацаны шли на кладбище, подпихивали друг друга в спины, а у самих коленки тряслись. Какой-нибудь шутник забежал вперед, забрался за могильный памятник и давай оттуда завывать. Все разбежались, а на следующее утро каждый с гордостью рассказывал, как гулял между могил, встретил парочку призраков, поговорил с ними о жизни и остался доволен общением.
– Какая собака, ты чего! – снова оживился Пашка. – Там было посвящение в готы. Они ходили смотреть.
Ещё немного красот:
Я медленно брела с тренировки домой. На душе было пасмурно. Фонарь у меня за спиной неожиданно загудел, набирая обороты, как самолет перед взлетом, чем-то хрустнул и погас.
Фонарь-истребитель к взлёту готов!
Не успела я подумать о том, что народа на улице почти нет, как из темноты мне навстречу вынырнула пара. То, что один из идущих он, наш новый жилец, владелец белого пианино, я поняла сразу – его бледное лицо как будто светилось изнутри. Шел он ровно, высоко подняв голову, ни от кого не таясь и не скрываясь. Рядом, касаясь его локтя рукой, шла девушка.
Вот и она, сучка-разлучница!
Они срутся:
Около последнего столба пара остановилась. Видимо, девушка в чем-то убеждала нашего нового жильца. Потом она вскинула руку и резко ударила пианиста по лицу ладонью.
Пощечина хлопком взорвалась в тишине.
Хлопок! Задымление! Отрицательный рост!
Все бегают за героями, абсолютно все.
Если бы вылезающая из кустов Лерка Маркелова не ругалась так громко, я бы на нее и внимания не обратила, до того была поражена случившимся. Маркелова споткнулась о бортик и сгустком черноты рухнула к моим ногам.
– А ты чего одна? Куда своего Дракошу дела? Поссорились?
Не подколоть подругу, хоть и бывшую, день прожит зря.
– Дура! Готы не ссорятся, – кажется, обиделась Маркелова.
Дракон был Леркин молодой человек. Не знаю, насколько у них все серьезно, но благодаря ему Маркелова быстро стала известной в своем кладбищенском кругу. Дракон у них авторитет.
Авторитет в кладбищенском кругу - это звучит гордо.
Запомним кладбищенского авторитета, у него даже будет роль в сюжете.
Все действующие лица этой истории только и делают, что ходят друг за дружкой и разговаривают об отношениях. Мама, мы в аду, мама, мы на доме-2.
Стешка выплыла из темноты, как пароход из тумана. Семенова с Репиной держались у нее в кильватере.
Вот уж кого не ожидала встретить по дороге с тренировки, так это их, великую троицу. Хотя, судя по словам Маркеловой, они заняли у меня во дворе круговую оборону, прорыли траншею, укрепили пулеметные гнезда и запланировали пару тайных ходов отсюда к границе с Канадой.
Наша Маша отбивается от подружек, прибегает домой, встречает соседа Эдварда Каллена, привносит в сюжет немного бьюти-треда:
Ничего примечательного, обыкновенное лицо, соломенные непослушные волосы, тусклые от постоянной бессонницы глаза. Я постаралась рядом с собой представить пианиста, и мне тут же захотелось отойти от зеркала. Пожалуй, надо с собой что-то сделать. На диеты я не способна, а вот собой заняться можно.
Я изучила зеркальную подставку, нашла мамин бальзам для волос. Как раз то, что нужно!
Высушенные феном волосы легли пышной волной. Да, вот теперь я себе больше нравилась. А может, и еще кому приглянусь…
Бальзам для волос! За одно применение превратит тебя в сказочную фею!
Мама коснулась пальцами моих волос.
– Как красиво, – прошептала она. Чуть отстранилась, пропуская меня. И уже в спину спросила: – Май, ты влюбилась?
Такое чувство, что бедная девочка первый раз в жизни помылась.
Встреча женсовета. Стеша ломится к вампирам в квартиру. Знакомство с соседом, Леонидом. Наша Маша видит своего Эдварда, но кроме неё, его не замечает никто.
Загадочновости продолжаются
– Говорят, у него на пальце кольцо с черепом. – Маркелова пристально смотрела на меня. Обиженная, что на нее не обращают внимания, Лариска стала небольно покусывать нам пальцы. – И ходит он в черном. Он все-таки гот. Надо позвать его к нам в Покровское.
Я села за парту. Так и виделось, как этот красавчик в начищенных ботинках топает по лужам к кладбищу. Среди обтерханных готов он явно произведет фурор. И вдруг запоздало вспомнила: какое кольцо, если он все время ходит в перчатках? Какая черная одежда, если вчера он был в джинсовом костюме? Да чего они вообще здесь все выдумывают!
Но фантазии продолжались. Пару последующих дней девчонки активно обсуждали Стешкино знакомство. Лица наших парней становились все мрачнее и мрачнее. В таких обсуждениях все постоянно смотрели на меня, потому что пианист жил именно в моем подъезде и, по мнению многих, я должна была быть в курсе всего, что происходит в доме. Но я только пожимала плечами. Новые жильцы нелюдимы, на улице их почти не было видно, а по вечерам не слышно. Если они и играли на своем инструменте, то прикрыв его подушками – из мастерской не доносилось ни звука, ни шороха.
И нам представляют нового героя. Это страдающее дитя. Куда ж без страдающего дитя. Даже страдающее дитя семи годков должно открыть в себе жеженственность при виде упыря.
– Привет, Маринка! – Я подошла поближе. – У меня для тебя книжки новые есть.
Маринка смешно распахнула глаза.
– Ну что же ты их мне не несешь? Вот взрослые всегда так – обещают и не делают.
Я не смогла сдержать улыбку – до чего Маринка была забавной. И тут же поймала себя на мысли – о ком она говорит? До сих пор этой фразы я у нее не слышала.
– И кто же он, коварный взрослый, обещавший и не сделавший?
– Да есть тут один, – кокетливо отмахнулась Маринка. Ничего себе! Кнопку из-за подоконника не видно, а туда же, женщину из себя строит! – Мы вчера познакомились.
Впрочем, дитя хотя бы помнит, как Эдварда зовут, поэтому наша жизнь становится чуть легче. "Макс" печатать куда проще, чем "Эдвард Каллен".
Ну и разумеется, вспомнишь про человека, он и появится.
Макс приносит ребенку Марине цветочки
– Маша! Ну, посмотри, какой он красивый! – потребовала Маринка.
Я с трудом подняла голову. Внутри поселилось странное чувство волнения. Как будто я впервые знакомлюсь с парнями. Какие идеальные черты лица. Его губы дернулись в легкой ухмылке.
– Максим, ты обещал! – Маринка настойчиво тянула одеяло внимания на себя.
Куда ж без коварных семилетних соблазнительниц.
Завесу жалости над этой сценой мы пока опустить не можем, потому что в ней происходят очередные загадочновости:
На секунду мне показалось, что Макс вырос, так легко, почти не напрягаясь, он дотянулся до двухметрового подоконника и положил перед девочкой букетик небольших синих цветочков. Очень похожих на незабудки. Только цветы не могли быть незабудками. Потому что они цветут весной, а сейчас была осень.
– Вот, я же говорила! – замахала букетиком гордая таким вниманием Маринка. – Еще придешь?
– Приду. – Макс наградил Маринку скупой улыбкой.
А я не могла оторвать взгляда от букета. Это были именно незабудки. Маленькие лиловые цветочки с желтой серединкой ни с чем спутать нельзя. Несколько аккуратных круглых лепестков в маленьком зеленом венчике.
– Максим! Смотри! Она завидует! – Маринке нельзя было отказать в наблюдательности.
– Не может быть! – не удержалась я от восклицания. Тревога заколотилась в груди, на мгновение стало нечем дышать. – Незабудки не цветут в октябре!
И очередное нагнетение ДРАМЫ между героями
Макс резко повернулся ко мне. Мне даже показалось, что он хотел наклониться ко мне, но сдержался.
– А ведь мы с вами встречались… – процедил он сквозь зубы.
– Вы в нашем доме живете.
Ответила я и по стеночке стала пробираться ближе к подъездной двери. Он так нависал надо мной, что мне стало не по себе.
– В вашем доме?
Я увидела, как сжались кулаки в перчатках, как застыло бледное лицо, превратившись в гипсовую маску.
– В доме… – пробормотал он. – Почему же раньше, – Максим, словно опомнившись, выпрямился, – я вас не видел?
Пашка ПОДОЗРЕВАЕТ, что наша Маша вляпалась в эту книгу, наша Маша всё отрицает.
В сюжет стремительно входят школьные разборки.
Около входной двери в подъезд топтался Синицын.
– Ты чего тут? – Я уже достала ключи, но при виде Петьки спрятала их обратно в карман. Чего он тут забыл?
– Дверь открой, – приказал Синицын.
Мне не понравился его тон. Он со мной никогда так не разговаривал.
– Зачем? – заупрямилась я.
Мне бы открыть дверь да пойти домой. Но во мне словно что-то перещелкнуло. С какого перепугу я буду впускать Петьку? Пусть гуляет по своему дому. Нечего ему здесь делать.
– Я сказал, открой! – склонился надо мной Синицын. – Я вашему красавчику и так ноги повыдергиваю, меня никакие двери не остановят!
Синицын, которого я забыла внести в чтения главой раньше, это хахаль Стеши, как водится, ревнивый спортсмен.
Я увернулась от него, но не отстала. В голове неожиданно взорвался фейерверк ярких образов – ночь, собака, мама спрашивает: «Ты влюбилась?», Макс произносит: «Позвольте!», Маркелова кормит Лариску и улыбается…
Знакомые мурашки пробежали по спине и рукам. Что со мной? Я схожу с ума? Я стояла на месте и испуганно озиралась. Темнота придвинулась ко мне и упала около ног.
Детская площадка соседского дома. Петька идет к трем теням, стоящим около железной горки. И как в дурном сне, прямо к ним направляется высокая фигура в джинсовой куртке.
– Макс! – подалась я вперед, и тишина вокруг меня разбилась ледяными осколками.
Люди около горки, Макс, я – все это завертелось и оказалось совсем рядом.
– Ну ты, паря, попал!
Говорил не Синицын, голос был чужой. А Петька молодец, на разборку не один пришел, группу поддержки с собой привел.
Наша Маша немедленно лезет в драку, не спрашивая, а вдруг она частная и новых участников не принимают
Жаль, что у меня под рукой не было палки. Хоть чего-нибудь, чем я могла бы сейчас напугать этих уродов. Один Макс с ними не справится. Я перехватила удобней сумку и побежала на четверку.
– Гурьева! Совсем с башкой распрощалась? – взревел на мгновение растерявшийся Петька, когда я в него врезалась.
– Не трогайте его! Твоя Малинина сама дура! – выпалила я.
Лицо Синицына из удивленного стало злым.
– Ты куда полезла, мелочь? – недовольно произнесли из-за его левого плеча.
Я оглянулась на Макса, чтобы понять, какая у нас расстановка сил. Все-таки эту встречу лучше всего закончить мирно и уже потом объяснить ему, что ночью в одиночку по нашим улицам ходить не стоит. Тем более ввязываться в разговор с незнакомыми.
Но за спиной никого не было. Песочница оказалась пуста. И поблизости – ни одной удаляющейся фигуры.
Улетел? Испарился? Ушел под землю?
Передо мной вдруг образовалось свободное пространство, я нырнула в него и тут же услышала щелчок выскакивающего из ножа лезвия. Я попыталась уйти от удара, но противник был быстрее. Хрустнула разрезаемая быстрым движением ткань. Левая рука полыхнула огнем.
Ноги подогнулись.
Ко мне придвинулось что-то страшное. Я забилась, выставляя вперед руку. И вдруг все кончилось.
– Halt! – рявкнули у меня над головой.
Я резко выпрямилась, стараясь попасть нападавшему макушкой в лицо. Я ожидала боли, думала, меня тут же схватят и произойдет что-то совершенно невозможное.
Но ничего не случилось. Встретившись с пустотой, я кузнечиком скакнула вперед. А потом уперлась взглядом в удивленные большие черные глаза.
Макс коротко кивнул мне, одной рукой сгреб падавшего на меня парня, оторвал его от земли и забросил в темноту детской площадки. Затрещал порушенный инвентарь.
– Все в порядке? – спросил пианист так, словно мы гуляли по парку.
Сильная рука дернула меня вверх, и мы побежали. Я с трудом поспевала за пианистом, в темноте совершенно ничего не видя. Я вдруг потеряла всякую способность понимать, где нахожусь; я на каждом шагу спотыкалась, норовя сбить с ног ведущего меня Макса.
И тут вспомнила.
– Сумка! – выкрикнула я, вырываясь из его рук. – Я ее там бросила!
– Какая сумка? – взвыл Макс, и я впервые увидела его красивое лицо злым. – Что ты там делала? Кто тебя звал? Откуда ты вообще взялась?
Какой заяц? Какая блоха?
Вампирье палево:
Я подняла на него глаза, собираясь сказать, как я ему благодарна, что моя рана – просто ерунда, царапина, что я получала удары и пострашнее.
Но ничего сказать не успела.
Лицо Макса стало страшным. Глаза сузились, поджатые губы превратились в тонкую линию, четче обозначились скулы, на лбу вспухла синяя жилка.
– Уходи, – сквозь зубы процедил он. – Быстро!
Я успела заметить, что руки его испачканы моей кровью, и уже знакомый звериный ужас толкнул меня в грудь, заставив попятиться.
– Уходи! – простонал Максим, сгибаясь пополам.
– Тебе плохо? – прошептала я, борясь с невероятным желанием все бросить и сбежать.
– Прошу! – выдавил из себя Максим, опускаясь на корточки. Его било крупной дрожью. На секунду показалось, что он – уже не он, а кто-то другой.
Дома героиню колбасит:
Но как он дрался! Одним движением! Спортсмены даже понять ничего не успели.
Его платок…
Я задрала рукав водолазки. На рану взглянула мельком – ничего страшного, царапина, быстро заживет.
Черная шелковая ткань приятно холодила ладонь. Странный цвет для платка. Да и весь он какой-то странный. По краям обработан изящной вышивкой. В углу монограмма «М.М.». От каждой буквы идут причудливые завитушки.
У парня – такой платок?
Героиня натыкается на родителей. Надо порадоваться, что в этой книге, в отличие от множества книг про школьные романы с какими-то псинами, родители хотя бы замечают, что что-то происходит.
– Май, что случилось? – Мама с удивлением смотрела на мои босые ноги.
– Я куртку порвала. – Почему-то хотелось улыбаться. Страх прошел, все осталось позади, и мне вдруг стало весело. – Не переживай, она уже старая была.
– Как ты могла порвать ее? – Мама продолжала изучать мои ноги. Ничего особенного в них не было… Белые носки, слегка испачканные. Ой, бурые пятна! Когда замывала рану, не заметила, как накапала себе на ноги.
– Случайно.
Я прошла в свою комнату. Черт! В ванной остались кроссовки!
– За забор зацепилась, она и порвалась. Я сейчас все уберу!
– Какой забор? – Мама шла за мной по пятам. – Сколько тебе лет? Семнадцать! А ты все о какие-то заборы цепляешься… Посмотри на себя! На кого ты похожа? Тебе в институт поступать!
Без куртки в институт не возьмут, это все знают!
Утром заботливый упырь подкидывает нашей Маше потерянную сумку под дверь, героиня в избытке чувств мечется по подъезду.
Я вцепилась в перила, чтобы не упасть от собственных фантазий.
Хлопнула дверь подъезда – мама вышла. И тут же у меня за спиной щелкнула, закрываясь, дверь на наш этаж. Открытая дверь в квартиру осталась там, за деревянной перегородкой, преодолеть которую без ключа невозможно.
Я машинально подергала дверь, пробормотала: «Сим-сим, откройся!»
Не подействовало.
Стоять на лестничной клетке, где по ногам тянет сквозняком, а сверху на тебя глядит недобрый глаз запертой двери на чердак, было не очень уютно. Звонить по соседям с просьбой открыть? Ага, они откроют – а тут я в пижаме. Нет, лучше смерть под дверью.
По-настоящему удариться в панику я не успела. Дверь рывком распахнулась, выпуская Валеру, вечно пьяного и небритого жильца соседней квартиры. Он удивленно озирался, бесконечно поддергивал растянутые треники и что-то бормотал себе под нос.
– Ты чего тут? – хрипло спросил он, недобро глядя на мой явно не уличный наряд. Хотя не думаю, что с перепою его что-то в моем виде удивило.
– Стою, – так же хрипло ответила я и проскочила в свою квартиру. Но прежде чем закрыть дверь, все-таки выглянула.
Валера тоже не задержался на холодной лестнице. Последний раз подтянул штаны и побрел домой.
Эта цитата для сюжета тоже не нужна, но я/мы Валера. Тоже ничего не понимаем и хотим напиться, чтобы всё это быстрее закончилось.
Героиня догадывается вернуть Максу платочек, привязав его к дверной ручке. Бежит в школу. Попадает в очередную порцию непоняток: герой-любовник Синицин и вся его шобла-ёбла ничего не помнят о драке. В попытках разобраться Маша приносит в нашу жизнь ещё немного Дома-2
Малинина не могла не знать о драке. Если Петька их застал с Максом, то крику для начала было много. А значит, сегодня она должна как минимум держаться от Синицына подальше. Но Стешка ему улыбалась. В лице ни тени испуга. Значит, ничего не было?
Кровь застучала в висках, колючками отдалась в ране.
– Ты вчера говорила с Максом, – жестко произнесла я, наблюдая за Малининой. Если она начнет врать, я замечу. – И вас видел Синицын. Это его разозлило…
– Макс? – Стешка медленно закрыла крышку зеркальца. Щелкнул замочек. – А, ваш красавчик! Он очаровашка. Наверное, говорили. Я уже не помню. – Голос Малининой был полон равнодушия. – А что случилось? Ты решила переключиться на Синицына? Он мой!
И немного готического романа:
– Что у тебя с рукой? – услышала я. Видимо, прозвенел звонок – возле моей парты стояла Лерка, в локоть тыкалась мордочкой любопытная Лариска.
– Поцарапалась на тренировке, – прошептала я, опуская ладони на крысу. Мех у нее был мягкий, в руки мне как будто солнышко ударило, и я стала потихоньку оттаивать.
– Ты уверена? – Маркелова присела на стул, и я с удивлением заметила на запястье ее правой руки широкий кожаный браслет. Раньше она его не носила.
– Ты о чем? – Я отодвинулась в сторону.
– Крови было много?
– Много. – Дальше стены двигаться уже некуда.
– Это хорошо. – Лерка как-то странно улыбнулась. – С кровью уходит жизнь. Но зато приходит что-то новое.
Наблюдательный Паша продолжает пытаться понять, что же такое происходит с нашей Машей, и она ему всё рассказывает.
В доме творится что-то странное, и мы понимаем, что с этими упырями нам не по пути. Они едят котов!
– Кис, кис, кис! – раздалось сверху. – Мария, ты моего Барсика не видела?
Черный наглый Барсик достал всех. Суеверных людей в нашем доме было гораздо больше, чем любителей животных, поэтому шныряющего под ногами черного зверя только ленивый не помянул недобрым словом, а эмоциональные бабульки не раз обещали его отравить или оставить на улице в особо сильный мороз. Чье-то проклятие сработало – «плохая примета» исчезла. Вряд ли хозяйка Барсика его теперь докличется.
– Вот зараза! – высказала общее мнение в адрес черной бестии хозяйка. – У Люськи тоже кошка пропала, – добавила она и в сердцах захлопнула балконную дверь.
Пиздострадания, ради которых мы все здесь и собрались
Дует ветер. Я стою около дома. Около родного дома, ставшего вдруг чужим. Как и весь город. Как и небо над головой. И только звезды были знакомые. Они смотрели на меня холодными глазами Макса. Глазами, в которых плавилось серебро.
Вечер давил на плечи, и я уже ни о чем не могла думать. День в школе, потом занятия на курсах прошли как во сне. Вокруг все что-то говорили, но я не понимала ни слова. Мне нужен был Макс. Срочно, сейчас же! Но я не знала, где его найти. А в мастерскую идти не хотелось. Плотные темные шторы на ее низких окнах не пропускали ни света, ни звуков. Я зашла в подъезд. За дверью тоже стояла тишина. Если бы там были люди, через такую тонкую перегородку были бы слышны голоса, работающее радио или телевизор. Человек не может двигаться бесшумно – он задевает стулья, шаркает ногами, в конце концов, что-то произносит.
Я бродила по холлу первого этажа, пока мне не надоело прятаться от входящих и выходящих людей. Тогда я вышла на улицу и поняла, как же здесь холодно. И тревожно. Тревога шла от влажных деревьев, от пахнущей гнилью лавочки, от перепревшей листвы, от трещавшего фонаря, от скрипящей подъездной двери и пищащего домофона.
Когда дверь открывалась, мне очень хотелось вбежать в желтый уют подъезда, погреть руки о батарею, дать глазам насладиться цветом, которого в осенних сумерках осталось немного.
Но я упрямо сжимала губы и продолжала сидеть на лавочке. Рано или поздно Макс должен вернуться домой. Не ночевать же ему на улице? Все нормальные люди вечером приходят домой.
Мы все читали вампирские романы, мы все знаем, что даже вампирский роман с алиэкспресса не может обойтись без Загадочных Животных. Да, это не дети ночи графа нашего Дракулы, это всего лишь какие-то псины.
Собака внимательно следила за мной, словно решая, съесть меня сейчас или оставить на потом. Здоровенная. Если положит лапы на плечи, то будет на голову выше.
Я шевельнулась. Собака зарычала.
– Шла бы ты… – прошептала я, понимая, что это не сон, что собака действительно примеряется отведать, какая я на вкус.
Собака зевнула, демонстрируя белоснежные зубы. Глаза ее блеснули неприятной чернотой. Где-то я уже видела такие же темные глаза…
– Кыш отсюда! – растерянно махнула я перевязанной рукой. И как в дурном сне собака повела носом следом за моим движением. – Чего привязалась?
В горле мгновенно пересохло. Надо было бежать, однако ноги не слушались.
Собака зарычала, а потом громко залаяла. Ей отозвалось еще несколько собачьих голосов. И вот из темноты огромными прыжками вылетели две здоровенные псины.
Собака скакнула в сторону, освобождая мне дорогу к отступлению. Я пулей пронеслась через двор.
За спиной поднялся лай. Черная собака рычала, не давая двум прибежавшим приблизиться. Неужели они сейчас подерутся?
Машу колбасит в пространстве, Макса тоже.
На нетвердых ногах я поднялась на один пролет, припала горячим лбом к оконному стеклу.
Наверное, от всех переживаний у меня что-то случилось со зрением. Того, что я увидела, не могло быть.
На улице на небольшом пятачке между машинами стояли люди. Человек десять. В шахматном порядке. И не шевелились. Их неподвижные темные фигуры казались статуями. И все они смотрели на дом. Вернее на окно, около которого я стояла.
Жуткое зрелище! От одного его вида у меня дико заболела голова. Захотелось поскорее попасть домой, закрыться в своей комнате, закопаться в одеяло и никогда в жизни никуда не ходить. Но была и еще какая-то сила, тянущая меня на улицу, к тем самым людям. Я почему-то была убеждена, что стоят они там из-за меня. Ждут. И я должна выйти к ним.
Пальцы коснулись ледяного металла двери, и я пришла в себя.
Я успела спуститься вниз? Когда?
Запищал, отключаясь, замок. С улицы в приоткрытую дверь дохнуло холодом и тревогой.
– Маша?
От неожиданности я потянула на себя дверь, закрывая ее.
– Максим!
Он стоял на ступеньках. Спускается? Откуда?
– Макс! – одним прыжком я перемахнула несколько ступенек. Хотелось кинуться ему на шею, но он вдруг попятился, возвращая между нами дистанцию в лестничный пролет.
– Как рука? – Макс выглядел настороженным. Казалось, он к чему-то прислушивался.
– Ты давно здесь? Я ждала тебя на улице!
Ничего не понимаю. Почему он идет сверху? Его мастерская на первом этаже!
– Я гулял, – взгляд Макса стал отрешенным. – Не ходи пока на улицу. Не надо. Там сейчас… не очень хорошо. И завтра тоже.
– Собаки! Ты видел? – Я машинально поднялась на несколько ступенек. Хотелось быть ближе к нему, хотелось уничтожить дистанцию между нами.
Я не поняла, как это произошло, но в следующее мгновение Макс уже стоял на другой площадке. Он не подпускал меня к себе близко!
У Макса есть отмазки, и Маша недостаточно профессиональна, чтобы их разбить
– Макс! – Я боялась, что он сейчас совсем пропадет. – Почему Синицын не помнит о вчерашней драке?
– Синицын? – Макс выглянул из-за перил.
Я остановилась. Если и он начнет все отрицать…
– Была драка. – Я стала медленно засучивать рукав куртки. – Меня еще порезали.
Макс кашлянул и снова исчез.
– Конечно! – Голос его звучал глухо, словно он уже добежал до двенадцатого этажа. – Неудачно получилось. Не помнят? Так бывает. Столько времени прошло.
– Сколько? – Я больше не могла идти и села прямо на грязную ступеньку.
– Наверное, они просто испугались. – Макс стоял где-то у меня над головой, но я уже не удивлялась. – Такое бывает. В экстремальных ситуациях человек теряет память.
У Маши происходит очередная крипипаста
Шагнула. И застыла на пороге.
В комнате кто-то побывал.
Распахнутая штора, открытая форточка, знакомая прохлада. Вроде бы все на месте, но что-то не так. Ощущение было настолько сильное, что я закрыла глаза и принюхалась. Еле уловимый сладковатый запах. Могло и показаться. В открытое окно от соседей налетают какие угодно запахи.
На следующий день мы узнаём, что Маша не безотцовщина, а ещё узнаём, что она уже мысленно родила Максу тысячу детей и купила в мысленный дом телевизор.
С отцом мне всегда хорошо. Выходные он проводил дома, порой полдня ходил в пижаме, завтракал всегда перед телевизором, а днем любил поспать. Я всегда удивлялась, почему мои родители вместе. Они такие разные, такие непохожие! Деловая активная мама и погруженный в себя папа. Но между ними даже ссор не было, и спят они до сих пор вместе, иногда о чем-то полночи шепчутся. Странно. Я свою семейную жизнь представляю по-другому. Вряд ли Максу понравится все выходные смотреть телевизор…
Но где-то там ходил Макс… Я не могла о нем не думать. Не вспоминать его глаза, его улыбку, его настороженный взгляд. К вечеру стало понятно, что я влюбилась. Влюбилась окончательно и бесповоротно. Мне уже не нужны были объяснения ни его непонятных исчезновений, ни фантастических бойцовских талантов. И даже перчатки на руках меня не удивляли. У каждого человека есть своя тайна.
В воскресенье утром я встала с мыслью о том, что много думать вредно.
Водка яд, пиво вредно, качаться тупо, думать тоже тупо
Маша приезжает на конюшню, в конюшне суета сует и кони в панике.
Покататься без приключений ей не удаётся.
Вердер истерично заржал, вскинул задними ногами, чуть не выбив меня из седла. Я невольно обернулась.
За нами мчались собаки. Большие, серые, они стелились по земле, распушив хвосты, легко нас догоняя. Треугольные морды, густая шерсть с белыми подпалинами. За секунду я успела заметить все, даже ледяную прорезь звериных глаз.
Что-то в последнее время вокруг меня много собак…
Страх заставил меня упасть на шею коню. Вердер замотал головой, с морды сорвались клочья пены. Если он сейчас споткнется…
– Хей! – заорала я в ошалевшие глаза лошади, впечатывая пятки в бока. Вердера и не надо было подгонять. Полным ходом он нес меня к гибели.
Конюшня… Кто-то напугал лошадей, так что в панике они начали кидаться друг на друга…
Ой, мамочки! Никакие это не собаки!
И тут как тут Макс.
Прямо перед собой я увидела широко распахнутые глаза и напряженное лицо Макса. Двумя руками он держал коня за трензельные кольца и пристально смотрел в глаза ошалевшего животного. Вердер храпел, дергался, собираясь повторить фокус с подъемом на дыбы, но смог только пригнуть голову, подчиняясь сильной руке.
Раздался звук, похожий на выстрел, – порвался стременной ремень, и я съехала на землю. Конь попытался отпрыгнуть от меня в сторону, но ему не дали это сделать.
Макс газлайтит Машу, но это две тысячи седьмой год диких готов, и таких слов ещё никто не знает.
– Где они? – Я вертелась на месте, не в силах сообразить, откуда мы сюда прискакали, откуда ждать опасности. – Ушли, да? Ушли?
– Кто? – Макс развернул Вердера так, чтобы видеть меня. Лицо его было одного цвета с белой шерстью лошади.
– Волки! Ты видел? Они за нами гнались!
Глаза Макса расширились, губы тронула улыбка.
– Не было никого.
Стремя выпало у меня из руки.
– Они были. – Деревья у меня перед глазами поплыли по кругу.
– Здесь кто-нибудь был? – Макс притянул к себе ошалело поводящего глазами коня, и тот замотал головой, стараясь отстраниться. – Он тоже никого не видел.
Или, возможно, мы в комедии, потому что представить этот диалог где-то ещё тяжело.
– Как ты здесь оказался? – Меня не интересовало его мнение о лошадях.
Макс долгую секунду смотрел на меня. Хотелось зажмуриться, но я упрямо сжала губы и уперлась взглядом в его лицо. Он нахмурился, отвернулся первым, смущенно пробормотал:
– Давай я тебе совру, сказав, что следил за тобой.
– Что?
Он следил за мной? Позвонить по телефону не смог, а прибежать в лес смог? Что-то я запуталась.
– Тогда возьмем другую версию – я гулял.
Не улыбается. Спокоен, серьезен. Время от времени замирает, к чему-то прислушиваясь.
– Где гулял? – выкрикнула я и застыла.
Глаза Макса из темных становились светлыми. И это был не сужающийся зрачок. Они просто светлели. Я несколько раз моргнула, прогоняя наваждение. Посмотрела снова. Все было в порядке. Светлые глаза, легкая улыбка, расслабленное лицо. Макс терпеливо дождался, пока я проморгаюсь, и продолжил:
– Я так понимаю, мы в лесу. Или ты видишь что-то другое? Здесь и гулял.
Где был? Пиво пил!
Она оглянулась посмотреть, не оглянулся ли он
Конь с места пошел галопом. Мое тело возмущенно застонало – все ушибы и натертости тут же дали о себе знать. Но я сжала зубы и уставилась на ускользающую дорогу, не позволяя себе обернуться. Потому что Макс наверняка смотрел мне вслед.
Однако, уходя на поворот, я ничего не смогла с собой сделать – и бросила-таки быстрый взгляд назад.
На тропинке никого не было. Никто мне вслед не смотрел.
Макс проявляет чудеса телепортации
Перед конюшней я опомнилась и стала вытирать лицо. Еще не хватало появиться перед девчонками в зареванном виде. К тому же я сама себе не могла объяснить, почему плачу.
Вердер всхрапнул, останавливаясь, напрягся, готовый в любую секунду устроить очередной концерт.
А рядом с конюшней стоял Макс, опершись о капот черной иномарки, и с улыбкой наблюдал за нами. Наверное, у меня было очень растерянное лицо, потому что с каждой секундой его улыбка становилась все шире.
– Как… – начала я, не в силах прийти в себя. Не сказать, чтобы мы с Вердером отъехали на очень большое расстояние, но Макс не мог пешком преодолеть его так быстро. – Почему…
Макс оттолкнулся от машины и пошел ко мне.
– Я хотел убедиться, что ты доедешь целой и невредимой.
– Как ты это делаешь? Как ты смог так быстро прийти из леса?
Да что за чертовщина такая вокруг творится!
Макс взял Вердера за повод, похлопал по шее.
– Я бежал. – Кажется, ответ был подготовлен заранее.
А Маша - чудеса дедукции
И тут я все поняла.
Он местный! Знает все тайные тропки, по которым можно быстрее лошади добраться до нужного места.
– У вас здесь дача?
– Дача? – Он снова с тревогой глянул вокруг. – Нет. Я пришел… приехал.
Действительно, какая дача, если они только-только переехали!
Пикап-мастер:
Вечность барахталась в его светлых глазах. Я стояла не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Лошадей будет немножко больше, – он сделал приглашающий жест в сторону машины. – Но зато на дыбы не встанут.
В моей голове случилось маленькое землетрясение. Он приехал сюда на машине, чтобы погулять по лесу, спасти меня и отвезти домой? Нет, не так. Он оказался здесь, чтобы… Дальше все повторялось. Зачем он сюда приехал? Если хотел поговорить со мной, то можно было вчера всего-навсего подняться на двенадцатый этаж. Если он не ко мне, то зачем…
Герои едут на машине, нарушают, встречают гайца. "Зая, я сбила мента" не происходит, происходит очередная фантастика.
Макс похлопал себя по бокам.
– Что бы такое… – начал он, доставая из внутреннего кармана куртки шоколадку. – Тебе вез, – пробормотал он, передавая плитку. – Вот, это подойдет.
Перед моими глазами мелькнуло что-то белое. Опустилось стекло. Милиционер невнятно пробормотал приветствие и протянул руку за документами. Я же не могла оторвать взгляда от лица Макса. Он как будто стал старше, в уголках глаз появились морщинки, брови нахмурились.
– Нарушаем, Максим Игоревич, – довольно гудел милиционер, вертя перед собой вдвое сложенный белый лист бумаги. – Куда торопимся? Жизнь не дорога? Спешите ее сократить? – Он поднял голову и посмотрел прямо на меня.
От удивления я открыла рот. На бумажке в руках милиционера не было написано ни слова.
– А-а-а… – обернулась я к Максу. Он ошибся, дал что-то не то! Неужели никто не видит, что лист пустой?
Макс предостерегающе шевельнулся, продолжая внимательно смотреть на постового.
– Мы больше не будем, – произнес он так, словно его застали за воровством конфет из вазочки перед обедом.
Верни психобумагу на место, упырь.
Маша всё-таки добивает Макса и получает хоть один ответ в этом блядском цирке загадок.
– Как ты это делаешь? – Я боролась с сильнейшим желанием коснуться его лица.
– Обыкновенное внушение, – недовольно пробормотал Макс. – Милиционеры и учителя лучше всего поддаются гипнозу.
– Ты аферист, да? – Истина оказалась банальной. – Ты обманываешь людей?
Я говорила, а сама не верила своим словам. Нет, нет, этого не может быть. Он слишком хорош, чтобы оказаться простым бандитом.
– Окружающий мир не всегда такой, каким кажется. – Макс не шевелился, не пытался меня удержать. Оно и верно – на скорости, которую он опять развил, выйти было бы проблематично. – Человек сам обманывает себя, даже не надо прикладывать никаких усилий.
– Значит, мне все только кажется? – Я обвела взглядом салон машины. – И милиционер мне тоже показался?
– На тебя никакой гипноз не действует, – буркнул Макс, гораздо внимательней, чем раньше, глядя на дорогу.
ДРАМА
– Давай, я не буду сейчас все объяснять. – Макс явно избегал смотреть на меня. – Я не могу быть с тобой… постоянно. И это не из-за тебя. Поверь, я многое видел, и ты… ты что-то особенное. Только все равно не надо лишний раз подвергать себя опасности.
Я боялась дышать. Сейчас он скажет, что любит. Сейчас… сейчас…
Не сказал. Раздраженно поджал губы, потянулся к ключу, торчащему в замке зажигания.
– Я довезу тебя до дома. – Мотор заурчал, машина нехотя сдвинулась с места. – А ты пока расскажи, что такого в этой конюшне, раз ты сюда ездишь.
И все? Он меня не любит? Готов остановить взбесившегося коня, но не любит?
Слезы бросились мне в глаза, но я зажмурилась, не давая им покатиться по щекам.
Люди хуи на блюде
– Обычно люди интересуются другим – как заработать деньги, как их удачно потратить. Все предсказуемо. А с тобой… – Макс замялся, – с тобой интересно.
Мне снова пришлось дышать, как паровоз. Что мне его комплименты, если все кончено?!
Макс требует от Маши не лезть в лес, частные драки и вообще сидеть тихо.
– Ты же нормальный человек! – воскликнул он. – Как ты могла так поступить? Бросаться в драку, заранее зная, что проиграешь, – это самоубийство!
– Никогда ничего заранее не известно. – Ноги дрогнули, готовые отказать мне, но я заставила их сделать шаг к подъезду. – А ты был один.
– Дай мне слово никогда так больше не поступать. – Его просьба ударила мне в спину. – Дай мне слово не пренебрегать чувством опасности. Дай мне слово не искать встречи со мной.
– Я буду делать то, что захочу! – Ответ дался мне с большим трудом. Горло пересохло. Я умирала.
– Пообещай! – потребовал Макс. – Пообещай никогда не помогать мне. Что бы ты ни чувствовала, какие бы фантазии тебе ни приходили, ты не совершишь ничего подобного!
Я хотела уйти, но он пристально смотрел на меня, требуя немедленно принять решение.
– И больше слушай себя! – В его голосе звенела сталь. – Если тебе страшно, иди домой. Иди, не оглядываясь и нигде не задерживаясь.
Вообще-то мог бы и поблагодарить, все-таки я ему тогда помогла. А он ругается. Ругается, словно я помешала ему в чем-то.
Домой, скорее домой…
– А знаешь, – повернулась я. – Ты тогда тоже больше меня не спасай. Как-нибудь без твоей помощи обойдусь!
Конечно же, гордая страдалица страдает.
Но стоило мне зажмуриться, как я снова видела его глаза, улыбку, лицо. Меня тут же потянуло сбежать вниз, чтобы попросить прощения и сказать, чтобы он никогда-никогда больше не исчезал. Что я пообещаю все, что угодно, лишь бы он остался. Ведь он был, был рядом, я смотрела на него, слышала его…
Я подтянула к себе сумку, вытряхнула содержимое на пол. Первой выпала шоколадка, упаковка лопнула, коричневые кусочки разлетелись по ковру. Слезы брызнули из глаз. Истерика скрутила, заставила согнуться, упасть на колени.
Все пропало, все! Я с трудом доползла до кровати, подмяла под себя подушку.
Помогите мне! Кто-нибудь! Помогите!
Но, к счастью, прежде чем у нас тоже начнется истерика от градуса драмы, возвращается дом-2. Не думала, что скажу это, но СПАСИБО.
После вчерашнего родео мышцы ног сильно болели, на копчике был приличный синяк, левая лодыжка стерта, и как я ни старалась до конца выпрямиться, у меня не получалось.
Могучая троица топтала остатки травы вокруг куста.
– Чего-то ты идешь как-то странно, – не преминула заметить глазастая Стешка. – В машине просквозило?
Я остановилась. Кто бы мог подумать, что нас вчера видели. Двор казался пустым!
– В электричке, – огрызнулась я, собираясь пройти мимо.
– Хороша электричка в двести лошадей! – Стешка схватила меня за куртку.
– А ты уже и техпаспорт успела посмотреть? – Я рубанула по Стешкиной руке. Не люблю, когда меня хватают.
– Не каждый день у нас всякую шушеру возят на машинах, – окатила меня Малинина тонной презрения. – Непонятно только, с чего тебе такое счастье привалило?
Я горько усмехнулась. Счастье… Я могла с кем угодно поделиться таким счастьем! Зачерпывать его ведрами, раздавать вагонами. Но говорить об этом, конечно же, не стала.
– А тебе, значит, моя удача глаза застит? – Мне было плевать, что думает вся могучая троица, вместе взятая. Мне было на всех плевать.
– Смотри, какая смелая стала! – Малинина сделала шаг вперед, но я не шевельнулась: пускай только подойдет, я для себя никаких кодексов чести не загадывала. – Не переживай, он скоро тебя бросит. Кому нужна такая замухрышка!
Школьными гопоразборками без упырей было бы краше - 2
Маша, Стеша, ебитес - 2
Лера и её кладбищенский авторитет наблюдательнее Маши:
Обведенные черным карандашом Леркины глаза были красными от постоянных ночных бдений. Готы обитатели темноты, почитатели потустороннего. Им после полуночи не пробежаться по улице – все равно что наркоману отказать в дозе. Однако утренний выход в школу никто не отменял. Поначалу с непривычки Маркелова засыпала на уроках, а сейчас уже привыкла, только реакция у нее стала заторможенной. Она могла по нескольку раз переспрашивать и забывала то, что ей только что говорили, стала невероятно рассеянной.
– Макс! Ну, тот парень, что в нашем доме живет. Он откуда-то появился в лесу и остановил коня.
Что это со мной? Зачем я это рассказываю?
– Макс? – Шепот Маркеловой показался мне странным. – Дракон считает, что твой Макс не человек.
А вы помните телепередачи про страшных готов? Сейчас вспомните!
– Он не гот!
Хоть Макс и просил не защищать его, не сделать этого сейчас я не могла, иначе Леркина компания потащит его на кладбище. Еще того хуже – примет в братство вампиров.
Про то самое братство от Лерки не слышал только глухой. Они жгут по ночам костры, ходят с волчьими хвостами на поясах, красят ногти в черный цвет, самые радикальные подпиливают клыки, чтобы выглядеть устрашающе, носят красные линзы. На такого человека посмотришь, потом неделю спать не будешь. Маркелова утверждала, что на свои сборища они приносят настоящий человеческий череп, выкопанный из могилы.
Глава начинается с того, что бедный Паша опять пытается быть нормальным человеком. Паша, беги. Беги в спортивное аниме.
– Ты как будто бы изменилась. Странная стала.
Колосов волновался, а я равнодушно вертела в руках саблю. Даже тренировки не приводили меня в нормальное состояние, я проигрывала бой за боем. Кажется, меня собрались снимать с будущих соревнований. Мне было все равно.
Колосов заглядывал мне в глаза, пытался развеселить. А мне нужен был только Макс. Он один способен меня успокоить.
Я завыла от тоски, но очередной музыкальный пассаж скрыл звериные звуки от окружающих.
Здравствуйте, это квартира 15, у меня нет собаки, это я вою.
Страдающее дитя страдает, но меньше, потому что её развлекает вампир.
Я несколько дней не слышала Маринки, поэтому от внезапного приветствия вздрогнула. Девочка снова сидела в окне и задорно улыбалась. Из пледа виднелась ее бледная мордашка.
– Привет, Маринка! – махнула я ей рукой. – Как твои дела?
Маринкина улыбка вполне заменяла хорошую порцию солнца – такая она была добрая.
– Я болела, – сообщила мне Маринка. – А потом пришел Максим, и все прошло.
– Куда пришел? – не поняла я.
– Сюда. – Маринка кивнула себе за спину, где, видимо, стояла ее кровать. – Он сказал, что все будет хорошо, и взял меня за руку.
Маша наконец-то начинает что-то выяснять
– Да пребудет с нами ночь и тьма! – стрельнула на меня красными глазами Лерка. Кажется, она сегодня в ударе. – Главное, день пережить, а там наступит наше время!
– Возьми меня с собой, а? Я хочу поговорить с Драконом.
Маркелова вдруг стала серьезной и как-то подозрительно посмотрела на меня. Вообще-то она была страшно обидчива, но обижалась обычно на собственные мысли, а не когда ее кто-то целенаправленно пытался задеть. Вот и сейчас в моих вопросах она усмотрела нечто, и глаза ее нехорошо заблестели.
– Зачем?
– Он что-то там насчитал про Макса. Я хочу узнать.
Ночью? На кладбище? Поговорить про мужика? Конечно, приду.
Крайний дом загораживал от меня кладбище, но вот и он отступил. Из-за голых ветвей деревьев темной громадой выросла Покровская церковь.
Около детской площадки, той, что вплотную примыкает к кладбищенской ограде, моя решимость начала постепенно улетучиваться. Что ни говори, а кладбище – это кладбище и покойники – это покойники. Мне всегда казалось, что лишний раз тревожить их не стоит. А то кто знает – может, они и спокойно у себя там в гробах лежат, а может, выходит какой погулять, свежим воздухом подышать, зазевавшегося посетителя к себе под землю утащить…
Я пока жив был, тоже боялся
Кладбищенский авторитет проводит пятиминутку астрологии
– Так, так, так… – Люди расступились, и вперед вышел невысокий парень в короткой черной куртке. Длинные черные волосы собраны в хвост, со щеки на шею сбегает рисунок дракона. – Как символично: мышь приводит человека из царства живых в царство мертвых.
– Это крыса, – поправила его я. Было неловко. Люди смотрели на меня и улыбались. – Я к Маркеловой.
– Она говорила. – Дракон заметно потешался.
Я прижала к себе Лариску. С ней как-то было спокойней.
– Ты хочешь узнать о пророчестве?
– Да!
– Он появился здесь на тринадцатый день новолуния, на восход Марса. В таком сочетании приходят непростые люди.
И пятиминутку алармизма.
– Есть специальные книги. «Когда ОН придет, начнутся глобальные катастрофы, – забормотал он, поднеся близко к глазам вынутую из кармана книжку. Вокруг было темно, читать ему было неудобно. – Начнется таяние льдов. Под водой окажутся Лондон, Вашингтон, Санкт-Петербург, Рим, Париж. Вслед за Арктикой лед растает в Гренландии и Антарктиде. На дно Тихого океана опустятся Сан-Франциско и Лос-Анджелес. Амазонка смоет Рио-де-Жанейро, а река Парана затопит Буэнос-Айрес. В Австралии на дно уйдут Сидней и Мельбурн, в Южной Африке Кейптаун и Дурбан. Всемирный потоп полностью уничтожит Голландию и Израиль».
Макс, ты глобальное потепление?
Просто так с кладбища не уходит никто.
Внезапно передо мной появился человек. Крупный здоровяк. Он выступил из темноты и посмотрел на меня совершенно черными глазами.
Моя душа давно мчалась по кустам прочь, а ноги словно приросли к месту.
Человек сделал еще один шаг вперед.
Ужас схватил меня за плечи и дернул вниз. Я повалилась на что-то жесткое. Но тут кто-то сильный взял меня за талию, и я взлетела в воздух. Человек растворился в темноте.
– Подожди здесь!
Над собой я увидела бледное лицо Макса. Он опустил меня на землю, придавил сверху руками, видимо, опасаясь, что я могу вырваться. Но тут же отскочил в сторону, поднял палку и стал чертить вокруг меня линию.
– Не шевелись! – хрипло проговорил он, прыгая в темноту.
Оттуда раздался вой. Ветер взметнул опавшие листья. Я ожидала почувствовать его порыв на своем лице, но до меня даже дуновения не долетело. Ветер не проходил сквозь невидимую преграду.
Вдруг вокруг меня появились люди. Их было человек пять. Немые темные фигуры.
– Макс! – взвизгнула я, и мой крик испуганной птицей метнулся среди голых деревьев.
Он уже был рядом.
– Зачем ты пришла на кладбище? – Каждое слово его было полно злобы. – Ты же знаешь, что приходить сюда нельзя!
– Тебя искала. – Это была чистая правда. Я пришла сюда за Максом.
От ярости Макс взвыл.
– Ты обещала не соваться в опасные места!
– Ничего ведь не произошло, – жалобно пролепетала я. Или все-таки что-то случилось?
– Не произошло? – Он страшно захохотал. И мне захотелось превратиться в дымок, чтобы улететь отсюда подальше. – Ну почему ты все время лезешь туда, куда нельзя ходить?
Он всё время то воет, то хохочет, можно ему валерьяночки?
Макс распугивает всех на кладбище, Маша падает в обморок, глава милосердно заканчивается.
Лирическое утро
Я шагнула к лифтам, и Макс поднялся мне навстречу. Он выглядел так буднично – джинсовка, перчатки, плеер в ушах. Увидев меня, улыбнулся, в глазах появилась нежность.
– Привет, Маша!
– Привет!
Как назло, я не помнила, как мы вчера расстались. Успела ли я брякнуть какую-нибудь глупость или все обошлось мирно? А вдруг мы целовались? Сердце испуганно сжалось, а потом быстро-быстро забилось. Нет, до поцелуев дело не дошло. Такое не забылось бы.
– Я зашел узнать, как ты… – Он сделал приглашающий жест рукой, пропуская меня к лифтам.
– Нормально. – Улыбка бежала у меня по губам, и я не собиралась ее скрывать. Я была очень рада видеть Макса. – А что? Я вчера успела что-то натворить?
– Наоборот! Ты была великолепна! У тебя были такие глаза… – Он поднял руку к лицу, пытаясь подобрать слово, и я поняла, что он имеет в виду мою боевую раскраску готов.
У них уже телепатическая выделенка
– Как ты вчера оказался там? – прошептала я.
Нехорошее предчувствие билось внутри, но железная клетка забвения прочно держала двери на запоре. Чтобы скрыть свое смятение, я протянула руку к кнопке вызова лифта.
– Ты меня позвала. – Макс встал за моей спиной. Я не увидела, скорее почувствовала – он там. Сразу стало спокойно.
– Я позвала? – И уже завершая вопрос, к своему стыду, вспомнила. Звала. Точно звала. Только не вслух, а мысленно.
Немного дружбы и простых школьных мечтаний
Мимо могучей троицы я проплыла, как во сне. Я была настолько счастлива, что заранее прощала им все – косые взгляды, злые усмешки, колкие замечания.
Сейчас они были похожи на трех обиженных гадюк, которых вынули из болота и пересадили в банку. Шипят, кидаются, а укусить через стекло не могут. Стешка что-то фыркнула в мою сторону, но я только расхохоталась.
– Он вернулся, да? Вернулся? – Репина прошла со мной несколько шагов. – Малинина говорит, что убьет тебя.
– Не дотянется! – Я дружелюбно похлопала Гальку по плечу.
Боже мой, как же я люблю этот мир!
Первый урок пролетел незаметно. Мыслями я уже шла с Максом по городу. Интересных мест у нас не так много, но если раньше он в городе не был, то мне будет что показать ему. Парк, пруд с утками, старый заброшенный дом с круглым окошком под треугольной крышей, овраг, где летом оглушительно квакают лягушки. Можно пройтись по «Бродвею», чтобы все нас видели! Чтобы смотрели и завидовали!
Вот вроде и хочется почти всех героев утопить нахер, а потом вылезает что-то человеческое - овраг ему покажу, предел мечтаний! - и уже всех хочется унести в спортивное аниме, чтоб без херни всей этой.
В кои-то веки в этой истории хоть кто-то о чем-то помнит
– Что там за вампиры?
На секунду мне показалось, что в классе стало темно, руки вспомнили холод железных прутьев кладбищенской ограды. И было еще что-то страшное, но что именно, моя голова вспоминать отказывалась.
– Какие вампиры?
– Ты чего, Мишлен, с дуба рухнула? – Пашка придвинулся ко мне ближе. – Вся школа гудит: готов на кладбище вчера разогнали. Народ говорит, что они кого-то там вызывали, и он пришел. Вроде как демон.
И хрен с ними, демонами, произошло действительно страшное.
– Со мной? Со мной все в порядке! А что может быть? Ничего не может быть, – испуганно затараторила Лера. Потом схватила меня за руку. – Видишь, теплая. Значит, живая! И все хорошо! Все просто замечательно! А Лариска сбежала. Была и сбежала.
Но и про демонов не забываем
И тут Лерка сделала странное. Она вцепилась в меня, чуть не заехав лбом в лицо – так стремительно и близко ко мне склонилась.
– Ты видела? Да? Видела? Это был он. Он пришел! Дракон хвастался, что они братья, а он его как пушинку. Сквозь костер прошел… Собаку пополам… Руку протянул, а она у него бесконечная. И лицо… Нет, не лицо – одни глаза. На меня смотрит и зовет. А все бегут. Дракон говорил, что смерть – это благо. А сам первый… – Лерка всхлипнула и снова вскинула на меня свои перепуганные глаза. – А никто не верит. Все молчат. Но я видела: он ко мне подошел, прямо по воздуху. Теперь он меня убьет, да? Убьет? – Выступившие на глазах Маркеловой слезы высохли, она посмотрела на меня серьезно, на губах появилась сумасшедшая улыбка. – Да что я спрашиваю? Ты же видела. Он же тебя за собой привел!
Нас продолжают пытаться заставить полюбить Макса, смотрите, он возится со страдающим дитём. И если бы это не выглядело, как дележка мужика, могло бы сработать.
Бабушки из двора снова исчезли, хотя день сегодня был хороший, сиди себе на лавочке, радуйся жизни. Одна Маринка сияла ярче стоваттной лампочки.
– Здравствуй! – Девочка уже не сидела, стояла. Явный прогресс.
– Привет! – С Маринкой мы могли соревноваться по ширине улыбки. – Что нового?
– А Максим мне игрушку подарил. – Рядом с Маринкой на подоконнике сидел серый мохнатый плюшевый щенок.
– Здорово! – Я протянула руку. Мне хотелось коснуться той вещи, что была в руках у Макса. Увидеть игрушку его глазами. – Когда на улицу выйдешь?
– Максим сказал, что скоро. – Маринка ревниво отодвинула от меня щенка. – А еще он сказал, что из следующей поездки привезет мне лекарство.
Свидание!
Я сделала несколько кругов вокруг дома, пытаясь привести свои чувства в порядок. Но мои мысли, как мальки в воде, прыскали в разные стороны при малейшей попытке их собрать.
Я подумывала сделать еще парочку кругов, когда за углом дома столкнулась с темным изваянием.
– Здравствуй, Маша!
Макс улыбался. Он стоял совсем близко и улыбался. Спокойное красивое лицо, прищуренные глаза. Я бы что угодно отдала, чтобы растянуть это мгновение на подольше!
– Будем здесь стоять или куда-нибудь пойдем? – Макс словно прочитал мои мысли.
– Наверное, пойдем. – Да что он спрашивает? С ним я пойду куда угодно! – А как ты узнал, что я здесь? Ведь еще нет семи.
– Несложно было догадаться, что ты выйдешь раньше. Пойдем?
Разлучница!
Девушка появилась из темноты бесшумно. Вот только что ее не было – а вот она уже стоит рядом, улыбается тонкими губами. На мгновение я залюбовалась ее невероятной красотой. Бледная кожа словно светилась изнутри, глаза с искренним любопытством смотрели на меня.
– Привет, Катрин! – Макс шагнул вперед, следя, чтобы я оставалась у него за спиной. Да мне и самой хотелось спрятаться. Слишком хорошо я помнила ту пощечину, которую девушка отвесила Максу однажды.
– Познакомишь нас? – Катрин скользнула в сторону, пытаясь лучше меня рассмотреть, но Макс незаметным движением снова прикрыл меня своим плечом.
– Конечно!
Я слышала его бархатный голос, но, к сожалению, не могла видеть лица, а так хотелось.
– Это Маша. – Он чуть отстранился, показывая меня собеседнице.
– Какая милая! – Катрин лучилась доброжелательностью. Сейчас в ней не было и следа ярости. Глядя на ее сияющее лицо, даже представить нельзя было, что оно может полыхать ненавистью. – Здравствуй, Маша. Я – Катрин.
Разлучница намекает, намекает... а в общем-то и пох.
Девушка обиженно сложила губки, но потом снова улыбнулась.
– А она, я вижу, ни о чем не знает.
От взгляда красавицы мне захотелось провалиться сквозь землю. Но я только ткнулась своему спутнику в плечо и засопела.
– Знает. – Слова Макса падали на асфальт железом. – Она отлично все знает!
– Главное, что она знает.
И вновь люди хуи на блюде, а Макс мамкин ценник папкин мизантроп
– Потому что драка проходит не по правилам, а ты привыкла к определенному канону. Ты заранее находишься в невыгодной позиции. – Макс скользнул мимо. – Только в кино противники перед боем отдают друг другу честь взмахом клинка, а в жизни подобного быть не может.
– А что может? – От волнения голос у меня стал хриплым.
– В жизни люди просто убивают друг друга, – пробормотал Макс, глядя себе под ноги. – Без всяких светских сантиментов.
Ты волшебник, Гарри.
– Что я должна знать? – Мы уже давно никуда не шли, а стояли на месте, и я физически чувствовала, как темнота касается меня.
– Маша! Такое качество – умение слышать и видеть не только то, что произносится и показывается, – редко встречается у людей. Ты умеешь чувствовать другой мир, мир более совершенный. Таких, как ты, называют Смотрителями. То, что тебя окружает, только оболочка, внешнее проявление более сложных структур. Ты права, темнота вокруг тебя не пуста. Она живет, она дышит. Все то, что вы называете темной стороной жизни, – здесь, рядом. При свете дня человек настолько увлечен внешней действительностью, что не замечает ничего другого. Ночью темный мир проступает сильнее. Но люди научились убивать темноту – постоянный свет ослепит кого угодно. Города уничтожили ночь, в них светло всегда. А ты видишь и без света. Закрой глаза! Почувствуй!
Они опять мегапафосно ругаются
– Маша! Ты потом поймешь: я – твоя гибель.
– Это все? – Я пыталась вырвать руку, но он даже не шелохнулся. – Ты именно для этого позвал меня гулять? Пусти! – заорала я, всем телом повисая на Максе.
Хватка неожиданно ослабла, я выдернула руку, стащив с него перчатку. Белая рука взлетела вверх. Я в ужасе смотрела на его кисть. За всей своей борьбой мы добрались до первого фонаря, так что рассмотреть я успела многое. Хотя бояться там было вроде нечего: тонкая бледная кисть с синеватыми ногтями.
Я всхлипнула. И тут же одернула себя: не смей плакать! Не смей! Этого только не хватает!
– Маша, поверь, так будет лучше. Я очень хочу быть вместе с тобой. Я не знаю, как это назвать, но меня к тебе тянет. Это как роковое влечение. И я боюсь, что с тобой случится нечто страшное, а я не успею прийти вовремя. Там, в лесу, конь не просто так испугался. Все было специально подстроено так, чтобы ты упала. Чтобы конь затоптал тебя насмерть. А тогда во дворе? Помнишь собаку? Я еще просил тебя не выходить на улицу. Тебя на улице ждала смерть! Я никогда не прощу себе, если с тобой что-то случится. Ты самое удивительное, самое прекрасное существо, что я когда-либо встречал! И ты не должна собой рисковать. И все же повторяю: ты не должна искать встречи со мной.
Он шел ко мне. Шел как рок. Как неизбежность. Шел как ураган, сбивающий с ног.
И Маша убегает.
Это было невыносимо скучно, и чтец признаёт, что не смог сделать эту историю веселее. Единственное, что её спасало - это вставки школьного Дома-2.
Спасибо, что были с нами на этом утомительном пути.
Спасибо, чтец. Как же это плохо написано, такого дилетантского стиля я давно не видел.
В доме творится что-то странное, и мы понимаем, что с этими упырями нам не по пути. Они едят котов!
Очень непродуманный ход со стороны автора...
И все? Он меня не любит? Готов остановить взбесившегося коня, но не любит?
Слезы бросились мне в глаза, но я зажмурилась, не давая им покатиться по щекам.
Все эти попытки автора нагнать подростковой драмы отдают таким fellow kids
Макс, ты глобальное потепление?
БЛЯ Спасибо, чтец, теперь я хочу экоосознанный соларпанк-ЯЭ, где лавинтерестом будет human!Глобальное Потепление...
Он всё время то воет, то хохочет, можно ему валерьяночки?
Удваиваю. Вообще этот Макс какой-то пипец стремный, орет на ГГ по поводу и без повода. Как в такого вообще можно влюбиться?
Страницы 1
Основано на FluxBB, с модификациями Visman
Доработано специально для Холиварофорума